– Ну, те думали, думали, с юристами советовались, – продолжал ангел, – да только в суд даже не стали подавать, бесполезно потому что. Не подкопаться. Все согласно контракту.
Ангел на минутку задумался, зевнул, потянулся и сказал назидательно:
– Ты это, давай впредь по-аккуратнее, думай, что делаешь, а то спишут меня по состоянию здоровью, а нового хранителя не дадут тебе, такие правила, за жизнь не больше одного ангела на одного человека. Заболтал ты меня совсем, обратно мне уже нужно. В-общем, твоя судьба в твоих руках, я тебя предупредил, а там уж как знаешь.
Ангел встал с табуретки, занял у Стаса на проезд и вышел из квартиры, даже не попрощавшись.
Дети девяностых.
Девяностые были временем чудесным. Этого совершенно не понять ни инфантильным современным так называемым «милениалам», то есть тем, кто родился уже в 21 веке, ни более старшему «советскому» поколению, вся жизнь которого прошла при развитом социализме, а перестройка и распад Советского Союза означал для них по сути и крушение их собственной жизни. И для тех и для других девяностые – это что-то непонятное, агрессивное, недружелюбное и очень опасное. Для первых – потому что они про это ровным счетом ничего не знают (ну, разве что кроме сакраментальной фразы «я рос в девяностых, меня не возьмешь» в выдающейся песне Семена Слепакова, что конечно же только нагоняет дополнительного страха перед мифическими временами), для вторых – потому что советскому человеку в новой капиталистической России было выжить ох как не просто. И банальная добыча еды становилась, как и в пещерные времена, чертовски опасным занятием, когда в начале охоты еще не до конца было понятно, кто на кого охотится, и кто после завершения охоты будет сытым охотником, а кто ужином.
Девяностые были не для них. Они были для нас. Только мы, дети девяностых, могли по достоинству оценить то чудесное время. Современным детям понять нас будет сложно. Мы, например, покупали в магазине разноцветные пакетики с порошком неизвестного происхождения (про который однозначно можно было сказать только одно: органики там явно не было), наливали его в двухлитровую бутылку воды, перемешивали, и – вуаля – у нас 2 литра сока! Но это еще «буржуйский вариант». Народный вариант – это пакетик, рассчитанный на 2 литра, размешать в 4 литрах воды. Получалась совсем несладкая кислая бурда с легким привкусом цитрусовых. Да, это было невкусно даже нам, суровым детям девяностых, но черт побери, это же было в 2 раза больше! Приходилось пить.
Главными ценностями в то время были… барабанная дробь… Современных дети не угадают ни за что. Главными ценностями были жевательные резинки, или как мы их тогда называли, «жевачки». И не потому что они очень вкусные. А потому что их можно было долго жевать и в них были вкладыши, а кроме того, кроме них ничего и не было. Вкладыши – это серия пронумерованных картинок или фотографий. В каждой жевачке – один случайный вкладыш, и нужно было собрать всю коллекцию, например, с номера 1 до номера 70. Жевачки покупались исходя не из вкуса, а из того, кто какие вкладыши собирал. Цены на них были конские, по другому не скажешь. Буханка хлеба стоила 1 рубль, а жевачка – 10 рублей.
Но с течением времени эти чудесные товары постепенно были вытеснены с пьедестала, и пустующий трон занял Он. Только так, только с большой буквы. Сникерс. Если жевачки воспринимались как что клевое, но все же небольшое и не очень важное, то Сникерс был олицетворением западных ценностей, свободы, процветания и достатка. Не каждый смертный мог позволить себе купить этот деликатес, а счастливый обладатель этой реликвии старался растянуть удовольствие потребления на как можно больший срок. Для этого Сникерс хранили – внимание! – даже не в холодильнике, а в морозильнике! Чтобы не пропал. Бедные советские дети, неизбалованные западными излишествами, наивно полагали, что там было то, что может испортиться.
Сникерс! Сколько чаяний и надежд было связано с этим советским эквивалентом роскоши! А какие они были все разные! Вот тебе Сникерс обычный, вот тебе Сникерс « + 20% бесплатно». Обычный сникерс стоил 2200 руб, а с бесплатной добавкой – 2800 руб. Ох уж этот период становления капитализма!
В девяностых все мальчишки – представляете, все! – играли в футбол. Играли в футбол и те, кто любил это делать, и даже те, кто этого не любил, потому что все равно альтернативы не было никакой. Играли во дворе, без всяких футбольных полей, в качестве ворот использовались либо стволы деревьев, либо какие-то элементы детских игровых площадок. И несмотря на такое повальное увлечение этой поистине великой игрой, способной сплотить людей самых разных кругов и уровня развития, мяч, как правило, был только у одного человека. И он был Королем. Вершителем судеб. Потому что только он решал, вынести ли ему мяч во двор и осчастливить подданных, или оставить челядь прозябать без всякой надежды на скорейшее спасение.
Это было то время, когда владелец любой иномарки считался сказочным богачом, а главной семейной ценностью и поводом для соседской зависти была даже не квартира, а ремонт. Потому что квартиры давали бесплатно, а за хороший ремонт нужно было платить. И далеко не у всех было чем.
Стоит ли удивляться, что в подобной обстановке даже мы, дети, старались заработать кто как только мог.
Как я зарабатывал деньги.
Мой первый коммерческий опыт был основан на жесточайшей маркетинговой эксплуатации наиболее социально уязвимых слоев населения. Я думаю, все уже догадались о ком идет речь. Конечно же о младших братьях. Это сейчас у нас всякие гуманитарные педагогики, психологии и прочая галиматья. Тогда же бесправнее младшего брата в семье могло быть только домашнее животное. Конечно, само провидение велело на этом немного подзаработать. Уж мне – так точно.
У каждого из нас был свой собственный набор ценных вещей, как-то: краски, открытки, игрушки и так далее. Имущество это охранялась хозяевами пуще глаза, и любые несанкционированные попытки завладеть чужими драгоценностями на корню пресекались обращением в вышестоящие органы. То есть обычно истошными криком звали маму. Эта доморощенная полиция быстро наводила порядок, с которым не всегда были согласны обе стороны, особенно агрессор в лице старшего брата, который хотел отщипнуть себе дополнительный кусочек от общих благ, а ему этого делать не давали. Видимо, он считал, что дополнительное ему положено по Праву Рождения.
Так что прямыми действиями чужим имуществом было не завладеть. Поэтому мной был разработан гениальный план захвата оного, включающий в себя, как мне ни стыдно сейчас в этом признаваться, элементы мошенничества и подлога, а также кустарное изготовление фальшивых денежных средств. Сторона, в последствие признанная потерпевшей, была мною убеждена в том, что листки отрывного календаря являются не чем иным, как самыми настоящими деньгами, и на них можно купить что угодно. В результате была осуществлена коммерческая сделка – прошу заметить, обеими сторонами добровольно, без какого бы то ни было принуждения с чьей-либо стороны! – по обмену чудесных нетронутых новых красок на кипу по факту бесполезной бумаги. Я был доволен полученной прибылью. Фактически маржа составила 100%, поскольку листки эти, конечно, никому нужны не были. Но к сожалению, радовался я не долго. После официального разбирательства надзорный орган сделку не одобрил, признал ничтожной и обязал стороны ее расторгнуть, а материальные активы вернуть изначальным владельцам. Короче, пришла мама, отобрала у меня краски, и вернула их младшему брату. И это все было бы не так обидно, если ли бы и мне обратно вернули листки отрывного календаря. Мне они, конечно, не были ни за какой надобностью, но ведь дело не в надобности, а в справедливости! Но брат их, к сожалению, уже куда-то дел.
Мне тогда было лет, наверное, шесть. Следующий мой коммерческий опыт состоялся в 10 лет. Это было совместное предприятие на паевых началах, кооперативного типа, с дерзкой агрессивной маркетинговой политикой. Я и еще несколько друзей решили немного подзаработать на весне. А именно, на сирени. К слову сказать, сирень тогда росла везде, буквально на каждом шагу, и была в абсолютно свободном доступе. Весь воздух был пропитан этим чудесным запахом весны. Запахом скорого окончания школьных занятий. Запахом приближающихся огромных летних каникул. Так почему бы было на этом чудесном запахе еще чуть-чуть не подзаработать? Тем более что труда добыть ветки сирени и сделать из них букет не было никакого. Основной задачей корпорации было наладить сбыт. Тем более, что спрос на продукцию явно был. Это мы видели по бабушкам, сидящим рядом с автобусной остановкой, и торгующих ровно тем же самым. Да, это были наши прямые конкуренты. Матерые, опытные и опасные. Но как это часто бывает с лидерами рынка, уж больно неповоротливые и не гибкие. Наш консорциум решил сполна воспользоваться этим обстоятельством.
Была разработана и формализована четкая система продаж. Такой системе позавидуют даже герболайфовцы. Они-то, со своим узким мышлением и неспособностью выйти за рамки, не додумались не до чего лучшего, чем заходить в любой магазин, офис, ресторан, и т. д., и там предлагать свою продукцию обслуживающему персоналу. О, неразумные! О, несмелые! О, непоследовательные! Мне их даже немного жалко. Со своей стороны, мы не собирались ограничиваться полумерами. Нет, агрессивный маркетинг – значит, агрессивный маркетинг. По сравнению с нами адепты герболайфа выглядели брошенными на произвол судьбы беспомощными котятами. Мы предлагали нашу продукцию КАЖДОМУ встречному. Это был тотальный террор. Население городка было повергнуто в шок и трепет. По нашей улице боялись ходить, и несчастным гражданам приходилось делать приличный крюк, только чтобы не попасть под этот артобстрел. Представьте себе ораву 10-11-летних мальчишек, не очень чистых, у каждого в руках по несколько букетов сирени, которые подходят ко всем прохожим подряд с единственной, но очень емкой и конкретной фразой: «Купите сирень!» Впрочем был и еще другой вариант, который звучал так «А сирень купите!»
Но это еще даже не вся соль происходящего геноцида. Дело в том, что рвения и желания продать у нас было хоть отбавляй, в отличии от разума и критического мышления, поэтому мы не просто подходили к каждому прохожему, а – внимание! – КАЖДЫЙ из нашей оравы подходил к КАЖДОМУ прохожему. Мы это делали по очереди. Логика была такая: если не купили у него, то это совершенно не значит, что не купят и у меня! И вот идет, например, мирный ничего не подозревающий житель, который наивно полагает, что война закончилась сорок лет назад, и можно наслаждаться спокойствием и уютом мирного времени, как вдруг на него набрасывается толпа головорезов, нагло требующих у него войти в положение угнетенного рабочего класса и поддержать малый бизнес и отечественного производителя. Прямо скажем, не всем по душе пришлась такая оккупация, в результате чего весть о минном поле облетела полгорода, и мы начисто лишились всех клиентов.
К этому времени мы поняли, что некогда эффективная рабочая стратегия себя изжила. Но ведь дети – это не взрослые. И опускать руки было не в наших правилах. На общем собрании акционеров была разработана новая тактика действий. И как обычно у детей, нововведение тут же было принято на вооружение. План был простой донельзя, нам даже самим было неловко, почему мы сразу до него не додумались. Заключался он в том, чтобы дежурить рядом с бабушками, продающими сирень на остановках. В тот момент, когда потенциальный покупатель хотел приобрести у них букет, мы быстро подходили и говорили «Купите лучше у нас. У нас дешевле!».
Бабушки были разорены начисто. Они на собственной шкуре основательно прочувствовали, что такое черный пиар, недобросовестная конкуренция, а главное, детская смекалка и незашоренность мышления. А также что такое кризис перепроизводства, неликвидные складские остатки и утрата продукцией товарного вида.
В тот день мы были счастливы. Я не помню, сколько мы букетов продали. Но я точно помню, что каждому хватило на Сникерс. И даже не на обычный, а на тот, в котором 20% дается бесплатно.
Как я стал богатым.
Но, конечно, не все обитатели нашего и соседних дворов обладали такой незаурядной экономической жилкой. Прямо скажем, были и другие наклонности. Наклонности свойства весьма нежелательного и, как сказали бы наши бабушки, ведущие по скользкой дорожке и непременно под уклон. В свою очередь, я ни в коей мере такие наклонности не одобряю и не оправдываю, но в то же время серьезным и правильным взрослым не стоит забывать, что дети – это всего лишь дети, и многие поступки они совершают, не вполне осознавая всю их глубину и не вполне представляя себе весь масштаб потенциальных последствий.
В-общем, были и другие способы добывания желаемого. Апофеозом стал совсем незначительный вроде бы случай, занявший буквально три секунды, но разошедшийся у нас, можно сказать, на цитаты.
Дело было вечером, после целого дня на улице всем хотелось есть, но домой, по понятным причинам, заходить никто не хотел, ибо, как известно, «загонят», то есть из дома сегодня больше не выпустят. Это, кстати, была универсальная отговорка в любое время дня и ночи на просьбы товарище по типу «вынеси воды попить», а также на весь каскад подобных просьб. И так как все были очень голодны, а денег, естественно, ни у кого не было, оставалось нам, как говорится, одно: пропадать. Но вопреки неблагоприятным внешним обстоятельствам среди нас все же нашелся герой с пылающим сердцем, который несмотря ни на что все же вызвался добыть нам еды. Вся компания малолетних бандитов была погружена в полнейшее недоумение, ни у кого не было ни малейших догадок, как можно провернуть подобную сложнейшую операцию в столь неблагоприятных полевых условиях.
На тайном общем собрании членов совета безопасности было принято решение послать за добровольцем соглядатая, с тем чтобы узнать великую тайну добывания еды без денег, что и было тут же исполнено. Потянулись минуты тягостного ожидания. И каково же было наше удивление, когда мы увидели возвращающегося гонца с победно вскинутыми руками, в одной из которых был зажат… барабанная дробь… настоящий батон. На все вопросы по поводу источников происхождения данного чуда невиданного наш рыцарь без страха и упрека только хитро щурился и отводил глаза в сторону. А посланный за ним шпион все так и не появлялся.
Конец ознакомительного фрагмента.