Бандиты нерешительно переглядывались. Один из них, которого звали Кромвель – высокий, худой, с узким серым лицом и белыми волосами, с треснувшим моноклем, от которого к уху тянулась проволока, – достал из кобуры длинноствольный серебристый револьвер. Кромвель пришел в банду откуда-то с запада, говорил с заметным акцентом и был лучшим в клане охотником на сайгаков. Во время путешествия Туран заметил, что убийства доставляют охотнику удовольствие, лицо Кромвеля, когда он всаживал пулю в кого-то, в зверя или человека, розовело, глаза становились шальными.
Он встал над дергающимся Гаврошем, направил длинный ствол ему в голову и выстрелом разнес череп. Некоторые отвернулись, молодой Дерюжка тихо охнул, а Леха вдруг согнулся пополам, держась за живот. Его стошнило.
Бандиты стали расходиться. Така залез на повозку, сел рядом с сумрачным Крючком и сказал:
– Ветер меняется. Иловая буря скоро.
В детстве у будущего атамана не было даже игрушек, зато теперь он мог позволить себе всё. Или почти всё. Закинув ноги в сапогах на атласные подушки, которыми был обложен диван в салоне «Панча», Макота потягивал ягодную настойку из стакана и закусывал вяленым мясом.
Механики Дворца основательно переделали грузовик. Железные ящики и сундуки выкинули. Острые углы срезали, а что нельзя было срезать, заварили листами жести и обили планками из красного дерева. Древесина источала приятный аромат. Пол покрывал дорогой ковер, в крыше появился люк.
Кузов разделили на два отсека. В одном устроился Макота, второй, с закрытыми броней узкими лючками, он оставил охране.
Атаман думал, хмуря рыжеватые брови. Подергал себя за ус, налив еще настойки, выпил залпом. Потянулся за трубкой. Хотелось выплеснуть раздражение, разбить кому-нибудь из подчиненных морду в кровь. Но нельзя. Пусть люди думают, что Макота хладнокровный, настоящий хозяин. Впереди длинный путь. Он покачал головой, подумав, что зря не взял с собой Чеченю – глуповатый, но деятельный и исполнительный порученец пригодился бы сейчас. Но ведь кого-то надо было оставить за старшего во Дворце…
В бронированную дверь постучали. Ругнувшись, атаман поставил стакан на пол и достал из-под подушки пистолет. Подняв круглую заслонку «глазка», едва разглядел в пыльном мареве Крючка. Отодвинув тяжелый засов, распахнул дверь.
Караван еле полз, и Крючок, оставив Таку управлять повозкой, перебрался на «Панч». Скривив губы, атаман оглядел лопоухого. Крючка он одновременно и презирал и уважал: доходяга, наркоман конченый – и все же был в нем какой-то стержень, ржавый, треснувший, но пока еще не сломавшийся. Вроде и кривоногий Крючок, и ростом невысок, и мышцами похвастаться не может – а мало кто в отряде захочет связываться с ним. Разве что хладнокровно-бесстрашный Кромвель да еще бывалый, многоопытный Морз и злобный бритоголовый здоровяк по кличке Бочка. Ну, Малик, который из омеговцев, да и то вряд ли… Остальные, если дело до драки дойдет, спасуют: когда надо, лопоухий может очень решительно и быстро действовать. Макота хорошо помнил, при каких обстоятельствах Крючок попал в клан – тогда еще небольшую банду, – и спрашивал себя иногда: а помнит ли сам Крючок? Помнит, кем был раньше, какие события произошли тогда? Или вытравил всякие воспоминания дурман-травой?
– Ну, чё приперся? – спросил Макота.
Челюсть Крючка монотонно двигалась. Он мотнул головой, глядя под ноги атамана, произнес равнодушно:
– Черный говорит: буря начинается.
– Черный? Людоед, что ли? Какая еще буря? Ехай дальше!
– Иловая. Говорит: надо еще немного проехать, стать кру́гом и стоять, пока не утихнет.
– Слышь, каким еще кру́гом?! – возмутился атаман и плечом отпихнул Крючка в сторону. – Мы к Кораблю спешим, скоко можно по этой пустыне шкандыбать… – Высунувшись наружу, он замолчал.
Небо почернело, с востока через слоистые холмы на караван катило темное, как совесть Макоты, облако.
– Разъешь тебя некроз! – Атаман побыстрее спрятался обратно. – Ладно, едем, докуда он скажет, и ждем, пока оно не утихнет.
Горячий ветер завывал между холмами – приближалась песчаная буря. Хотя это в степи, откуда Туран родом, она была бы песчаной, а здесь, на дне высохшего моря, ветер закручивал в смерчи черно-серую иловую пыль. Она забивала нос, от нее горчило во рту и слезились глаза.
Бойцы Макоты повязали на лица платки, чтобы хоть как-то спастись от колкой взвеси, кружившей в воздухе. Крючок опустил голову, сдвинул на лоб шляпу.
После того как монета решила судьбу пленника, атаман потерял к нему интерес. Раньше Макота наведывался каждый день, следя, чтобы Туран добрался до Корабля живым и здоровым, теперь же редко подходил к повозке, а на пленника и вовсе не глядел.
Караван едва тащился, иногда меняя направление. Вокруг стояла завеса пыли – в трех шагах еще можно что-то разобрать, но дальше лишь серая мгла.
Така спрыгнул с телеги и пошел впереди, через шаг наклоняясь и подолгу приглядываясь к илу. В отличие от бандитов, проводник обходился без платка и шляпы.
Вскоре он повернул обратно, размахивая руками. Крючок натянул вожжи, ящер зашипел.
– Совсем плохо будет. Кому жить надо, пусть в машинах прячется, – сказал проводник Крючку. – Даже ящеру худо будет.
– Мы в грузовике с охраной пересидим, – решил бандит. – А шакаленок здесь останется.
Така покачал головой:
– Я тоже здесь.
– Сдурел! – удивился Крючок, спрыгивая на землю. – Пошли.
Не обращая на него внимания, проводник залез в повозку и уселся на передке. Лопоухий ушел к «Панчу», но вскоре появился вновь, да не один, а с Лехой, Маликом, Стопором и Хангой. Следом высунулся Макота, размахивая пистолетом, проорал что-то и ткнул стволом в сторону мутантов в клетках. Те беспокойно ворочались и прикрывали глаза широкими коричневыми ладонями.
Бандиты открыли большие двери в торце «Панча», со стороны отсека, где сидела охрана. Наружу выпрыгнули механик Захар и еще двое молодцов. Отворачивая лица от ветра и недовольно перекрикиваясь сквозь его завывания, все потопали к повозкам. Пятнистый вытянул лапы между прутьями. Крючок отдал команду, бандиты разошлись, с четырех сторон подхватили клетку, подняли и медленно понесли к «Панчу». Мутант привстал, клетка зашаталась в их руках, но до грузовика оставалось уже недалеко – и вскоре пятнистый исчез в широких дверях. Наблюдая за происходящим, Туран прикинул, что клеть едва вошла внутрь, заняв всю ширину отсека. Еще одна – и места внутри точно не останется.
Бандиты залезли в отсек, втолкнули клеть поглубже и вернулись за второй. Когда и она очутилась внутри «Панча», они закрыли двери и вместе с Крючком направились к мотофургону с топливной цистерной, собираясь переждать бурю там.
Така все это время сидел на повозке спиной к пленнику, ссутулившись, обхватив себя за колени. Манис, улегшись на брюхо, энергично елозил лапами и хвостом, зарываясь в ил. Ветер рвал брезент, накрывавший клетку; Туран опасался, что его вот-вот сорвет. Хорошо бы снять ткань да обмотаться, чтобы ветер не так хлестал – крупинки больно кололи лицо, руки, плечи. А если ураган усилится?
Привстав, Туран начал разматывать медную проволоку, которой прихватили брезент к прутьям. Он спешил, обдирал пальцы в кровь. Что-то подсказывало: времени почти не осталось. Ветер уже не выл – надсадно, злобно гудел. Клетка шаталась под его ударами, покачивалась телега.
Четыре угла – четыре куска проволоки. Туран размотал два, зажмурился, на ощупь отыскал третий. Брезент кидало из стороны в сторону, он хлопал по крыше, ударяя по пальцам. Если высвободить последний угол, ветер сорвет брезент…
Серая метель бушевала вокруг. Машины каравана стали темными пятнами во мгле.
Пришлось просунуть левую руку между прутьями и удерживать брезент за край, а правой разматывать проволоку. Пыль забивала нос и рот, Туран тяжело дышал, сердце колотилось в груди. Он едва смог втащить брезент в клетку; упав на дно, завернулся. Подоткнул полы, втянул голову в плечи и ухватил хлеставший по лицу угол.
Стоял полдень, но было темно, как ночью. Когда дыхание успокоилось, Туран отважился выглянуть из-под брезента. Манис зарылся в ил, наружу торчал лишь конец хвоста. Не заметив проводника, Туран перевернулся на бок, крепко сжимая края брезента, покосился вверх.
Така сидел на крыше клетки, поджав ноги. Чтобы не пялиться на него снизу, Туран переполз к прутьям… и обомлел.
Рассекая мглу, высоко над телегой летели широкие ромбы с длинными хвостами. Усеянные шипами отростки источали бледно-голубое свечение. Овеваемые мутными потоками существа размером с «Панч» легко скользили в вышине, их было много, очень много – Туран не смог сосчитать. Они волнами пролетали над стоянкой, и никто, кроме пленника и проводника, не видел их. От восхищения Туран открыл рот и сразу закашлялся, наглотавшись пыли.
Он приподнялся, любуясь грациозной силой этих созданий. Захотелось встать во весь рост и подпрыгнуть, пробив головой прутья, чтобы ветер подхватил тело, поднял к стае. Она была само́й свободой, летящей над Донной пустыней.
Пальцы Таки, вцепившиеся в прутья, побелели от напряжения. Ветер взвыл, порывом Турана прижало к решетке, а Таку едва не сбросило с крыши. Отпустив прутья, проводник выпрямился во весь рост, широко расставил ноги.
Бушевал ветер, потоки серой крупы колыхались темными полотнищами. Така подставил им лицо, запрокинув голову, поднял руки. Снизу Туран видел, как шевелятся его губы – людоед что-то говорил, обращаясь к стае над головой.
А потом, в одно мгновение, все кончилось.
Последняя волна существ пронеслась вверху, исполосовав небо росчерками светло-голубого сияния, и умчалась вдаль, унося бурю с собой. Только что они плыли над стоянкой каравана – и вдруг оказались далеко, где-то у линии горизонта.
И почти сразу стих ветер. Пыль еще кружила в воздухе, но косые лучи солнца уже продырявили мглистую завесу, золотыми столбами уперлись в окаменевший ил.
– Что это было? – прошептал Туран, выплюнув ком грязи, и добавил громче: – Кто это был?
В звенящей тишине собственный голос показался ему оглушительно громким. – Кто это? Кто они?
Стоящий на крыше Така вдруг упал. Тряся головой, дополз до края клетки и полез вниз. Туран удивленно смотрел на него. Проводник сполз на передок повозки, перевалившись через борт, рухнул в ил. Некоторое время его не было видно. Быстро светлело, мглистая завеса расходилась, обнажая высокое голубое небо. Наконец проводник встал, держась за колесо, повернул к Турану серое от пыли лицо.
– Скаты, – произнес он. – Скаты небесные. Они живут в буре, в ветре, не могут иначе. По всей пустыне кочуют. Така тоже кочует. Така старый, пора уйти ему. Не взяли. Хотел, просил…
– Но ты не старый, – возразил Туран.
– Много лет Таке. – Проводник провел рукой по черным как смоль волосам. – Очень старый, только похоже, что молодой. Душа Таки как камень теперь. Была как пух – легкая, летала над землей. Теперь твердая, тяжелая, не поднять. Старый. Хотел к ним, в небо… Не взяли.
– Куда не взяли?
Така не ответил. Сел, привалившись спиной к колесу, и долго еще смотрел вслед небесным скатам, давно исчезнувшим из виду.
Глава 11
Как и велел людоед, караван выстроился колонной – повозка, где стояла клетка Турана, «Панч», мотофургоны и телеги с мутантами. По бокам и сзади двигались мотоциклетки с мотоциклами.
В гладкой корке донного ила все чаще попадались каменистые проплешины и трещины, из которых шел пар. Впереди вырастали красно-бурые скалы. У подножия их что-то белело в лучах солнца – и вскоре Туран разглядел огромные кости, возвышавшиеся над пейзажем. Крючок правил прямо к ним.
Скелет оказался таким большим, что повозка проехала между ребрами и какое-то время высоко над головой тянулись позвонки размером с колесо «Панча». Грудная клетка напоминала конструкцию из бетонных арок; если обить ее листами жести, получится неплохой ангар.
Туран попытался представить, как выглядел зверь, которому принадлежали эти кости. Он же был размером с Дворец атамана Макоты, а то и больше! Неужели подобные чудовища обитали здесь когда-то? Или зверь – мутант, порождение Погибели?
Мутантов в клетках скелет почему-то привел в ярость – они рычали, кидались на прутья и пытались сломать их. Особенно негодовал пятнистый, своим рычанием он даже напугал маниса, а потом так бросился на клетку, что едва не перевернул ее. Успокоить будущих бойцов Арены удалось лишь внеочередной порцией зеленой каши.
Скелет остался позади. На полпути между ним и красными скалами Туран заметил, что самоход с топливной цистерной отстал. Помогать врагам не хотелось, но, как и во время нападения кетчеров, у него не было выбора – и пленнику, и бандитам надо как-то выжить в пустыне.
– Така! – окликнул он, приподнявшись. – Крючок, эй!
– Чё тебе? – пробурчал лопоухий, не оглядываясь.
– Машина отстала, а вы все на горы вылупились. Назад гляньте.
Первым обернулся людоед, потом бандит, и тут же ящер встал. Крючок не успел еще ничего сделать, а Така уже спрыгнул с повозки и побежал назад, размахивая руками.
– Нельзя! Нельзя там! – кричал проводник.
Шурша покрышками, затормозил «Панч». Грузовик чуть не сшиб людоеда, тот отскочил, едва не упав, побежал дальше.
Туран удивился: мотофургон сломался – из-под капота валил черный дым, – плохо, конечно, но почему проводник так волнуется?
Из кабины самохода выскочили здоровяк Бочка с молодым Дерюжкой и принялись отчаянно жестикулировать. Видать, обвиняли друг друга в случившемся. Бочка отвесил Дерюжке оплеуху, тот в ответ заверещал. Потом оба бросились к капоту, здоровяк поднял крышку, молодой нырнул в клубы дыма и сразу отпрянул. Что-то крикнув напарнику, он притащил канистру с водой, принялся заливать перегревшийся мотор.
– Эй! Не надо! Нельзя стоять! – Така бежал к фургону, шлепая босыми ступнями по илу. – В кабину надо!
Бандиты пытались справиться с поломкой и не слышали его. Озабоченность их была вполне понятна: вдруг движок загорится, тогда может вспыхнуть цистерна, и если эти двое не погибнут при взрыве, их пристрелит Макота.
Туран давно заметил: Така требует, чтобы машины и телеги держались рядом с ним – именно с ним, а не с первой повозкой. Поэтому Макоте пришлось отказаться от разведки местности, а ведь раньше, до Моста, он каждый день отправлял вперед пару-тройку мотоциклеток. Но в Донной пустыне проводник делать это запретил.
Машины начали останавливаться. Людоед на ходу оглянулся, махнул рукой Крючку, чтобы следовал за ним.
– Ну да, щас я к тебе побегу, – пробормотал бандит и отвернулся.
Но тут занервничал ящер. Взмахнув хвостом, он развернул повозку без команды лопоухого. Оторопевший бандит натянул вожжи – башку маниса задрало к небу, шею выгнуло назад, но он не останавливался.
Вскоре Така сел на ил, скрестив руки на груди.
Манис тянул повозку, Крючок ругался, пытаясь образумить непокорную рептилию, а Туран внимательно наблюдал за суетой у фургона. Неспроста ведь людоед всполошился.
Вскоре выяснилось, что так и есть – пленник увидел, как темный бугорок размером с ведерко вдруг пополз к машине. Приблизился на пару шагов – и замер. Потом еще подполз. И еще.
Крючок усмирял ящера, остальное его мало интересовало. Бандиты поливали двигатель водой. Дверца «Панча» отворилась, на подножке появился Макота:
– Слышь, Крючок, все жуешь свою дрянь? С тупой скотиной справиться не можешь?
Это отвлекло Турана, и он прозевал момент, когда бугорок рывком подобрался еще ближе. Увидев, что тот уже у самого колеса, пленник вскочил и крикнул, показывая рукой:
– Что это?!
Крючок, занятый манисом, не обратил на вопрос внимания, зато Макота с Такой посмотрели на Турана.
– Краб, – громко сказал проводник. – Краб, да. Така не помнит, но старцы говорили: крабы в воде жили. Давно. В очень соленой, пить нельзя. Сейчас нет воды, давно нет, крабы в норах, в иле теперь. Не в воде…