О личной жизни забыть - Таганов Евгений 8 стр.


Часть вторая

1

Подполковник ГРУ Шелех, поблескивая сократовским лбом, наводил шмон в своем служебном кабинете: что-то мелко рвал, что-то засовывал в дипломат. Одетый в малоприметный костюм он был похож на рядового бухгалтера. Сидя на одном из стульев, что стояли в ряд у стены, Петр Зацепин удивленно смотрел на действия шефа. Не глядя на капитана, тоже как и все в их конторе одетого в гражданку, подполковник бросил:

– Скажи спасибо Ельцину, что ты за провал Копыловых отделался легким испугом. В другое время так бы с рук не сошло. У тебя, кстати, запасной аэродром подготовлен?

– Вы о чем, Нил Палыч? – по прошествии реабилитационного периода Петр уже позволял себе иногда подобные фамильярности.

– Ну так сокращение шагает по спецслужбам. Начали с генералов и полковников, скоро и до капитанов доберутся.

– Я как-то не думал об этом, – не совсем искренне признался Зацепин.

– А ты подумай. Сейчас коммерческие структуры нашего брата, знаешь, как растаскивают. А что, языками владеем, аналитический склад ума, кое-какие психологические навыки, не говоря о физической спецподготовке.

– А присяга?

– Ты еще кодекс строителя коммунизма вспомни, – криво осклабился подполковник. – Как там твой малолетний протеже поживает? Предлагаю, не портить мальчишке жизнь и в нормальный интернат перевести.

– Это приказ?

– Я уже, знаешь, со вчерашнего дня ни над кем не приказчик. Просто старческое брюзжание. Ну все, чего сидишь? Ступай. Мне еще тайные схроны достать нужно.

Капитан встал и направился к выходу. Возле двери остановился, с сомнением глядя на шефа.

– Все нормально. Стреляться точно не буду. Иди! – угадал его опасение Шелех.

Да, продолжение службы получилось не совсем таким, как рассчитывал Петр. Сведения, полученные о судьбе Исабель, казалось, сняли с него последние претензии. В пору было снова надеяться на выезд за кордон. И вот на тебе!

Привычка к другому уровню жизни и приобретенная легкость обращения с финансами за полгода жизни в Москве изрядно облегчили денежные запасы Зацепина. Гиперинфляция съела вместе со сберкнижками четы Копыловых и его собственные заначки. Текущего офицерского жалованья едва хватало на травоядную жизнь, а ведь он млекопитающее вполне плотоядное и хорошая порция мяса должна лежать у него на тарелке, если не три раза в день, то два точно.

Товарищи по службе уже подсказали выход: сдать трехкомнатную квартиру в центре богатеньким кооператорам, а самому снять панельную однохатку где-нибудь на окраине, разница между этими двумя суммами могла составить два его нынешних капитанских оклада. Ну почему, почему ему, элитному офицеру это надо делать?!

Теперь еще отставка Шелеха. С ним он мог рассчитывать на заграничные командировки, без него – скорее всего, будет безвылазно в аналитическом отделе бумажки перебирать. А значит, придется, как не сопротивляйся, в доставшуюся от родителей сталинскую трешку пускать чужих людей. Можно было, конечно, еще продать свою «Ладу-семерку», но перемещаться по Москве на общественном транспорте – это ведь вообще за гранью добра и зла. Хоть ты иди репетитурствуй по испанскому и английскому.

С такими невеселыми мыслями ровно в шесть вечера Петр покинул служебный кабинет. По своему рангу он не имел права на персональную стоянку, предназначенную только для старших офицеров, поэтому каждый день парковал «Семерку» где придется, желательно рядом с более аппетитными иномарками. Сегодня это получилось у него в полутораста метрах от «конторы».

Вот уже и «Семерка» рядом, и даже забытые им на ветровом стекле дворники почему-то никто не потырил. Краем глаза капитан засек переходящих наперерез ему улицу двух высоких парней, но они были увлечены активной беседой и вовсе не с бандитскими лицами, поэтому тревожный звоночек прозвучал лишь, когда парни приблизились к нему до трех метров.

– Петр Иваныч? – осведомился тот, что был в очках, успокаивающе разводя в стороны пустые кисти рук.

– И что? – Зацепин весь напружинился для отпора.

– С вами хотят поговорить. Никакого криминала, – заверил очкарик.

Второй верзила со щекастым простодушным лицом махнул головой в сторону черного «Мерседеса» у противоположной бровки тротуара.

– Не хочу, чтобы угнали мою раритетную движимость, – Зацепин сказал это просто чтобы продемонстрировать свою невозмутимость.

– Я постою посторожу, – просто отреагировал Щекастый.

– Однако и сервис у вас, – похвалил его Петр.

Вместе с очкариком они зашагали к «Мерседесу». Второй охранник остался возле «Лады». Особой опасности для себя Зацепин не ощущал, что как раз и беспокоило – неужели это одна из дурацких проверок, о которых вспомнили в последнее время?

В «Мерседесе» на заднем сиденье сидел пожилой мужчина с холеным лицом прирожденного барина или цэковского работника. Очкарик распахнул перед капитаном заднюю дверцу, а сам направился к водительскому месту.

– Мы можем поговорить прямо здесь, – объяснил Барин из машины. – Только немного отъедем от вашей «конторы».

Зацепин без лишних слов сел рядом с ним.

«Мерседес» действительно отъехал совсем недалеко, свернул в переулок и припарковался возле небольшого сквера.

Очкарик дисциплинировано выбрался из машины и чуть отошел, чтобы не мешать разговору.

– Времена сейчас не самые хлебные для вашей службы, – начал Барин.

Петр определенно его где-то видел, только не мог вспомнить где.

– Значит, вы и есть та коммерческая структура, которая переманивает нашего брата к себе?

– Почему вы так решили?

– А только что мой патрон об этом целую балладу спел, – усмехнулся Петр.

Барин сделал небольшую паузу. А ведь он тоже из наших, понял капитан.

– Объективный процесс. Ничего не поделаешь.

– Ну и как много мне мочить ваших конкурентов придется? Больше чем на два мокрых дела в неделю ни за что не согласен, – продолжал язвить Зацепин.

Его собеседник чуть поморщился.

– У вас превратное представление о некоторых вещах. Мне говорили, что вы умеете по первым словам вникать в суть ситуации. Как всегда сильно преувеличили.

– Ситуация более чем понятна. Только я еще не дошел до ручки, чтобы менять окраску.

– Это нас как раз и устраивает.

– Что именно?

– Пока вопрос стоит так: вы хотите остаться там, где находитесь? – уточнил Барин.

– А есть другие варианты?

– Через неделю будет получен приказ о вашей отставке.

– Даже так! – воскликнул Петр, тут же почему-то поверив осведомленности собеседника.

– В наших силах сделать так, чтобы сокращение штата вас не коснулось.

– А взамен вы попросите меня об услуге, которая, может быть, никогда не понадобится, как говаривал Дон Корлеоне.

Это сравнение чуть развеселило пожилого господина.

– Ну вот, вы все отлично понимаете. Со своей стороны мы берем обязательство, что интересы страны никогда никоим образом страдать не будут. Ведь именно это вас в первую очередь беспокоит?

Зацепин снова не смог удержаться от сарказма.

– Тайные махинации, а интересы страны не пострадают, вы великий волшебник из Страны Оз, однако.

– И все-таки это так, – заверил Барин. – Есть силы кровно заинтересованные в том, чтобы наши спецслужбы не только не пострадали, а вышли из этой ельцынщины еще более окрепшими и сильными. Видите, я вам даже конверт с валютой не предлагаю.

– Стало быть, это тянет на государственную измену на идейной основе.

Теперь пришел черед пошутить работодателя.

– Ну что ж, примерно такого обмена мнениями я и ожидал. Потом будут вторые уговоры, и только на третий раз вы скажите «да». Показываю свою визитку, чтобы вы просто запомнили номер моего телефона, – пожилой показал на десять секунд бумажный прямоугольник, на котором написано было лишь «Терехин В.Б». – Запомнили? Звать Виталий Борисович.       В отчете о личных контактах о нашей встрече лучше не упоминать. Могут возникнуть нежелательные для вас подозрения. Я понятно выражаюсь?

От этого школьного шантажа вся ситуация стала для капитана скучной и малоинтересной.

– Я могу идти? – сухо спросил он.

– Идите.

Зацепин вышел из машины. На водительское место сел охранник и «Мерседес» уехал. Когда Петр подошел к своей «Семерке» Щекастый приветливо взмахнул рукой и двинулся прочь. Через пару секунд его уже и след простыл.

2

Со времени поездки к куратору прошла уже неделя, а тоска Алекса все не проходила, став из острой и отчаянной тягучей и непрерывной. Отныне он действительно во всем мире остался один, абсолютно один. Несколько раз, когда вокруг никого не было, у него на глазах выступали слезы – так было жаль и себя, и своих родителей-неудачников, и ту приятную, комфортную жизнь, бывшую у него совсем недавно, и то великолепное будущее в Штатах, которое уже никогда не осуществится в том великолепном виде, в каком обещало быть совсем недавно.

Как романтическая, сентиментальная девчонка, он каждый день украдкой доставал из прикроватной тумбочки снимки той памятной фотосессии с Камиллой и рассматривая их, любовался уже не столько своей пассией, сколько захваченными объективом частями сада и дома. Наверно, попроси он дядю Альберто, тот достал бы ему и фото родителей, однако такая просьба низводила его до положения обычного сиротки, и самолюбие не позволяло делать этого. Однако и простая угрюмая замкнутость была уже пройденным этапом, к которому не стоило снова возвращаться. Некоторое облегчение он теперь испытывал лишь в минуты агрессивного цинизма ко всем и ко всему. Главной жертвой этих его новых упражнений стала Даниловна.

– Ну и какой ты на меня донос написала на этот раз? – спрашивал он ее отныне почти каждое утро.

– Какой надо, такой и написала, – недовольно огрызалась староста.

– А когда целуешься с кем-то, об этом тоже докладываешь?

– Обязательно.

– А когда тебя за коленки хватают?

– В первую очередь.

– А если я схвачу?

– А схвати!

Он смотрел в ее побелевшие от злости глаза, понимал, что порядком переборщил и отступал. Это было уже его собственное открытие, сделанное недавно. Пытаясь определить, чем здешние сверстники отличаются от своих одногодков в Западном полушарии, Алекс пришел к выводу, что все дело в их удивительном бесстрашии, с которым даже самые расчетливые из них могут поставить на кон все свое благополучие. Здравый смысл может сколько угодно внушать им, что надо все делать так-то и так-то, и вдруг из-за самого копеечного повода вспышка настроения – и возникают самые катастрофические последствия. Похоже, и Даниловне в один миг ничего не стоит поломать все их вроде бы устоявшееся приятельство.

– А ты знаешь, что все шпионки свои сведенья получают только через постель? – доставал Алекс ее в следующий раз.

– А тебе какое дело?

– Просто порадовался за тебя.

– Тебе, может быть, тоже со старухами придется спать?

– Нет, я их лучше пытать буду.

– Размечтался! Все мачо всегда в глубине души женщин боятся, только прикидываются, что это не так.

– Чего их бояться?

– Подрастешь – узнаешь!

День-два на небольшое неразговаривание и новая инквизиция.

– А представляешь, тебя в перестрелке возьмут и ранят. И будешь потом без ноги или без руки?

– Тебя уже ранили и ничего, – пыжилась в ответ староста.

– Для мужчин раны совсем не то, что для женщин.

– Это почему же?

– Ну представь, ты разденешься на пляже, а у тебя на боку шрам, да к тебе ни один парень не подойдет. А тот, кого ты охмуряла в одежде, увидит тебя со шрамом и сразу отвалит прочь.

– Не отвалит.

– Еще как отвалит! – торжествовал юный гестаповец.

При всем при этом они старались никогда друг друга не касаться, а свою перепалку вели только один на один, что как-то странно их еще больше сближало между собой.

– Вадим Вадимыч, дайте мне телефон куратора Копылова, – потребовала Даниловна после первых столь непривычных грубостей своего несостоявшегося кавалера.

– Это еще зачем? – строго поинтересовался директор.

– Копылов после поездки к нему стал какой-то невменяемый. Я хочу узнать, что случилось.

– Хорошо, я позвоню куратору и узнаю, давать ли тебе его телефон, – пообещал Вадим Вадимыч. Он уже знал о смерти матери Алекса, но предпочел, чтобы куратор сам определил, что можно дружбанам и дружбанкам Копылова говорить, а что нет.

Зацепин в телефоне Даниловне отказал, предпочел приехать в интернат сам поговорить со старостой о своем подопечном.

– Наш разговор с Алексом был о судьбе его родителей, только и всего, их судьба не очень хорошая. Но будет лучше, если ты его об этом расспрашивать не будешь. Насколько я знаю, в вашей школе не принято говорить о работе родителей. Это очень хорошее правило и не стоит его нарушать.

Родители Алекса погибли на задании, поняла Даниловна и тут все ему простила, как говорится, и за вчерашнее и за завтрашнее.

3

Служебный кабинет Зацепина представлял собой маленький закуток, образованный разделением обычной комнаты на две половины. Но лучше было так, чем тесниться с кем-то бок о бок. В закутке стояла старая еще советская мебель, а стены и потолок нуждались в основательном ремонте. Слава Богу, что никаких сторонних посетителей, перед которыми могло быть стыдно, здесь никогда не появлялось.

Сегодня Петр после нескольких дней тихого саботажного безделия наконец сел за компьютер, составлять очередной аналитический отчет по поступившим в отдел за последнюю неделю разрозненным сведенья из Мексики и Панамы.

Вот зазвонил внутренний телефон. Зацепин нажал кнопку громкой связи, не желая прикладывать к уху трубку с голосом нового начальника.

– Да, Ростислав Григорьевич.

Чуть сиплый голос нового начальника отдела Берегового пробурчал:

– Зайди ко мне.

Капитан собрал лежащие на столе бумаги, запер их в сейфе и вышел.

В кабинете Шелеха все разительно изменилось. Вместо прежней аскетической суровости повсюду появились признаки некоторого комфорта и домашности. Особенно раздражала Зацепина, стоявшая на столе фотография семейства нового начальника – ну прямо добропорядочный эксквайр, да и подставка для письменных принадлежностей с американским орланом – подарок агентов теперь якобы дружественного ЦРУ – тоже порядком резала глаза.

Хозяин кабинета, моложавый холеный молодец лишь тремя годами и одним званием старше Зацепина, не сразу поднял глаза на стоящего перед ним подчиненного. Взяв из лотка с бумагами тоненький прозрачный скоросшиватель с недельной давности отчетом Петра об американцах, посещающих мексиканское посольство в Москве, Береговой небрежно бросил его на стол.

– Это что за такое кликушество ты написал? Впору все бросать и бежать арестовывать каждого второго американца, выходящего из мексиканского посольства.

– Не американца, а сотрудника спецслужб, – поправил Зацепин.

– Что это за совдеповские страхи?

– Разве собранные материалы не указывают…

– О чем они указывают не тебе судить. Американцы наши коллеги. Слышал такое слово? КОЛЛЕГИ! И нечего на них бочки катить. Забирай свою писульку и сделай нужные купюры. А не нравится – рапорт на стол. Я подпишу.

Зацепин молча взял со стола свой отчет.

– Я могу быть свободен?

– И нечего на меня губы надувать! Иди.

«Губы надувать» особенно взбесили Петра, в их конторе, несмотря на гражданскую форму одежды такого рода босяцкая лексика была не в ходу. Либо Береговой хотел таким методом выживать его, либо ставил на место, либо «выпускал пар» по поводу каких-то собственных личных неприятностей. Как бы то ни было, в свой закуток капитан вернулся предельно заведенным. Походил из угла в угол, стиснув зубы и кулаки, затем, приняв решение, оделся и вышел. Контору он покинул с нарушением принятого порядка: в журнале ухода отметился, а своего грубияна-майора в известность не поставил.

Покрутившись в «Семерке» по ближайшим узким улочкам в это время дня почти полностью безлюдным, он оставил машину, прошелся немного пешком, свернув пару раз, и только после этого сунулся под стеклянный навес таксофона. Повернувшись так, чтобы видеть, кто мог бы за ним идти, он набрал номер. В трубке щелкнуло, но никто не отозвался.

Назад Дальше