Труп женщины. Полосатое платье. Полуспущенные чулки на ногах. Седые, собранные в хвост волосы. Странная одежда, странное положение тела. Было во всем этом что-то… Фальшивое. Театральное.
На втором этаже снова послышался шум. Шаги.
Когда Анатолий нашел в себе силы оторвать взгляд от тела, его ждал новый сюрприз. Еще один труп. Мужчина. Он сидел у стены, свесив голову на грудь. Старомодный костюм, странного вида ботинки с тупыми носами.
И снова Томский почувствовал некую фальшь. Он осторожно приблизился к мужчине, сел на корточки и посветил фонарем в лицо мертвецу.
– Твою мать…
Это был манекен. Не больше и не меньше. Анатолий вернулся к женскому телу и осторожно его перевернул. Тоже манекен. Очень реалистичный, но все-таки манекен. Искусно выполненная рана на голове. Слипшиеся от крови волосы, демонстрирующие последствия удара топором. Сведенное гримасой ужаса лицо.
Томский встал, провел лучом фонаря по стенам и, наконец, обнаружил то, что все объясняло. Хорошо сохранившиеся серые буквы на стене. «Музей истории МУРа».
Манекены были экспонатами музея. Оставалось разобраться с тем, что происходило на втором этаже. Там точно шумели не манекены.
По пути Томский сделал новые открытия. Лестницу перегораживал сорванный со стены стенд, на котором были закреплены гипсовые фрагменты человеческих лиц. Подбородки, носы, уши. На ступеньках в беспорядке валялись ржавые замки, отмычки и другие хитрые приспособления, явно имевшие прямое отношение к уголовному миру прошлого.
Первым, что Толик увидел на втором этаже, было чучело собаки. Взгляд стеклянных глаз овчарки, олицетворявшей кинологическую службу московской полиции, был грустным. Запутавшаяся в шерсти паутина придавала псу больной вид.
– Не грусти, Полкан… Выздоравливай.
Томский остановился в начале длинного коридора, стены которого были увешаны портретами. Некоторые выцвели настолько, что различить лица было невозможно. Те, что сохранились, укоризненно смотрели на пришельца, нарушившего их покой. Люди разного возраста, служившие в разное время в московском УГРО. Их фотографии пережили не только их самих, но и Катаклизм. Можно сказать, победили время…
Анатолий решил ждать. На полу было слишком много мусора – любой его шаг будет сопровождаться шумом. Пусть тот, кто здесь ходит, выдаст себя первым, а уж потом…
Терпение Томского было вознаграждено уже через пару минут. В конце коридора мелькнула чья-то фигура – он успел различить серый комбинезон, блеск окуляров противогаза и… направленный на него ствол «калаша».
Толик упал на пол. Пули просвистели у него над головой и повалили чучело овчарки.
– Имейте в виду, живым вы меня, бляха-муха, не заполучите!
Стрелок в конце коридора не собирался прятаться. Наоборот, встал во весь рост, сорвал с себя противогаз и бросил его на пол.
– Ну же, твари! Подходи по одному! Хелтер Скелтер!
С этими словами он выстрелил. Пули впились в потолок, потому что мужчина выпустил очередь в падении.
Тишина. Только шум осыпающейся штукатурки. Анатолий поднял голову. Человек в конце коридора лежал неподвижно.
Хитрость? Уловка? Слишком прямолинейно. Скорее всего, парень на самом деле отключился. Томский встал, прижал приклад автомата к плечу и, целясь в лежащего на полу человека, двинулся вперед.
За спиной послышались шаги.
– Томский, что тут? Ты в порядке? Откуда внизу трупы?
– Это манекены, Юра. А лежащий там – человек.
– Ага. И чего он там разлегся? Нашел, елы-палы, время…
– Сейчас узнаем.
Толик остановился рядом со стрелком, ногой отшвырнул в сторону автомат с обшарпанным прикладом, наклонился над мужчиной. Тот на самом деле был ранен. Пули разорвали комбинезон на правом боку, а кровь пропитала клочья одежды.
Он был совсем молод. Почти подросток, на вид не больше двадцати лет. На подбородке даже не щетина, а светлый пушок. Бледная кожа; приятное, симпатичное лицо, на котором застыло страдальческое выражение. И волосы – русые, до плеч. Таких причесок в Метро не носили, стриглись коротко.
Томский наклонился еще ниже, чтобы осмотреть рану, но в этот момент парень открыл глаза и обеими руками вцепился Толику в горло.
– Я же сказал: живым вы меня не получите!
– Да успокойся же ты! – Анатолий оттолкнул раненого, освободился от захвата и уперся коленом ему в грудь. – Не нужен ты мне! Ни живой, ни мертвый!
– Так вы не с ними? Не с этими?
– Мы сами по себе! – ответил за Толика Корнилов. – Что тут произошло?
– Поросята. Свинья и кабанчик…
– Он заговаривается, – констатировал подошедший Громов. – Хлопец в шоке. Надо дать ему время прийти в себя. Уже светает. До наступления темноты останемся здесь, подлечим красавца.
– И ничего я не заговариваюсь, – парень встал, опираясь на подставленное Томским плечо. – Мы собираемся разводить свиней. Ну и пришли в Метро, чтобы купить… А они… Убили всех!
Он всхлипнул и вдруг разрыдался. Томский достал из рюкзака фляжку, отвинтил пробку и протянул парню.
– Пей!
Тот отхлебнул самогон, закашлялся. Толику стало жаль пацана – даже не научился как следует пить.
– Как тебя зовут?
– Леха. Кипяток.
– Какой кипяток? Чаю хочешь?
– Не-а. Кличка у меня такая. Говорят, взрывной я парень. Нервный. Поэтому и Кипяток.
– Взрывной, это точно, – усмехнулся Анатолий. – Еще немного, и пришил бы меня. Моего сына тоже Лехой звать. Ты, Кипяток, успокойся для начала, остынь. А мы все подумаем, чем тебе можно помочь.
Леха кивнул.
– Так вы точно не из этих? Ну, которые… В белых противогазах.
– Нет. Сказано же: мы сами по себе.
Леха еще раз приложился к фляжке и на этот раз не закашлялся.
– Хорошо. Верю тебе, э-э-э…
– Анатолий. Томский.
Следуя совету Данилы, группа расположилась в одном из кабинетов.
Юрий и Толик занялись раной Лехи. Когда тот снял костюм химзащиты и вязаный, весь в дырах свитер, под ним обнаружилась белая футболка, на которой едва различалось изображение бородатого мужика с гитарой и надпись «Гражданская оборона».
– Почему оборона? – не смог сдержать любопытства Томский.
– Панки когда-то организовали музыкальную группу, «Гражданская оборона», или просто – «ГрОб», – ответил Кипяток. – Ой! Больно!
– Терпи, казак, атаманом будешь.
Пока Юрий и Толик перевязывали Лехе рану, Носов и Громов соорудили костер. Огонь развели на обломке бетонной плиты, рухнувшей с потолка. Дровами послужили остатки громадного письменного стола.
Когда в котелке забулькал грибной чай, стало совсем уютно. Томский протянул Лехе кусок вяленой свинины.
– Ну, рассказывай все по порядку.
– Я из Троицка. Там у нас поселение. Община. Называется «Хелтер Скелтер»[3]. Нас человек триста. Женщины, мужчины, дети… Живем в подвалах. Питаемся… Ну, в основном грибами. Были консервы на продуктовом складе, но закончились. Собираемся разводить свиней. Меня и четырех парней отправили в Метро, чтобы купить…
Леха опять всхлипнул, но подавил рыдания и принялся яростно двигать челюстями, пережевывая мясо.
– Он говорит правду, – сообщил Вездеход, выглядывая в оконный проем. – Во дворе его поросята валяются…
– А с чего мне врать? Не украли мы их… Купили. Расплатились. Собирались к себе в Троицк возвращаться, а тут…
Из рассказа Лехи выходило, что группа численностью в пять человек была откомандирована в Москву для покупки свиней. Сделка прошла благополучно, а потом гости заметили, что за ними следят. Люди в черном почти не скрывались и следовали за троицкими по пятам. Те решили выйти на поверхность, чтобы оторваться от преследователей, но далеко уйти не удалось: люди в черных комбинезонах и белых противогазах настигли группу у здания МУРа и принялись методично расстреливать. Раненому Лехе удалось спастись, взобравшись по пожарной лестнице на второй этаж здания. Все его друзья погибли…
– С этим все ясно, – кивнул Томский. – Пей чай, Леха. Набирайся сил. Рана твоя не опасная: пуля скользнула по ребрам.
Вездеход поманил Толика пальцем, и когда тот подошел, прошептал:
– Работа Невидимых Наблюдателей… Белые противогазы – их отличительный знак. Вот почему Леха принял нас за них.
– Я уже догадался, Коля. Эти козлы не хотят, чтобы в Метро приходили посторонние. Троицких уничтожили потому, что никто не должен знать о поселениях людей за пределами МКАДа. Тайное правительство засекретило эту информацию. Ладно, пойдем послушаем про Троицк.
– А что мутанты? – продолжал говорить Леха, прихлебывая чай. – У нас с ними что-то вроде перемирия. Мы не трогаем их, они – нас. У каждого свое время. Они охотятся ночью, мы возделываем свои плантации днем…
– Грибы растите на поверхности?! – удивился Данила. – А как же солнечный свет, радиация?
– Не скажу, что фон полностью нормализовался, но в целом… Я в этом не очень-то хорошо разбираюсь, но наши ученые считают, что радиация влияет на урожай положительно. Воду мы очищаем. Построили для этого специальную станцию. С транспортом вот только плохо… Но и эту проблему скоро решим. Пару старых «Жигулей» уже удалось переделать под газогенераторные движки.
– Газогенераторные? – Корнилов пошевелил угли костра обломком доски. – На дровах, что ли, ездите?
– Ага. Мы эти тачки так и называем – газгены. Засада, правда, с запасными частями. Подходят для газгенов только детали от старых марок. Собирались кой-чего в Метро прикупить… Теперь – ни-ни. Больше в этот гадюшник не сунемся. Лучше уж по соседним городам искать что-то подходящее будем.
– А старший у вас есть? – поинтересовался Анатолий. – Или коллегиально управляете?
– Кол… Коллегиально? Это как?
– Все разом. Ну, общим собранием.
– Старший… Есть. Но он не командует, а советует. И всегда оказывается прав. Его зовут Сид. Это замечательный старик!
– Почему Сид?
– Он – панк. А еще у нас есть хиппи. Мы стараемся быть сами по себе. Ни во что не вмешиваемся. Пытаемся дружить со всеми. И с людьми, и с мутантами. Но, как видите, это получается не всегда…
Леха замолчал, помрачнел. Втянул в голову в плечи. Очевидно, вспомнил о погибших друзьях.
Томский задумчиво смотрел на огонь. Итак, жизнь за пределами МКАДа – не миф.
Все верно. Леха говорил о перемирии между людьми и мутантами. Так, наверное, и должно быть. Всю жизнь ему вбивали в голову мысль о том, что человечество доживает последние дни. Что на смену ему пришли новые, более приспособленные к постъядерной жизни существа. Что о сотрудничестве между людьми и мутантами не может быть и речи, настолько они разные.
И вот пацан из Троицка, который еще не разучился плакать, произнес слово, от которого все постулаты и железобетонные правила жизни в Метро рассыпались, как карточный домик. Перемирие. И пусть от этого слова за версту несет чем-то временным, оно все равно звучит как музыка. Перемирие, которое со временем может перерасти в обоюдовыгодное сотрудничество.
А он так увлекся своей борьбой с большевизмом, что упустил из виду главного врага, задание которого сейчас выполняет. Хорошенько же его обработали!
Томский так погрузился в свои мысли, что прочел четверостишие вслух. Все смотрели на Толика с удивлением. А он, немного смутившись, улыбнулся.
– Чего уставились? Николай Гумилев. Вот что, Леха. Если хочешь поквитаться за гибель друзей, можешь идти с нами.
Глава 6
Георгий Победоносец и Змей
Томский спустился на первый этаж и сразу почуял неладное. Что-то было не так. Точнее – чего-то не хватало. Исчезли манекены. Толик вышел на крыльцо, спустился на тротуар. Заглянул во двор. Манекены оказались там. Взявшись за руки, они водили хоровод вокруг постамента с бюстом, лишенным головы.
– Чушь собачья, – пробормотал Толик. – Сон…
И он действительно проснулся.
Костер потух. Красным светились подернутые золой угли. Громов, Леха Кипяток и Вездеход спали. Корнилова на месте не было. Толик подошел к окну. Всматриваясь в серый московский пейзаж, он строил планы на будущее.
Встреча с Лехой Кипятком изменила все. Они больше не нуждаются в услугах тайного правительства для того, чтобы выбраться из Метро – спасенный ими Кипяток приведет их в Троицк. Так стоит ли рисковать и идти в Кремль? Стоит. Невидимые Наблюдатели не отстанут от них, но теперь книга будет их козырем, гарантией. Правительство получит ее только тогда, когда он будет уверен в том, что с ними не расправятся так же, как с жителями Троицка. А может… Не получит вообще!
Юрий вернулся возбужденным.
– А это интересно, Толян! – воскликнул он. – Музей почти не тронут. Пылищи и паутины…
– Да тихо ты! Спят же…
– Ага. Пыли и паутины полно, но… Сколько здесь всякой хрени! Фотографии бандюганов, оружие и инструменты их… Сверла, отмычки. Клише фальшивомонетчиков. Я «маузер» нашел. Жаль, что для стрельбы непригоден. Убойная, я тебе скажу, штука. А еще наручники всякие… Даже кандалы. Ну и медалей-орденов разных полно… Хочешь, награжу тебя нагрудным знаком «Почетный сотрудник МУРа»?
– Ага. С закруткой на спине. Скоро стемнеет. Так берем Кипятка с собой?
– А че не взять? Пригодится. Пусть вон огнемет потаскает, а то у меня уже спина ноет.
– Он ранен, Юра.
– Да я пошутил…
– А чего это он там плел про панков и хиппи?
– Были такие движения. Видел картинку на футболке? Это – Егор Летов. Патриарх русского панк-движения. А Сид этот, думаю, себе прозвище взял в честь Сида Вишеса[5] из «Секс Пистолз». Тот тоже панком был, только в Англии. Для панков главное – независимость. Хиппи – тоже за свободу. И за мир. Пацифисты… «Занимайтесь любовью, а не воюйте» – так они говорили.
– А ты откуда про них знаешь?
– Жил до войны у нас во дворе один панк. Весь в коже ходил, с ирокезом. Нас, пацанов, вино пить учил. На гитаре тренькал. Всего пару аккордов умел, но… Знаешь, Толян… Дело тут в другом. Надрыв – вот что главное. И идея. Пусть на все сто утопическая, но идея!
– Выходит, анархисты тоже панки?
– Ну… В какой-то мере. Да.
– А этот Хер…
– Хелтер Скелтер, – рассмеялся Корнилов. – Песня битлов. Про аттракцион. Горки. Вверх-вниз. Опять вверх и снова вниз.
– Знаешь, Юра, а я, пожалуй, в Троицк переселюсь. Как ты сказал? Занимайтесь любовью, а не воюйте? Красиво!
– Там видно будет, кто и куда переселится. А пока… Оставим небо птеродактилям, а сами земными делами займемся. Кремль все-таки у нас на повестке дня.
– Ага. На повестке ночи. Пора собираться.
Когда Корнилов и Томский вернулись в кабинет, Вездехода там не было, Шестеры – тоже. Они появились через несколько минут.
– Я во дворе был. Там только туши свиней, – сообщил Носов. – От троицких если что и осталось, так только пятна крови. Те, кто их пострелял, трупы с собой унесли. И еще. Свиней не застрелили. Их разрубили. Пополам. Причем одним ударом. Саблей работали или…
– Катаной? – подхватил Толик. – Думаешь, здесь побывал твой дружок? Обворожительный Добровольский?
– Не знаю, – пожал плечами Носов. – Но допускаю такую возможность.
– Он просто нашел себе хорошую работу, – задумчиво произнес Томский. – Та у него работенка… Сдается мне, с этим парнем мы еще схлестнемся.
Сумерки превратились в полноценную темень сразу. Анатолий давно не бывал на поверхности, но сразу вспомнил, что именно так, без плавных переходов и серых полутонов, приходит московская постъядерная ночь со своими неизменными спутниками: мраком, ползущим из лабиринтов руин, тяжелыми облаками, упорно норовящими закрыть собой луну, и звуками… Всхлипами, стонами, клекотом, лаем и ревом.
Люди всегда видели во всем этом только одно – угрозу. А если посмотреть с другой стороны? Разве человеческий язык не кажется мутантам странным? Быть может, он тоже вызывает в них чувство тревоги. Желание защищаться…