– Салют, мусора, – поприветствовала нас капитан Карпова, которая уже несколько месяцев как стала мадам Боташева.
– И тебе не хворать, – ответил Паша, – ты когда родишь уже?
– Скоро, Павел, скоро, – утешила его Таня, усаживаясь возле моего стола, но обращаясь к Паше, – поухаживай за беременной женщиной, сделай мне кофе.
– Танька, не борзей, – улыбнулась я, – Павел Семенович теперь наш начальник.
– А, тогда извиняй, начальник, не знала, – широко улыбнулась Татьяна.
– Ты каким ветром? – спросила я у нее.
– Я принесла тебе показать свадебную книгу, только забрала, – горя глазами, сообщила мне Татьяна.
В марте месяце этого года после семи лет отношений, неудачного, слава Богу, покушения на Татьяну, известия о ее беременности, разорванной помолвки Рамазана, Татьяна Валентиновна Карпова и Рамазан Хусейнович Боташев вступили в законный брак.
Если бы меня спросили: какой я представляла себе свадьбу Тани, я бы ответила, не задумываясь: свадьба, напоминающая коронацию. Я ожидала танцующих слонов, фонтанов из «Вдовы Клико» и саму невесту в платье, усыпанном бриллиантами, короне и огромным кринолином.
На деле же все обстояло иначе. Учитывая, что родители Рамазана всегда мечтали о традиционной национальной свадьбе для сына с тысячью приглашенных, а сама Татьяна мало вписывалась в образ карачаевской невесты, то было принято решение играть две свадьбы: свадьбу невесты здесь, и свадьбу жениха на родине Боташевых, где Татьяна, так уж и быть, будет вести себя тихо и скромно. Поэтому та свадьба, на которой присутствовала я, была камерной, относительно небольшой и очень нежной. Таня была фанаткой знаменитого турецкого сериала про султана и его любимую, и свадьбу организовала с легким флером этого сериала: коснулось это музыкального оформления, первого танца молодых под главную любовную тему из этого сериала, десертов. Свадебное платье невесты было также стилизовано под наряды главных героинь, что позволяло скрыть округлившийся животик. Сама же Таня в этот день, словно по волшебству, избавилась от своей стервозности и лучилась счастьем и любовью. Из прибамбасов были только дым-машина, салют из конфетти и салют обыкновенный. Но это атрибуты каждой второй современной свадьбы.
– А какую бы ты хотела свадьбу, Ален? – спросил тогда у меня Вадим, когда мы танцевали.
– Честно? Наверное, напоминающую эту, посмотри, какие они счастливые, – кивнула я на молодоженов.
Таня и Рамазан танцевали, улыбаясь друг другу так ласково, что даже люди не сентиментальные, к коим относила я себя, пускали слезу, глядя на них.
– На, смотри, – протянула Таня мне увесистую фотокнигу, вырывая меня из воспоминаний о ее свадьбе.
Начиная смотреть фото, я заулыбалась, потому что Таня была верна себе: для свадебной фотосессии, которая проходила в студии, Татьяна выбрала декорации дворца и напялила на Рамазана наряд султана.
Мы по-женски обсуждали фотографии, когда открылась дверь, и голос нашего начальника Шевцова Аркадия Зиновьевича прервал нашу идиллию:
– А тут, собственно, группа оперативников, которые ведут это дело. Товарищи офицеры!
Мы все подскочили и посмотрели на начальника и его спутницу. А я даже тряхнула головой, решив, что у меня наваждение от Танькиных фотографий. Рядом с нашим Зиночкой стояла женщина, как две капли воды похожая на исполнительницу роли Хюррем.
– Это полковник Михеенко Марина Алексеевна, прикомандирована к нам из московского ГУВД, будет вести дело Бережного. Майор Овсянников – начальник отдела, майор Винокурова – старший оперуполномоченный, капитан Решетников, капитан Карпова, наша коллега из пресс-службы, – представлял нас по очереди начальник.
Рыжеволосая красавица переводила цепкий взгляд с одного на другого, и холоду ее глаз позавидовал бы промышленный рефрижератор.
– Я зайду к вам позже, – кивнула товарищ полковник, и они удалились.
А мы ошарашено переглядывались друг с другом.
– Да, Карпова, оказывается, бывают бабы красивее тебя, – задумчиво протянул Пашка.
Танька зыркнула и надменно ответила:
– Я Боташева.
Глава 4
Таня ушла и через пару минут вошла полковник Михеенко.
– Ну, что, ребята, рассказывайте, что успели накопать, – начала она, присаживаясь возле Павла.
Пока Паша рассказывал, я рассматривала ее. Есть утверждение, что сексуальность – это не то, что подчеркивают, а то, что невозможно скрыть. Так вот это утверждение было однозначно о Марине Алексеевне. В джинсах, обычной белой футболке, пиджаке с подвернутыми рукавами, надетым явно не по нашей погоде, а по московской прохладе, Марина выглядела все равно невероятно притягательно. Она легко улыбалась Паше, словно поощряя его отступить от формального стиля общения, но глаза смотрели очень холодно. Рыжие волосы ее спускались ниже лопаток и были завиты в модные локоны. Выглядела она достаточно молодо и свежо, и я гадала: сколько же ей может быть лет, если она уже полковник.
– Во мне есть что-то необычное, Алена? – перебила она Пашу, и повернулась ко мне с той же легкой улыбкой и ледяным взглядом.
– Нет, простите, – смутилась я, – просто Ваше сходство с одной турецкой актрисой просто поразительно.
Улыбка женщины стала шире, и она кивнула:
– Да, с тех пор, как вышел этот сериал, меня так и зовут: Хюррем Алексеевна. И можно на «ты», не люблю лишнюю патетику. Извини, Паш, я перебила тебя.
Я перевела взгляд на Диму, тот зачарованно смотрел на Хюррем Алексеевну и здорово напоминал влюбленного волка из наших детских мультиков.
– Так, понятно, – качая ногой и подперев рукой голову, резюмировала Марина, когда окончил Паша свой рассказ, – значит, убили старого бандита, все говорят о нем, как о человеке большой души и ширины сердца, есть две бабы, которые очень спокойно встретили его смерть и совсем-совсем никто не желал ему смерти…Так, а третью бабу не искали? Может, предыдущую, которая была до этой, нынешней его дамы сердца?
– Нет, а зачем? – удивился Павел.
Полковник Михеенко улыбнулась загадочной улыбкой и объяснила:
– Обиженные женщины, Паш, способны очень на многое…
Она посмотрела на часы и произнесла:
– Так, мне сейчас надо в ваше управление…Этот стол свободен? – кивнула она на стол в углу.
– И да, и нет: у нас тут временно молодой следователь обитает, но, если нужно, мы его переселим, – проявил инициативу Дима.
– Не нужно, – покачала она головой, – не люблю доставлять неудобства. Давайте так, я вернусь через пару часов, и сядем, наметим план действий.
Она улыбнулась нам и пошла к двери.
– Марина, – кашлянул Паша, – а если не секрет: какой интерес у вас в этом деле? Все же он фигура не того масштаба, когда в том году олигарха одного пристрелили у нас, и то никого не присылали, а тут какой интерес?
Марина загадочно улыбнулась и, чуть понизив голос, пояснила:
– Личный интерес, Паш, личный, – затем коротко рассмеялась и пояснила, – давайте я вернусь, и сядем спокойно поговорим обо всем, договорились?
– Конечно, – кивнул наш начальник.
Марина ушла, а мы переглянулись.
– Интересный экземпляр, – покачал головой Паша.
– Да, прямо очень интересно, сколько ей лет. Такая молодая, а уже полковник, – поделилась я своими мыслями.
– Серьезно? – не удержался Паша, – это двадцатисемилетнему майору интересно?
Я смутилась, словно меня уличили в чем-то неприличном:
– Ну, я об этом не просила никого, – пробурчала я.
– Ну, так может и она тоже, – пожал плечами.
– Красивая она, конечно, хоть не смотри, – грустно вздохнул неженатый Дима, – жаль, что у красивых баб всегда полно скелетов в шкафу.
– Я тебя разочарую, Димон, но у некрасивых тоже.
Когда мы остались вдвоем с Пашей в кабинете, он кашлянул и обратился ко мне:
– Ален, ты это, не обижайся на меня за майора, я не хотел тебя уесть, просто я не в форме что-то…
– Что-то случилось?
Паша тяжело вздохнул и потер лицо руками.
– Надя развода хочет, собрала пацана, уехала к своей маме.
Свою жену Паша встретил еще в школе. Когда в десятом классе пришла новенькая Надя Подтыкайлова, тогда Паша Овсянников и пропал. Сразу и на всю жизнь. Надя была из семьи военных, поэтому мечты Паши о службе в милиции восприняла благосклонно и поддержала его. Не было у Нади вопросов к Паше, когда они встречались, ни с его мизерной стипендией, ни с нищенской лейтенантской зарплатой, когда поженились, ни к проживанию совместно со свекровью молодой семьи. И Паша был абсолютно уверен в своей Наде, как в самой надежной и любимой женщине, на чью любовь и поддержку он может рассчитывать всегда, чтобы ни случилось.
– У нее кто-то появился? – осторожно задала я вопрос.
– Как будто бы нет, – пожал плечами майор Овсянников.
– Тогда почему?
– Прихожу поздно, ухожу рано, ей внимания не уделяю, сыном не занимаюсь, никуда не ходим, нигде не бываем, она устала и лучше она будет одна, зная, что ей не на кого рассчитывать, чем со мной, все время, оставаясь одна, и решая проблемы самостоятельно, – заворчал Паша, видимо цитируя супругу, – а, что я сделаю? Пойду охранником в банк, но с 9 до 18? Так ей будет лучше? Вот начальником отдела стал, денег стало чуть больше, думал: поедем, отдохнем всей семьей…А, вот тебе, Паша, кукиш с маслом…
– Ну, подожди, может, сейчас остынет и передумает, вы сколько лет уже вместе, это так просто на помойку не выкинешь.
– Хочется верить, но вас же, баб, сам черт не разберет, что у вас там в голове происходит, – бурчал Паша.
Вернулся Дима, и мы закруглили разговор. Не то, чтобы мы ему не доверяли или сторонились, просто с Пашей у нас была какая-то своя дружба на двоих.
Где-то через час приехала полковник Михеенко.
– Ну, и жара у вас, конечно, – пожаловалась она, входя в кабинет, – я не знаю, как вы, а последний раз я ела невкусный бутерброд в самолете, давайте поедим.
Она поставила на теоретически свободный стол коробку с пиццей.
– В общем, ситуация примерно такая: последние почти двадцать лет господин Бережной вел жизнь порядочную и примерную, другим на зависть, чего не скажешь о предыдущем десятилетии святых девяностых. Чем он тут у вас занимался не так примечательно, как его деятельность в столице. Каким образом его судьба свела с господином Никольским и господином Бесошвили точно неизвестно, но в 94-ом году они сколотили бригаду и начали, почти, как и все, с рэкета. К середине 95-го года под их, так сказать, крылом, было несколько крупных банков и за свои услуги они взяли мзду золотом. В прямом смысле. В ноябре 96-го года, они втроем забрали сумку с золотыми слитками в одном банке, и двинулись в неизвестном направлении через город. На Пятницком шоссе их автомобиль подрезал мотоциклист, после чего машину расстреляли из соседнего жигуля. Никольский умер на месте, Бесошвили был серьезно ранен, Бережной пострадал меньше всего, так как сидел сзади, а стреляли в лобовое, у него пуля прошла через плечо. Он и увел машину в том же неизвестном направлении. Никольского подкинули прямо перед МУРом ночью, Бесошвили на какое-то время отошел от дел, так как был серьезно ранен, и делами управлял один Бережной.
Когда Бесошвили вернулся в строй, они с Бережным начали легализовывать бизнес и вскоре стали бизнесменами широкой руки. В 2000-ом Бесошвили выкупил у Бережного его долю и тот вернулся к себе на родину, то есть в ваш город. И зачем я вам все это рассказываю, спросите вы, а затем, что золото это было не только их, а должно было быть большей частью передано вышестоящим инстанциям, так сказать. Но оно при нападении пропало. Бережной искал, искал, Бесошвили искал, искал, но поиски успехов не дали. Было им, говорят, очень несладко, но нападавшие как в воду канули, а этим двоим вроде как поверили, что они тут не при чем. Но золото, как известно, в цене с годами не теряет, поэтому не исключено, что у бывших хозяев, которые сейчас сидят очень высоко, появились вопросы к старым друзьям. А методы остались те же, несмотря на дворецких – англичан. Вот с этой версией я и приехала.
– То есть искать мы будем золото? – спросила я.
– Будем, – кивнула Марина, – золотые слитки даже на черном рынке штука заметная и недавно один всплыл в вашем регионе, если к этому причастен Бережной, мы это узнаем.
Глава 5
Я сидела в кабинете, лениво крутилась на стуле и слушала, как ведет допрос новый следователь Степан, только что окончивший институт. В отделе шел ремонт, населенность кабинетов уплотнили, возиться с молодым никому не хотелось, и его сослали к нам. Пашка окрестил его «сын полка» и мы взяли над ним шефство. Вот и сейчас я делала вид, что просто сижу, а сама слушала, как он допрашивает нашего штатного бомжа дядю Борю, неожиданно признавшегося в убийстве товарища по бутылке.
– И, если знаете, молодой человек, как у классика: уж мы их душили, душили…Ну, вот и я Васю, упокой Господь его душу, душил, душил и удушил…
– Чем производили удушение? – без всякого интереса спрашивал младший лейтенант.
– Так этой…Как его, подушкой.
– Из личных мотивов?
– Да, излишние употребление, ревность…
– Это к кому приревновал, дядь Борь? – не выдержала я, – к Надьке-синячке или к Алке – давалке? Или у вас новая дама в компании?
– Я ж говорю, Аленушка, алкоголь, чтоб его…
– Так, Степ, заканчивай бумагу переводить, он нам голову морочит.
– Почему? – не понял парень, – у нас же чистосердечное, Алена Дмитриевна.
– Потому что, Степа, Дудников Борис Михайлович – это наш штатный бомж, мы его всем отделом кормим. Дядь Борь, – обратилась я к нашему штатному другу, – ты зимой в бушлате форменном ходишь, в пьяных похождениях замечен не был, а вот в любви к книгам уличен не раз, ты кому сказки рассказываешь, что ты Петрова замочил? Я не говорю уже о том, что признаков насильственной смерти у трупа не обнаружено. К чему этот спектакль?
Дудников вздохнул и потупился.
Вообще он был человек неплохой и достаточно интеллигентный для бомжа. Бывший учитель истории из бывшей союзной республики Средней Азии, был одинок, после развала Союза, вернулся в Россию, продав все, что имел, пробовал податься в бизнес, но связался не с теми людьми и получил шесть лет колонии. Дальше классика: отстал от поезда, помочь некому. Как-то незаметно он прибился к нашему отделу: то почистит порог от снега, то окна помоет снаружи, так мы и взяли его на попечение, пускали зимой ночевать в обезьянник, подкармливали, давали мелкие поручения.
– Хорошо, давай начистоту, Аленушка. Старый я стал, болеть начал. Вася, конечно, сам помер, но…Какая ему уже разница? А мне сухая постель, да еда по расписанию, хоть какая, врачи, коли помирать стану. Вам плюсик к раскрываемости, вот молодой человек успешно начнет карьеру, а мне, как я уже сказал, сухая постель и возможность спокойно помереть. Не отказывай старику, а?
Теперь я тяжело вздохнула и покачала головой.
– К младшему лейтенанту Богданову все вопросы, – кивнула я головой на Степу, а сама незаметно для старика кивнула ему, чтоб оформлял.
– Так как, Степан Сергеевич, не откажете?
Степан сидел и моргал, пытаясь переварить ситуацию.
– Ну, как же, Дудников, давайте мы поможем Вам документы восстановить, в приют пристроим, в больницу.
– Ну, сам посуди, лейтенант, выйду я из больницы и куда? Обратно? Дома меня давно похоронили, не ждет там никто, а лавочки уже жестковаты стали для моих старых костей. Не откажи, лейтенант, тебе-то что?
Я только головой покачала, слушая этот диалог. Написала на бумажке номер дела, положила на стол Богданову.
– На, еще на него закрой, тоже по чистосердечке проведи, давно глухарем висит.
– Вот спасибо, Аленушка, вот подсобила, – радовался Дудников.
– Все, дальше без меня, – подняла я руки, – давай, Богданов, работай. Ну, бывай, дядь Борь, удачи.
Я вышла на улицу. По сравнению с днем, стало прохладнее, но все еще было очень жарко. Села в машину и насладилась действием климат-контроля. У меня была запланирована интересная встреча сегодня.