Полученная с помощью этой штуки вакцина творила с живыми организмами чудеса, делая то, что мировая наука не смогла достичь и за десятилетия прогресса. Она давала человеку больше сил, многократно повышала устойчивость к огнестрельным ранениям, ускоряла регенерацию повреждённых тканей.
Этот препарат вполне мог стать идеальным средством для воплощения в жизнь идеи фюрера о создании сверхчеловека, если б не его побочные действия. У всех подопытных, после введения вакцины в мышечные ткани, происходило радикальное изменение внешнего вида. Барон пытался нейтрализовать отрицательный эффект, но всё, чего ему удалось достичь после многочисленных опытов, – это придать жертвам его экспериментов звериный облик.
Гитлер узнал об исследованиях барона, предложил тому совместить биоинженерию с мистическими идеями (это с его подачи у проекта появилось название «Вервольф», то есть оборотень) и потребовал создать универсальных солдат, способных склонить чашу весов в глобальной войне на сторону Германии. То, что они выглядели не как люди, его не пугало, наоборот, в этом он видел сакральный смысл. Дескать, нелюди зачищают Землю от унтерменшев, освобождая жизненное пространство для избранных. В качестве стимула к активной работе и для устранения большей части административных барьеров, он дал Валленштайну звание штандартенфюрера СС, целый отдел в подчинение и пообещал по результатам исследований щедро наградить всех, кто был занят в этом проекте.
Всё! На этом мои познания заканчивались. Если б у меня было время ознакомиться хотя бы с большей частью баронских записей, возможно, я смог бы сейчас выработать тактику поведения на предстоящей встрече. Хотя, чего там вырабатывать? Чёрт знает, что у Гитлера на уме. Ладно, буду надеяться на русский авось. Всегда помогало, вдруг и на этот раз кривая вывезет.
Глава 3
«Мерседес» сбавил скорость, свернул налево, проехал еще немного и заскрипел тормозами. Я посмотрел в окно. За слегка запотевшим стеклом расстилалось белое поле аэродрома. Воздушный порт окружала живая изгородь из присыпанных снегом деревьев (в неверном свете луны они казались хребтом диковинного зверя). Метрах в тридцати от машины на открытой стоянке дремали серебристые тушки самолётов. За ними виднелись купола ангаров и гребни крыш складских помещений. Стволы зенитной артиллерии настороженно смотрели в тёмное небо. Самих зенитчиков отсюда было невидно, но я не сомневался: они дежурят возле орудий, готовые в любой миг открыть огонь по самолётам неприятеля, если те вдруг появятся в этой части Германии.
На самом краю взлётного поля средневековой башней возвышался цилиндр навигационной вышки с короной трапециевидной чаши на вершине. Жёлтые окна диспетчерской ярко светились, щедро рассыпав вокруг высокой колонны лепестки отражённого света. Рядом с бетонной громадой жарился в лучах прожектора тонкий шест с танцующим на ветру красно-белым тряпичным конусом.
Я чуть подался вперёд.
– Значит, мы всё-таки полетим к фюреру.
– Да, – бросил Шпеер, не поворачиваясь ко мне.
Прошло несколько минут. «Фюрерваген» продолжал вхолостую тарахтеть двигателем. Я подождал ещё немного и только решил узнать: когда будет наш самолёт? – как с неба на землю упали широкие столбы яркого света. Что-то тихо гудящее и огромное, как кашалот, зависло над нами. Судя по всему, дирижабль.
Я прижался щекой к стеклу, но ничего не увидел, кроме алмазного блеска косо падающих снежинок. Попытку опустить стекло и высунуть голову наружу прервал громкий щелчок пистолетного затвора.
– На вашем месте я бы этого не делал. – Повернувшись ко мне боком, Шпеер держал воронёный ствол «парабеллума» на уровне глаз. – Сидите спокойно, вам это видеть не положено. Если дадите слово, я уберу пистолет. В противном случае… – он изобразил губами звук выстрела и посмотрел мимо меня, словно уже видел на стёклах и потолке кровь и выбитые пулей мозги.
Я кивнул, медленно убрал руку от двери и положил на колено, глядя в спинку переднего кресла. Что-то гулко ударилось о крышу, я вздрогнул, инстинктивно поднял глаза к потолку, но тут же опустил, опасаясь реакции Шпеера. Над головой громко загудело. «Мерседес» плавно поплыл вверх.
Я не удержался, скосил глаза к окну. В серой темноте, за пределами ограниченной деревьями территорией аэродрома, угадывались серебристо-чёрные пики леса. За ними извилистой лентой застыла скованная льдом река с поблёскивающими на дальнем берегу тонкими ниточками рельсов.
Через пару мгновений зимний пейзаж сменился полумраком транспортного отсека. Расположенные в ряд рёбра шпангоутов делали его похожим на внутренности кита. Сходство с чревом морского гиганта усиливал красный свет аварийного освещения.
Спустя секунду под ногами с лязгом захлопнулся люк. Я ощутил лёгкий толчок и почувствовал, как «мерседес» присел на рессорах, вставая колёсами на твёрдую поверхность.
Равномерный гул извне усилился. Похоже, командир экипажа врубил невидимые отсюда двигатели на полную мощность, увозя нас в сторону австрийских Альп.
– Через час будем на месте, – объявил Шпеер и попросил водителя включить радио.
В машину ворвался лающий голос Гитлера. Доклад об успехах Германии часто прерывался криками толпы: «Хайль!» и громкими аплодисментами. Речь длилась почти тридцать минут, а потом зазвучали военные марши с патриотическими песнями. Шофёр по знаку оберфюрера убавил громкость, и музыка тихо полилась в салон.
Незаметно для себя я задремал и проснулся оттого, что кто-то тряс меня за плечо:
– Приехали, Отто, выходите из машины! Отто, да проснитесь же вы!
Спросонья я не сразу понял, что здесь делает этот узколицый фашист и едва не засветил ему в глаз. Потребовалось несколько секунд, прежде чем до меня дошло, где я и кто этот фриц. Шпеер снова упомянул о фюрере и о том, что Гитлер не любит ждать. Я кивнул, дескать, всё понял и вышел из машины.
В небе раздалось сильное гудение. Я осторожно приподнял голову, увидел длинную сигару дирижабля с огромными винтами в широких кожухах по бокам продолговатой кабины. Воздушное судно удалялось, ощупывая землю лучами прожекторов. Светлые пятна бежали по заснеженным холмам, скакали по черепичным крышам, пока не взобрались на высокую стену ограждения (по ней прохаживались автоматчики с оружием наготове). Преодолев преграду, пятна заскользили по склонам гор, ныряя в овраги и прыгая по вершинам елей.
Снег под сапогами Шпеера заскрипел. Я двинулся следом за оберфюрером и вскоре оказался у входа в светящееся окнами здание с двускатной крышей.
– Дальше пойдёте один. – Шпеер кивнул солдату с карабином за спиной.
Охранник прищёлкнул каблуками, боднул подбородком изогнутую стальную бляху на груди и потянул на себя ручку высокой двери с витражами.
– Смелее! – хлопнул меня по спине оберфюрер.
Я проследовал мимо часового и нос к носу столкнулся с Гитлером в отделанной карельской берёзой прихожей. Сутулый, ростом чуть ниже среднего, коротконогий, с широкими бёдрами и относительно узкими плечами, он мало походил на свои изображения на плакатах и парадных портретах. Там фюрер выглядел намного лучше. На самом деле низкий впалый лоб, длинный нос, щёточка усов над бледными, плотно сжатыми губами и маленькие глазки фиолетового оттенка производили неприятное впечатление.
– Хайль Гитлер! – я звонко прищёлкнул каблуками, вскидывая руку в приветствии.
– Добрый вечер, барон. – Хозяин Бергхофа покосился на часы в левом углу прихожей. На них восседал бронзовый орёл с широко расправленными крыльями. Птица держала в когтях свастику в венке и как будто охраняла ход истории от любого, кто вздумает перевести стрелки часов в обратную сторону. – Вам повезло: ещё пять минут – и наш разговор состоялся бы в казематах Мюллера.
Я почтительно улыбнулся, передал бесшумно возникшему рядом солдату шинель и фуражку.
– Мой фюрер, я приехал сразу, как узнал о вашем приказе от оберфюрера Шпеера, – сказал я, приглаживая волосы на затылке.
Гитлер кивнул, сделал приглашающий жест и повёл меня по коридорам обширного дома. Я шёл на шаг позади него, стараясь не сильно крутить головой по сторонам. Это давалось мне с трудом и не потому, что интерьер резиденции фюрера оказался так же красив, как внутреннее убранство дворцов Петербурга. По сравнению с их величием и пышностью, Бергхоф казался затрапезной усадьбой провинциального бюргера. Просто на стенах в изобилии висели картины в золочёных рамах с инкрустацией из янтаря и драгоценных камней. Вот я и разглядывал шедевры живописи.
Держать себя в тонусе и несильно глазеть по сторонам помогали рослые служанки в баварских национальных костюмах. Они то и дело выходили из многочисленных комнат в коридор с метёлочками для сбора пыли в руках, стопками книг или пустыми подносами, делали книксен перед фюрером, со мной здоровались кивком и спешили прочь по своим делам.
Наше путешествие закончилось у высокой двери из капа-корня. Гитлер потянулся к бронзовой ручке, но та плавно повернулась, и в коридор вышла девица под метр девяносто с грудью больше, чем круглые корзины в её руках.
– Мой фюрер, – служанка присела в реверансе. – Я всё сделала, как велела фрау Браун.
– Спасибо, Гретхен, – Гитлер потрепал девицу по щеке.
И без того пламенеющее веснушками лицо немки покраснело ещё сильнее. Теперь по цвету оно мало чем отличалось от заплетённых в чёрные косички пунцовых ленточек. Фройлян поклонилась и, не поднимая глаз, протопала мимо, звеня начищенными до блеска медными пряжками коричневых кожаных башмаков.
Фюрер проводил её взглядом, показал на дверь и следом за мной вошёл в просторное помещение.
Здесь всё поражало воображение большими размерами: толстые дубовые плахи на высоком потолке, монументальные полотна старинных мастеров в массивных резных рамах, панорамное окно во всю стену, длинный стол на шести могучих ногах, огромный шкаф со стеклянными дверками, весь заставленный кубками, подарками и грамотами на витых серебряных подставках. Исключение составляла композиция в дальнем углу из журнального столика и стоящих вокруг него кресел с обивкой из красного фетра.
Почти все они оказались заняты важными шишками, из которых я безошибочно определил лишь Геринга и Гиммлера. Остальные были мне неизвестны. Зато я с уверенностью могу сказать: Гитлер созвал к себе в резиденцию представителей разных родов войск. По крайней мере, среди приглашённых точно был адмирал. Чёрная форма и золотые позументы на кителе говорили сами за себя.
Гитлер кивнул на стоящие возле окна фигуристые вазоны с пышными букетами цветов и сказал с нескрываемой гордостью в голосе:
– Евина работа. Она сама их вырастила во-о-н в той тепличке.
Фюрер показал на видимый из окна заснеженный склон горы (уверен, днём я там наверняка бы увидел сияющий в лучах солнца домик из стекла и металла), взял меня под локоть и увлёк к собравшейся на совет верхушке нацистской Германии. Кивнул на одно из двух свободных мест и сел в предназначенное для него кресло.
– Господа, – начал Гитлер после длительной паузы. – Шесть месяцев назад барон фон Валленштайн доложил об открытии, способном, по его словам, помочь нам в короткие сроки победить в затянувшейся войне. Он попросил о финансировании проекта. Я пошёл навстречу и не только приказал выделить необходимую сумму, но и подключил к работам исследовательский институт, чтобы, так сказать, форсировать научные разработки. – Он посмотрел на меня плотоядным взглядом: – Время вышло, барон, пришла пора доложить о результатах.
Гитлер удобнее устроился в кресле, вытянул вперёд ноги в начищенных до блеска сапогах и сцепил пальцы на животе.
«Ну вот и всё, Саня, допрыгался», – подумал я, встал, чувствуя, как стучит кровь в висках, и откашлялся в кулак. Сделал это вроде как с целью прочистить горло перед долгой речью. На самом деле, так я надеялся хоть немного справиться с волнением и не допустить дрожи в голосе на первых словах.
– Господа, летом тридцать восьмого я, герр Альтхайм, и ещё несколько учёных из Аненербе провели экспедицию в забытый всеми уголок земного шара. Там мы искали доказательства существования древней цивилизации, прародительницы великой арийской расы…
Я быстро приближался к концу второй тетради и уже готовился импровизировать, опираясь на рисунки из записной книжки, но в эту секунду Гитлер поднял указательный палец. Я замолчал. Фюрер трижды хлопнул в ладоши, и в гостиной появился тот самый солдат, что забрал у меня на входе шинель и фуражку. Сейчас он нёс в руке пухлый пакет, в каких раньше хранили фотографии. Осторожно протиснувшись между Гитлером и лысеющим генералом с моноклем в глазу, он положил свёрток на край стола и незаметно покинул комнату.
Фюрер наклонился к столу и положил руку на пакет.
– Как думаете, барон, что здесь находится?
– Судя по всему, свидетельства научного прорыва.
– Ошибаетесь! – Гитлер схватил пакет, сорвал с клапана защитную наклейку, вытащил на свет пачку фотографий и бросил на стол. – Здесь хранятся доказательства вашего обмана!
Я посмотрел на веер из чёрно-белых фотокарточек с запечатлёнными на них монстрами из записной книжки барона.
– Вы обещали нам армию убер-зольдатен! – визгливо крикнул Гитлер. – Я вам поверил! Дал денег! Велел не мешать! А вы?! Что сделали вы, барон?! Наштамповали ни на что неспособных уродов!
– Прошу прощения, мой фюрер, – неожиданно вступился за меня Геринг. Его самодовольная морда кирпичом сильно выделялась среди этого «генштаба». – С согласия барона я провёл несколько экспериментов на русских военнопленных. Испытуемые показали прекрасные результаты: они передвигались с молниеносной скоростью, рвали якорные цепи, как нити, кулаком пробивали брешь в бетонных стенах и стальной броне. – Он повернулся ко мне: – Ну что вы молчите, барон?
Я кивнул:
– Всё верно, мой фюрер, так и было. Генерал-фельдмаршал Геринг действительно проводил подобные эксперименты.
– И что потом? – поинтересовался седоусый человек в адмиральском кителе.
– Они все сдохли, как мухи, – ответил Геринг с глухим смешком.
– Я об этом и говорю! – взвизгнул Гитлер, вскочил с кресла и заметался по гостиной. – Вы, барон, обещали нам целую армию непобедимых солдат! Где она, чёрт возьми?! Почему вы всё время подсовываете мне каких-то полудохлых уродов?! – Он прекратил мерять комнату шагами, подошёл к генералу с треугольными усами и положил руку на его плечо. – Почему танки Гудериана должны охотиться за вашими тварями по всему Берлину?
«Так вот откуда те развалины», – догадался я.
– Это было всего один раз, мой фюрер, – прогудел Гудериан, глядя на вождя нации через плечо.
– И что? Разве этого мало? Ваши танкисты должны громить дома в России, а не расстреливать их здесь на виду у всех. И это нам повезло, что его монстр, – Гитлер оставил погон Гудериана в покое и показал на меня пальцем, – не успел никого сожрать.
Я почувствовал, как по спине побежали капельки холодного пота. Похоже, у Валленштайна дела шли из рук вон плохо. Как бы мне и в самом деле не пришлось отведать гостеприимства папаши Мюллера.
Гитлер заложил руки за спину и опять зашагал по комнате, поскрипывая сапогами.
– Ни на кого нельзя положиться, ни на кого. Кригер неделю назад обещал решить вопрос с устойчивостью мутаций. И что? Где результат? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Прошу слова, – как школьник поднял руку генерал с пухлым лицом и зализанными назад волосами. Фюрер кивнул. Генерал повернулся ко мне: – Герр барон, месяц назад в Рейхстаге вы мне шепнули по секрету, что хотите разработать вакцину и газ для превращения людей в вервольфов непосредственно на поле боя. Вы тогда сказали, что Кригеру с его фабрикой оборотней до ваших проектов, как до Луны. У вас получилось?
Все посмотрели на меня. Даже Гитлер перестал мерять шагами комнату и, подобно футболисту, сложил руки на интересном месте.
Я растерялся. Что я знал о работах Валленштайна? Ничего, кроме тех записей, что успел прочитать. Неожиданно в памяти всплыли бумаги из лаборатории. Там что-то было об этом. Газ… вакцина… воздействие препарата на мышечные ткани… Вспоминай, Саня, вспоминай!
– Барон! – прикрикнул фюрер. – Что вы молчите? Вам нечего сказать?
Во рту пересохло. Я несколько раз сглотнул, но в горле осталось сухо, как в пустыне.
– Есть, – выдавил я из себя и удивился, не узнав свой голос.
– Ну так поделитесь с нами, – подбодрил меня молчавший до этого вояка с моноклем в глазу.
– Сейчас проходит последняя стадия испытаний, – пробормотал я. – Осталось стабилизировать изменённую клеточную структуру объектов. Мутагенезный потенциал материала…