А там, на плавмастерской, какой-то сраный капитан-лейтенант грозил провалить весь разработанный план и подвести Любимцева под… Движение своих мыслей и дальше в этом направлении он категорически пресекал. В другое время и при других обстоятельствах он бы расправился с засранцем одним щелчком. «Не льсти себе, – подумал он. – Такие, как этот капитан, дерутся насмерть, ему нечего терять». А вот у Валерия Яковлевича ой, сколько такого было! И не ясно, в чью сторону подмигнула бы Фортуна.
Поэтому и торопился домой, повторяя в памяти заученный телефонный номер и слова пароля.
– Алло! Это 18-39-45? Извините, пожалуйста, – опустив трубку на рычаг, закурил. Через пять минут снова позвонил:
– Простите, я по объявлению… Очень жаль, что опоздал. До свидания.
Любимцев посмотрел на часы: до условленной встречи был ровно час.
На одной из дорожек городского сквера у Мемориала павшим в годы войны Любимцева окликнули:
– Валерий Яковлевич, дорогой! – Средних лет коренастый мужчины в гражданской одежде, улыбаясь, направился к нему. Этого человека Любимцев видел впервые. – Не узнаете, а? Впрочем, мы не так долго вместе служили, да и то в разных подразделениях. И воды с тех пор утекло! А я из нашей родной Гремихи, проездом, как всегда, на Большую землю. Приветы вам… – произнося это, мужчина подошел вплотную и понизил голос: – У нас мало времени. Какие проблемы?
В сквере почти не было народа. Капитан первого ранга достал конверт и протянул собеседнику:
– Вот, посмотрите. Один из офицеров на плавмастерской в Ханте три часа назад положил это на стол руководителю работ.
Мужчина быстро, но внимательно просмотрел фотографии и положил во внутренний карман своего пиджака:
– Как они появились, почему именно сейчас, и что собой представляет этот офицер?
– Наверно, сфотографировали, – криво усмехнулся Любимцев, – а сейчас, вероятно, потому, что положивший их офицер только что прибыл на корабль из очередного отпуска. Он даже официально к своим обязанностям еще не приступил.
Мужчина ненадолго задумался, потом проговорил:
– Сами по себе эти фотографии ни о чем не говорят. Ведь вы не скрывали от исполнителей, что это секретное государственное задание, даже где-то на международном уровне. До сих пор проблем ведь не было.
– Я сам не знал, что может быть какая-то маркировка. Вообще, по нашей технологии работ, ТВЭЛы никто не видит. Не знаю, как все получилось. С двумя другими начальниками смен мой руководитель лично беседовал. Предоставили кое-какие льготы, якобы за сложность и повышенную секретность операции. Удовлетворили некоторые пожелания… Никакой настороженности.
– А с этим что же?
– Не успели просто.
– Интересная картина: поговорить не успели, а фото появились. Как вы это объясните?
– Я затем и вызвал вас, – опомнившись, Любимцев приглушил голос, – чтобы вы это объяснили, а главное, разобрались. У меня другие функции и обязанности, которые я отлично выполняю!
– Не надо так волноваться, Валерий Яковлевич. Простите за вопрос, этот офицер не связан с вашим особым отделом?
– Это уж вам лучше знать. – Раздражение Любимцева никак не проходило. – По моим данным, нет.
– Да, – как бы про себя произнес собеседник, никак не реагируя на вспыльчивость капитана первого ранга, – иначе он действовал бы по-другому. Совсем по-другому! Не будем терять времени. Через три часа я позвоню вам на домашний телефон. Линия чистая, можно разговаривать спокойно, мы обо всем позаботились. Думаю, к этому времени многое станет ясно. Прошу вас пока ничего не предпринимать самостоятельно, не делать никаких звонков. Прогуляйтесь по парку, расслабьтесь.
Незнакомец очень приветливо улыбнулся, взмахнул на прощание рукой и по аллее направился к поджидавшей его потрепанной «восьмерке».
– Алло, Валерий Яковлевич? Имеющаяся у нас информация на Редина не содержит ничего сколь-нибудь любопытного. Попытки вербовки в органы отклонял дважды. Последний раз десять лет назад. Выслуги лет на подводных лодках и затем на спецсудне с лихвой хватает для получения вполне приличной пенсии в случае увольнения в запас. Кроме того, во время одного из плаваний попадал в серьезную ядерную аварию и, как специалист, возглавлял основную аварийную партию в отсеке, которая сумела ликвидировать течь в реакторе. Смертельных случаев там не было. Получил благодарность от Главкома. Прекрасный специалист, мастер военного дела.
А вот аттестации… С такими в советское время карьеру не делали. Впрочем, и сейчас тоже, особенно у военных. «Самолюбив, вспыльчив, на критику и замечания командиров и начальников реагирует неадекватно. Указанные ему недостатки устранить не стремится. Допускает неуважительное отношение к старшим…» Ну, поэтому и капитан до сих пор. Еще главкомовская благодарность спасает, и льготы как облученного при аварии. Иначе давно бы трудился в народном хозяйстве, если бы взяли с такими рекомендациями.
Валерий Яковлевич, а вы в курсе, что этот Редин, хотя по вашим словам даже не вышел из отпуска, был вчера в зоне и руководил работами?
– Не может быть!
– Может, уважаемый! Вышел в смену добровольно, вместо капитана-лейтенанта Маркова, не пришедшего в себя после ночной пьянки. Мало того, во время работ по вине крановщика в хранилище произошло ЧП: погнулся ТВЭЛ во время загрузки. Редин вместе с четырьмя матросами кувалдой вручную его выпрямили, и работы успешно продолжились.
– Да я им, мерзавцам… – Любимцев аж поперхнулся.
– Остыньте! Они вам тяжелейшую ядерную аварию своими голыми руками предотвратили. Неужели вам не понятно, что с ними так нельзя? Это не ваши угодливые подчиненные, готовые за материальные блага и продвижение по службе самозабвенно лизать вашу начальственную задницу. К таким, как Редин, я вам вообще не советую поворачиваться тыльной стороной: пинка получите от всей души. И не козыряйте чинами и званиями: у них это не проходит.
Ладно. Прошу извинить за экскурс в прикладную военную психологию. – Собеседник продолжал как ни в чем не бывало. – Вот откуда знания о маркировке. Но это не объясняет появления фотографий. Главное, зачем?
Пожалуйста, сейчас позвоните начальнику мастерской. Пусть немедленно побеседует с Рединым. Задушевно, как старые друзья. Кстати, они долгое время служили вместе, и лидер в этой паре отнюдь не Сердюк. Информация та же, что и для всех: государственное задание, повышенная секретность, особый режим… Внимание на маркировке не акцентировать. Пусть пообещает всем денежное вознаграждение по итогам работы, например, от Минатома. Это очень в духе времени. Скажем, в размере двух-трех месячных окладов. А Редину и его смене за ликвидацию аварийной ситуации – до десяти окладов. Когда планируется окончание загрузки?
– Через три дня.
– Ясно. Прошу вас: никаких самовольных действий в отношении Редина! То, что можно было сделать раньше или в другом случае: отстранение от работ, неожиданная командировка, перевод на другое место службы и так далее – это все с появлением фотографий стало не только не актуальным, но и вредным. Все должно идти строго по графику. О вашем существовании он вообще не должен знать.
Нашему сотруднику в Ханте уже дано указание вплотную заняться этими фотографиями. Кроме того, час назад в тот поселок я направил небольшую мобильную группу полевых агентов. Это местные наши коллеги, хорошо знают конкретную обстановку. При необходимости будут действовать абсолютно независимо, не вступая в прямые контакты ни с кем в Ханте. Их задача – решить проблему снимков. Ни к чему, согласитесь, рядовому офицеру на плавмастерской иметь какие-то, не предусмотренные правилами документы: негативы, сделанные в обход всех инструкций по работам с секретной документацией и оборудованием. Для его же пользы, верно?
Да не дышите вы так настороженно в трубку, Валерий Яковлевич! Все они профессионалы и прекрасно знают свое дело. Вы верно заметили: эти проблемы мы берем на себя.
А вам генерал передает приказание готовить документацию для перехода на Новую Землю и последующих там работ. Решение принято окончательное. «Добро» получено. Он вам еще сам позвонит.
В трубке раздались короткие гудки.
«Теперь уже и не прощается, – подумал Любимцев. – Да и хрен с ним!» Он почему-то вспомнил, что вчера ночью ему снилась обнаженная блондинка, что по соннику предвещало какие-то приятные занятия.
«А на самом деле это было просто большая задница!» – мелькнуло в голове.
Сергей спустился в рубку дежурного. Фамилию сидящего там молодого матроса-рассыльного он не помнил.
– Ну-ка, служба, дай мне Журнал учета событий.
Долго искать не пришлось. Вот она, запись: «…по левому борту пришвартован буксир МБ-10 и плавемкость…» Записи об отшвартовке не было.
– Что же у тебя буксир так и стоит до сих пор у нас по левому борту?
– Как это? – не понял рассыльный.
– Где запись об отшвартовке?
– Наверно, забыли, товарищ капитан-лейтенант. Эту-то запись я сам делал. Мы тут вдвоем с Сологубом через сутки стоим. Он и не записал, значит, отшвартовку. Они к ночи ушли тогда, я точно помню. Да, чего: вон они же сегодня с утра на третьем пирсе разгружаются. Продукты привезли на бербазу.
Сергей выглянул в иллюминатор.
– Не-а. Отсюда не видно. Надо на бак выйти.
– Точно они?
– Ну.
– Кто меня вдруг спрашивать будет, скажи, мол, где-то тут гуляет. – Идея визита на буксир пришла внезапно.
Через десять минут Редин, чертыхаясь, уже карабкался по косо лежащим разболтанным сходням морского буксира МБ-10.
– Кто живой есть?
Из палубного люка показался молодой парень. Сергей его не знал, хотя с этим буксиром они много раз работали на перешвартовках и коротких переходах. А с капитаном Семенычем и выпивали вместе неоднократно.
– Семеныч где?
Парень внимательно оглядел Сергея: высокого роста плечистый молодой мужчина, серые глаза вполне доброжелательно смотрели из-под низко надвинутой на лоб военно-морской черной пилотки с «крабом», погоны скрыты под кожаной «канадкой»; и настороженно поинтересовался:
– А вам что надо?
– Да вот, один вопрос хотел уточнить, – доверительно начал Сергей, – вы недавно баржу подгоняли вон к тому кораблю. Я там служу помощником командира. Вроде, на барже должно было быть кое-какое спецоборудование, а начали работать – одного стопора не хватает. Хотел у Семеныча спросить – мы знакомые с ним старые – может, на буксире где остался.
– А чего у него спрашивать-то? Да и в отпуск он ушел сразу же после того рейса. Деньги нам выплатил за два месяца и ушел. Но я точно скажу: все штуки, что на этой барже были, мы так там и оставили. Мы ее даже к буксиру не подтягивали. Меня Семеныч на пирс высадил, чтобы я на баржу перебрался и рулил там. Окоченел тогда совсем за несколько часов. Еле-еле спиртом потом отпоили.
– А что, так далеко ходили?
– Ну, почитай, на самую границу. Да еще и ночью! Видно-то все хорошо, но холодно, бр-р-р!
– Да, действительно у вас ничего не могло остаться. А те, кто баржу передавал, может, чего прямо капитану отдали?
– Да ведь никто не передавал! Потому меня и на пирс высадили, а потом в одиночку на баржу.
– Как это «никто не передавал»? – недоуменно спросил Сергей.
– Да так. Пирс какой-то на берегу в три дощечки. Как будто только сколотили. К нему баржа привязана. И не только что на ней, а вообще, вокруг ни души, сопки одни. Мы ее за «ноздрю» подцепили и потащили.
– Вот оно, значит, как. Ну, спасибо за информацию. Кругом сплошные накладки, – посетовал Редин, – придется в Техупре запрашивать. – Это заявление его абсолютно ни к чему не обязывало. – Как же вы сейчас без капитана?
– Да мы ремонтируемся, вообще-то, а сегодня все в разгоне, вот нас сюда на продукты и кинули.
– Передавайте привет капитану от Сергея с плавмастерской.
– Обязательно. – Парень кивнул и проводил взглядом удаляющуюся фигуру.
Вернувшись на свой корабль, Сергей узнал у дежурного, что его несколько раз спрашивал начальник мастерской. Поэтому, не заходя в каюту, он поднялся к Алексею.
– Где тебя черти носят? – Время было вечернее, из магнитолы звучала спокойная приятная музыка. На Лехе был надет спортивный костюм и кожаные «лодочные» тапочки. Вокруг фляжки, стоящей в центре письменного стола, расположились три открытые банки рыбных консервов, тарелка с неизменной квашеной капустой и порезанными на четыре части луковицами, сбоку стояла сковорода с жареной картошкой; мясо кусками было сложено отдельно в миске, даже селедка была разделана, аккуратно порезана и полита растительным маслом. Одного взгляда на это гастрономическое изобилие оказалось достаточно Сергею, чтобы понять, насколько он голоден: ужин на корабле прошел без его непосредственного участия.
– Мясо, картошка – все остыло, – сокрушался Сердюк.
– Зато можно брать руками. – Сергей вознамерился было тут же это и осуществить. Алексей остановил:
– Не кощунствуй, дикарь!
– Откуда у нищего капитана третьего ранга столь божественные яства?
– Нищий капитан третьего ранга вынужден крутиться ради своих подчиненных, как белка в колесе. Чтоб одеты и обуты, здоровы и сыты. А где благодарность? Признательность и уважение?
Сергей промычал что-то маловразумительное, так как его рот уже был забит куском восхитительного свежепрожаренного мяса, а руки блуждали над столом в поисках следующей жертвы его гастрономической невоздержанности.
– Ладно, будем считать это выражением должной любви и преданности.
Сергей, опять же молча, закивал утвердительно. Леха аккуратно наколол на вилочку небольшой кусок консервированной лососины, внимательно разглядел и только после этого отправил в рот. Прикрыв глаза и почмокав губами с видом пресытившегося гурмана, небрежно проговорил:
– Тут бербаза сегодня целый день себе продукты загружала. На месяц затаривались. Мы немного помогли, разумеется, по их настоятельной просьбе. Да плюс исключительное личное обаяние…
– …плюс пара литров шила… – Сергей уже прожевал мясо.
– Не без этого.
– Да с таким эквивалентом, как корабельный спирт, то есть шило, нигде не пропадешь.
Леха подхватил:
– Особенно в таких количествах, какие имеются в нашем распоряжении.
Уж кому, как не Сергею, было знать, что на флоте за этот эквивалент можно сделать, достать, изготовить, осуществить практически все. От протекающего крана в ванной до полного ремонта квартиры с заменой всего вообразимого; да и вообще, замену самой квартиры через все инстанции ОМИСов, ЖБК и домоуправлений. Можно оформить и подписать практически любой документ, построить гараж и капитально отремонтировать машину. За шило списывались инструмент и техническое имущество, обмундирование и спецодежда, перекочевывающие в нераспакованном виде прямо со складов в личные апартаменты для последующего же личного пользования. Можно было приобрести красную икру и воблу, кофе, шоколад и консервы благородных рыб. На любом судоремонтном заводе изготовят фабричным способом классные ножи, фляжки, канистры любых размеров и конфигураций. По желанию будет все это из титана, как, например, штатный набор автолюбителя весом не более полутора килограммов. Да что там: списывались целые грузовые автомашины и тягачи; со вновь поставляемых флоту кораблей уходили на сторону никем не увиденные хрустальные сервизы и фарфоровая посуда. А за что строились, обставлялись, функционировали бесчисленные сауны и бани на служебных и рабочих местах? Одно перечисление могло бы занять несколько десятков томов уголовных дел, которым никогда не суждено увидеть свет. Все знали, что можно все. И пользовались. Мерилом была лишь полнота налитого стакана. Все, как в бородатом анекдоте: «А нам-то что до стремительного роста цен, инфляции, обвалов, «черных» вторников и четвергов? Подшипник как стоил пол-литра, так и стоит! И будет стоить!»
Сердюк, громыхая на столе тарелками, проговорил: