После выписки молодые снова зажили нормально. Ангелина вышла на работу менеджером по рекламе. Беспокоилась она теперь только за Надю. Отец ребёнка наконец-то впервые привёл подружку к себе домой, чтобы познакомить с матерью, но заставил её во время этих смотрин втягивать живот. Это говорило о том, что решение он до сих пор не принял. Наде было обидно: Лукин согласился жениться на Ангелине сразу, как только узнал о беременности, а она ходит уже с шестимесячным животом и не видит никаких действий от своего домушника. Сделать аборт он тоже никогда ей не предлагал. Положение полного бездействия и отсутствие принятия каких-либо решений было изначально заложено в характере Володи, воспитанного в рамках вечного ожидания. Проблемы должны были решаться сами собой, без его участия.
После наркологической больницы прошло около двух недель. Ангелина поднималась по ступенькам дома, где они снимали квартиру, и наткнулась на пьяное обоссанное тело своего мужа с поводком в руках. Питбуль покорно сидел рядом. Такого чувства стыда она ещё не испытывала. Ей удалось поднять Лукина и затолкать в квартиру. Пьяное тело продолжило валяться в прихожей на полу, а Ангелина сидела и рыдала на кухне. Она достала вторую, спрятанную от Лукина, бутылку шампанского в красной ленточке, вскрыла её и выпила один бокал. Часов через пять проснулось чудовище. Лукин проблевался, подошёл к жене и потребовал денег на выпивку. Они поскандалили, после чего он распсиховался, уловил запах вскрытой бутылки и тут же залпом опустошил её до дна.
Жена собрала свои вещи, приняв решение – вернуться к родителям. Обеспокоенные близкие уговорили её подать на развод. Но и после написанного заявления о разводе Ангелину потянуло на старые грабли. Лукин в очередной раз добросовестно пролечился в наркологии, взялся за ум, и наивная дура согласилась переехать в его коммуналку – комнату, которую свекровь до этих дней сдавала одной молодой паре.
Трёхкомнатная коммунальная квартира, была не из таких, какими мы привыкли себе представлять. Одна комната принадлежала Лукину, а в двух других проживали бабульки – каждая в своей. Старушки скучали, когда третья комната пустовала, и появление молодых жильцов вносило оживление в их однообразную жизнь. В квартире царил порядок. Чистые блестящие краны и унитаз, всегда помытый пол, идеальная, ничем не загромождённая кухня – всё как-то не вязалось с тем, что квартира принадлежала трём разным семьям. Только комната Лукина требовала ремонта. Ангелина с родителями решили привести её в порядок. Они сами наклеили обои, покрасили пожелтевшие радиатор и деревянное окно, установили подаренный на свадьбу холодильник и даже купили новую мебель.
Почему-то, несмотря на плачевные прогнозы наркологов, все верили в чудесное исцеление Лукина. Вероятно, он умел запудривать всем мозги. Ведь он же обладал умением легко договариваться с людьми. Со старушками он тоже давно договорился, они опекали пару, как своих собственных детей, не давали Ангелине перегружаться по хозяйству и сами мыли за ними посуду. А тёща, с которой Лукин видимо тоже договорился, постоянно обеспечивала их котлетами и компотами.
Наступил декабрь. Ближе к Новому году на улицах стояла предпраздничная суета. Ангелина по дороге с работы накупила деликатесов и вошла в квартиру, громыхая ключами. У двери в прихожей появились ботинки старшего брата Лукина. Восемнадцатиметровая комната была настолько прокурена, что Ангелина с животом не представляла, как она будет в ней находиться. Она открыла окно, повернулась к братьям и увидела у них на столе кучу пустых флаконов из-под одеколона. Посреди стола располагалась глубокая тарелка, доверху наполненная вонючими бычками. Братья сидели довольные и на полном серьёзе приглашали Ангелину присоединиться к их одеколонному застолью.
На следующий день, вернувшись с работы, она опять застала мужа в невменяемом состоянии, к тому же на постели вместе с собакой. Лукин в грязной обуви и питбуль с грязными лапами отдыхали в обнимку. Девушка согнала пса, стащила с Лукина ботинки. В комнате царил бардак, из-под стола выкатывались пустые бутылки – её возмущению не было предела. Монстр со стеклянными глазами поднялся с кровати, схватил со стола нож и приставил его к горлу жены.
– Сидеть! – рявкнул он.
И жена и собака присели. Лукин начал требовать денег, всё сильнее прижимая клинком к её подбородку. Ангелина в это время испуганно смотрела на него и думала: какая же она всё-таки дура…
– Гони лопатник, шкура!
Её глаза, безотрывно следящие за Лукиным, говорили, что этому браку пришёл конец, но муж не парился по этому поводу, ему было всё равно, он считал себя хозяином положения. Стопка водки для него сейчас приравнивалась к любой человеческой жизни, даже жизни собственного ребёнка.
Лукин покочевряжился, отбросил нож в сторону, вытащил из её сумки кошелёк и надолго свалил из дома. Всю ночь Ангелина плакала, а на утро её и пса забрали к себе родители. Собаку отдали знакомым в хорошие руки – ей повезло больше, чем Ангелине.
На 28 декабря было назначено третье заседание по расторжению брака. Девушка была твёрдо намерена развестись после всего случившегося. Она пришла с матерью, Лукин – с группой поддержки, состоявшей из трёх бабок и одного друга. Ангелина умоляла судью развести их, но сторонники Лукина расхваливали, какой он замечательный… и оступился всего один раз. Сам алкоголик был настолько убедителен, расписывая судье про гормональный дисбаланс в организме беременной женщины и обрисовывая счастливую новую жизнь в их семье, что рассмотрение дела в его пользу было предрешено. Уму не постижимо, как мог пропадать такой неординарный талант!
Суд выслушал обе стороны и назначил новый срок для примирения супругов. Ангелина впала в истерику, а судья ей пояснила, что не хочет к концу года портить статистику большим количеством разводов. После заседания все разъехались в разные стороны. Родители Ангелины перевезли из коммуналки оставшиеся вещи, и началась относительно спокойная жизнь.
Глава 4. Младенец за прилавком
В первых числах января Ангелина присутствовала на кое-как спланированной и скомканной свадьбе Нади. Она отмечалась в квартире в небольшом кругу друзей и родственников. Невеста была с большим животом в обычном, не совсем свадебном платье-балахоне. У близких родственников Нади с Лукиным было много общего. Отец невесты, к этому моменту скончавшийся от пьянки, часто поднимал на неё руку, брат, присутствовавший на свадьбе, тоже поднимал на неё руку, и жених, до последнего момента увиливающий от брака, тоже периодически поднимал на неё руку. Надя была женщиной – «вытрите об меня ноги».
Через три дня после свадьбы домой к молодожёнам нагрянула милиция и жениха повязали за квартирные кражи. Невеста, всегда лихорадочно, до победного, защищавшая репутацию Володи, стояла с мертвецки бледным лицом и наблюдала, как оперативники рыскают в её вещах, проводя у них обыск. После этого Надя почувствовала себя хуже. На той же неделе она родила недоношенную девочку.
Лукин не оставлял попыток прорваться к Ангелине, но последние месяцы ей было не до него: она старалась больше отдыхать. После полуночи у неё внезапно начались роды. Ангелина разбудила родителей, и они отвезли её в роддом. Близкие обещали устроить торжественную выписку с видеокамерой, фотографом, накрытым столом. Но, когда наступил день выписки, предвкушая, что сегодня вместе с сыном их увезут домой, она не смогла ни до кого дозвониться. Ангелина целый день подходила к висящему в коридоре родильного отделения телефону-автомату, набирала номера всех, кого могла, а дозвонилась только в деревню бабушке.
Бабушка выехала в город ближайшим рейсом. Когда она приехала в квартиру родителей и связалась с Ангелиной, то рассказала, что все дома пьяные, гости тоже, и никто никуда сегодня уже не поедет. Старушка нашла пакет с вещами для выписки и села в автобус. Через сорок минут она приехала в роддом одна. В её дрожащие руки вручили правнука, вместе с молодой, расстроенной до слёз, матерью, и они приехали на такси в квартиру, где уже никто не помнил по какому поводу напился.
Лукин, используя такую возможность, снова оказался в кругу семьи. За два дня до выписки родители Ангелины дали ему денег на детскую кроватку, но до сих пор ни денег, ни кроватки, ни тем более самого Лукина, никто не наблюдал. Он объявился лишь неделю спустя, когда закончились эти деньги. Изрядно поддатый, до сих пор без кроватки, он корячился на пороге и требовал показать ему сына. Тщательно разобравшись в ситуации, Лукин внёс ясность в разговоре с женой, что во всём виноваты её родители – это они мешают им быть вместе. В итоге стрелочник был найден. Пьянка Лукина, безденежье, увольнения с очередной работы – это всё результат деятельности «препятствовавших их благополучию» Нестеровых-старших. Но все его претензии стали по боку: в данный момент молодая мать начала думать, как ей выкарабкиваться своими силами, потому что она поняла, что надеяться в этой жизни можно только на себя.
Буквально через месяц Ангелине пришла в голову идея: поставить на площадке нового рынка палатку с детской одеждой. Так как рынок только открывался, оплата за место была символической. Родители поддержали эту идею. Несмотря на их пристрастие к веселью и шумным компаниям, они сами много работали, налаживая собственный бизнес. Ангелине удалось избежать негативного влияния послеродовой депрессии и переживаний после распада семьи именно потому, что она была в это время при деле.
Всё семейство выехало в Мытищи на похороны родственницы Нестеровых, погибшей нелепой смертью на производстве, где она работала, а вернулось с баулами, набитыми товаром. Эту первую закупку они совершили по дороге домой на оптовом рынке. Таким образом бизнес-план молодой матери начал реализовываться.
Территориально рынок располагался в трёх городских кварталах. Ангелина ходила туда пешком вместе с коляской, доставала со склада челночные баулы с товаром и полдня стояла за прилавком, торгуя детскими вещами. Предлагая покупателям товар, она одновременно покачивала коляску, а в часы кормлений садилась на складной стул и кормила ребёнка грудью. Продавцы из соседних палаток относились к ней дружелюбно, поддерживали по любому вопросу. Прослышав о мадонне с младенцем, некоторые покупатели специально подходили, чтобы на неё посмотреть.
Молодая мать от своего бизнеса имела много плюсов: у неё завелись собственные деньги, она одевала ребёнка по оптовым ценам, недорого могла одеться сама, покупая вещи у соседок-продавцов. В какой-то степени эта торговля доставляла ей удовольствие, была её отдушиной… Единственной лишь трудностью стали поездки в Москву за пополнением товара. Ангелина ездила одна. Пользуясь случаем, когда водитель автобуса останавливался, чтобы сходить в кусты, она бежала в другие кусты и сцеживала молоко из переполненной груди в специальную банку. Ей повезло, что этот период пришёлся на летнее время.
С наступлением холодов Ангелина подыскала через знакомых своему полугодовалому Никитке няню. Женщина, которая итак ухаживала за мужем-инвалидом, с радостью согласилась параллельно сидеть с ребёнком, при этом получая деньги за то, чем она итак занималась ежедневно.
Ближе к Новому году нарисовался Лукин. Он устроился на работу, не пил и по-прежнему умел убеждать. Ангелину беспокоила перспектива встречи Нового года впервые в жизни не в шумной компании, а в одиночестве (не считая спящего ребёнка), и она как всегда добровольно пошла наступать на те же грабли. В этот раз Лукин, опасаясь пристального внимания и контроля со стороны её родителей, предложил поселиться у своей матери.
Каждый день в квартире свекрови начинался одинаково. Молодая мать кормила ребёнка, одевала и отвозила к няне, после чего отправлялась на работу в рекламное агентство и параллельно следила за палаткой на рынке, в которой теперь стоял продавец. Свободный график позволял ей наведываться в торговую точку в любое время и контролировать продажи. Но совместная жизнь с собственной матерью напрягала Лукина больше, чем жизнь снохи со свекровью. Мать постоянно к нему присматривалась, принюхивалась, могла в присутствии жены влепить ему подзатыльник.
Супруги сняли квартиру. Их жизнь снова напомнила медовый предсвадебный месяц. В общей сложности Лукин не пил аж целых полтора года. Лёжа в обнимку с женой, он рассказывал слезливые истории, каким сложным было его детство, и она жалела его, так как в этом детстве не видела ничего хорошего. Отца посадили в тюрьму, где он и умер. А мать выставляла детей на улицу, и они торчали там целый день, пока она принимала у себя очередного ухажёра, пытаясь устроить личную жизнь. Эта улица его всему и научила.
Казалось, Лукин совсем исправился, даже набрал денег на покупку подержанного авто и нашёл нужный вариант в Москве по заманчивой цене. Пара вместе отправилась в столицу на рейсовом автобусе. Ангелина – за детским товаром, а муж – за машиной. В Москве, чтобы не платить за гостиницу, они планировали остановиться у какого-то старинного друга Лукина. Встреча с этим другом закончилась грандиозной пьянкой. Друзья на радостях висели друг на друге и каждое их объятие сопровождалось очередным продолжительным тостом с похлопыванием по плечу, уверением в прочности и несокрушимости дружбы. Ангелина не могла спокойно смотреть на весь этот поросячий визг и уехала на рынок одна, а потом сразу домой. Справиться с Лукиным было невозможно, в пьяном угаре он был упёртым и, если что не так, хватался за нож. Зато трезвым он был просто паинька.
Домой она вернулась вся в слезах. Лукину три дня никто не мог дозвониться. Наконец свекровь всеми правдами и неправдами, «через пятые руки» раздобыла номер какого-то парня, у которого имелись контакты того московского друга. Этому другу дозвонились сразу, но выяснилось, что Лукина избили, деньги отняли и менты повязали. Пребывая в обезьяннике, Лукин веселил всё отделение. Это был театр одного актёра. Окружающие давно говорили: «Зря ты, Серёг, не пошёл в театральное, ты был бы уже знаменитым комиком…» В конце концов, он всем надоел, его запихнули в автобус и отправили домой.
Посреди ночи, когда напившийся до беспамятства Лукин отлёживался в съёмной квартире, Ангелина проснулась от его возни. Она услышала, как он встал, прошёлся по санузлам, после чего завис на кухне с кем-то переговариваясь. Молодая мать укрыла сына одеялом и решила посмотреть: чем он там занимается. Перед ней предстала ужасающая картина: алкоголик сидел с помидорами в руках и на полном серьёзе вёл с ними содержательную беседу.
– Вы думаете она мне изменяет? – выпытывал у помидоров Лукин.
– Она гуляет от тебя, – писклявым голосом отвечал помидор, кивающий в левой руке, – да, направо и налево.
– Уверен? – Лукин задумался.
– Да, да! Не верь ей! – настаивал басистый помидор в правой.
Овощи трясли «головами», и это было – не представление. Он на самом деле допытывался, удивлялся и верил этим помидорам, делал выводы. Ангелина испытала очередной шок, в панике она бросилась к телефону, а Лукин, не обращая на неё внимания, начал предлагать помидорам выпить за тайное сотрудничество.
В два часа ночи родителей Ангелины взбудоражил телефонный звонок. Дочь, стараясь не разбудить ребёнка, полушёпотом, но всё же кричала в трубку, что не может находиться в одной квартире с маньяком, и они срочно приехали. Зять вёл себя буйно, отцу даже пришлось его связать шнуром от утюга. Втроём они стали собирать вещи. Мама прерывалась, подходила, чтобы пнуть его, когда тот кричал в их адрес оскорбления. Утюг, привязанный к пьяному телу то и дело громыхал, ударяясь о препятствия. Наконец, все погрузились в машину, затем отец вспомнил про Лукина, вернулся, чтобы развязать его, и семья быстро смылась. Маньяк продолжал лежать, стонать на полу в опустевшей квартире.
Через пару дней Ангелина осмелилась вернуться туда одна за остальными вещами, и даже не войдя, смогла оценить обстановку. Дверь сотрясалась от громкой музыки, внутри был слышен галдёж: в квартире тусовался народ. Грязь, балаган, валяющиеся компакт-диски и другие вещи – вот в это превратилась её чистая уютная квартирка. Часть вещей пропала с концами.