Полиция прикатила через полчаса, «уазик» остановился поперек колеи, из кабины вышли трое: важный лейтенант с новенькой кобурой на левом боку и два бесстрастных сержанта. Эти остались поодаль, лейтенант переговорил быстро с врачом, направился к Максу.
– Ты его вытащил?
– Он, – выдал черноглазый, что все еще терся поблизости, – я видел.
Офицер глянул на него, на Макса.
– Реанимацию ты делал?
– Я, – Макс опередил своего недавнего помощника, – я учился.
– На курсах, – подал голос врач, – это где на манекенах тренируют. Я сам такие проводил.
Он закурил, затянулся и выдохнул смачно, что твой дракон, в воздухе запахло дешевым табаком.
– Поехали, – лейтенант показал на «уазик».
– Зачем? – оторопел Макс. – Давайте тут поговорим. И мне домой надо.
– Успеешь. – лейтенант шагнул к Максу, остановился напротив, сержанты мигом оказались рядом. – Объяснение напишем, и поедешь. Жена ждет?
– Девушка. – Чувство было такое, будто лавина накрыла, тащит с собой, крутит, как хочет, и того гляди грохнет о скалу или швырнет с обрыва. И противиться ей нет ну никакой возможности.
– Подождет, – ухмыльнулся лейтенант, – если любит, то дождется. Давай, не тяни, раньше сядешь – раньше выйдешь.
Он улыбнулся своей шутке, а Макса пот холодный прошиб. Появился Левин с таким видом, будто вот-вот заплачет, точно Макс его любимую игрушку сломал или «порш» в этой самой яме утопил. Сержанты ловко взяли Макса под руки, потянули к машине.
– Переодеться можно? – Тот хватался как, не к ночи будь помянут, утопающий за соломинку. Казалось, что надо немного протянуть время, и кошмар сам собой рассосется, полиция и «скорая» уберутся нафиг, а парень встанет с травы и пойдет по своим делам.
– Валяй, только быстро, – лейтенант был сама доброта, он даже не стал заходить в раздевалку, быки-сержанты караулили у двери. Оглядел вышедшего в костюме Макса, малость обалдел, но справился с собой. Осмотрел сумку с грязным барахлом и сел в «уазик» последним. Машину замотало по мокрой грунтовке, потом она выровнялась, миновала КПП и, набирая скорость, под усилившимся дождем понеслась через лес к городу.
Вода с неба лила ровно три дня и три ночи, как в книге Бытия, дождь стучал по металлическому подоконнику равномерно, точно хорошо отлаженный метроном. Поначалу выть от этих звуков страсть как хотелось, а потом Макс перестал обращать на них внимание. В ИВС его продержали ровно трое суток, чуть ли не минута в минуту, причем только для того, чтобы получить результаты вскрытия. Парень реально утонул, а не от «причинения смерти по неосторожности», как первоначально настаивал дознаватель. Даже расстроился, прочитав заключение, и нехотя отпустил Макса на все четыре стороны, и подписку не взял, ибо повода к тому не нашлось. Макс забрал свои вещи: в сумке все оказалось на месте – и давно сдохший мобильник, и «командирские» часы на тяжелом браслете, и ключи от квартиры, и липкий комок грязных тряпок. И только вышел на крыльцо УВД, как дождь зарядил с новой силой.
Но это сейчас было даже кстати, ледяной «душ» и ветер отлично проветрили мозги, пока Макс шел к дому. Растерянность и апатия последних дней исчезли отчасти благодаря тому самому протоколу вскрытия, подтвердившему невиновность Макса, а отчасти лютой, рвущей душу потребности доказать всему миру, что он прав, что по-другому было нельзя. И хоть менты смотрели косо и посмеивались украдкой над его рассказом, и дознаватель, красивая молодая девка с косой толщиной в полруки откровенно кривила губы, Макс понимал, что прав. Потерял много, да, но можно же назад хоть часть откатить, с Левиным поговорить, да и не на Левине свет клином сошелся.
Двор встретил шикарной лужей на два подъезда и дохлой кошкой у мусорных бачков. Обойти расклеванный воронами труп не было никакой возможности, дохлятина валялась на единственном сухом пятачке. Макс перепрыгнул выбоину, аккуратно обошел кошку и оказался на парковке между домов. Хотел пробежать под окнами: там оставалась полоска относительно чистого асфальта, и тут заметил Наташкин «пежо». Выглядела машинка как-то не так, непривычно и странно, поначалу показалось, что ошибся, но нет: и номера, и цвет говорили сами за себя. Приблизился, обошел по кругу, остановился поодаль. Тут было на что посмотреть: один дворник на лобовом стекле завязан узлом, второй вырван с корнем, на заднем стекле тоже, боковые зеркала и антенна выдраны, валяются у проколотых колес «пежо» среди осколков. Капот и двери поцарапаны чем-то острым и основательным, явно не простым гвоздем, ручка пассажирской двери оторвана, валяется рядом с разбитым зеркалом. Видимо, некто хотел выбить и фары, но не удалось, зато досталось крылу рядом с фарой, его просто выкорчевали, другое крыло украшает выцарапанный иероглиф из всем известных трех букв примерно полуметровой длины. А с другой стороны краской из баллончика выведена емкая характеристика неразборчивой в связях самки собаки. На «пежо» без слез смотреть было невозможно.
Макс очнулся от порыва ветра и двинул к подъезду. Дверь висела на одной петле, почтовые ящики в предбаннике грудой валялись на полу. Воняло гнилью и мочой, будто в общественном сортире оказался, причем модели «дырка в полу». Глаза постепенно привыкли к полумраку «склепа», Макс заметил на стене новые паскудные надписи, обошел горку битого стекла на площадке между этажами. Подоконник был завален грязными пластиковыми тарелками, тут же валялись смятые бутылки и жестяные банки, по раме, аккуратно огибая осколки, бежал здоровый рыжий таракан. Макс достал из сумки ключ и открыл дверь квартиры, вошел в коридор. Тут тоже было темно и очень тихо, слышался лишь стук дождя по подоконнику. Макс поставил сумку на тумбочку и принялся стягивать пиджак. Думал, что Наташка сразу налетит с расспросами, с криками, приготовился отбиваться, а ее не оказалось дома, что было уже неплохо: он успеет привести себя и мысли в порядок. После вида разбитого «пежо» разговор пойдет в ином русле, не том, что представлял себе еще два дня назад.
– Как все прошло?
Макс невольно вздрогнул. Наташка появилась совершенно бесшумно, выплыла тенью из крохотной кухни и остановилась в проходе. Макс не видел ее лица, но голос, слишком тихий и спокойный после трех дней неизвестности, ничего хорошего не предвещал.
Прошло, вот что главное, остальное неважно. Все живы, здоровы, вернее, почти все, ну тут ничего не поделаешь, у каждого свой срок. Прошло, забылось, едем дальше.
– Как собеседование? – так же спокойно произнесла Наташка. Макс сел на тумбочку и прижал к животу сумку с грязным барахлом. На Наташку он старался не смотреть, но чувствовал в полумраке на себе ее взгляд. Молчание становилось невыносимым, стало душно, как в прокуренном тамбуре электрички. Дежурное «нормально» было сейчас более чем неуместно, но кроме него в голову ничего не лезло. И это «нормально» грозило обрушить сейчас такую лавину, что полная до краев танковая яма детским тазиком покажется. Макс потянул «молнию» на сумке, Наташка мигом оказалась рядом и выхватила пакет с тряпками, сунула его Максу чуть ли не в лицо.
– Это что? Что это, спрашиваю? Ты где был все это время? Я тебе сто раз звонила, ты не отвечал, а потом телефон выключил! Где ты был, зачем наврал мне? Зачем постоянно врать, какой смысл? Чего ты этим добьешься, что изменишь? Одно вранье…
Макс вырвал у нее провонявший тиной и болотом пакет, пихнул обратно в сумку. Наташка сжала кулаки и стояла напротив, было заметно, как она побледнела. Понятно, что за эти три дня она чего только не подумала и выводы сделала такие, что замучаешься доказывать, что она не так все поняла. А чего тут понимать и придумывать лишнее: расстались три дня назад, он обещал прийти пораньше, а сам явился через несколько суток с кучей грязного шмотья в сумке и без работы, как и был до этого. Так что она права за исключением одного.
– Это и было собеседование, – сказал Макс. Наташка шумно выдохнула и буквально вцепилась себе в волосы. Макс подскочил к ней, схватил за плечи и заговорил быстро, не давая ей вставить и слово.
– Это и было собеседование, проверка физподготовки кандидатов. Я просто не хотел говорить заранее, думал, потом расскажу, когда пройду все тесты.
И единым духом вывалил Наташке все: и как Левина в клубе бил, и как тот работу потом предложил, и про саму работу так расписал, что аж ком в горле образовался, когда осознал, чего лишился, что в руках держал, да упустил. И про утопленника не забыл, и как оживить его пытался, и про три дня в ИВС, вскользь, правда, но упомянул. Наташка аж дышать перестала, не сводила с Макса глаз и не шевелилась, даже когда он отпустил девушку и снова плюхнулся на тумбочку. Казалось, что так хорошо ей все объяснил, все рассказал как на исповеди и подумал, что Наташка же не дура, должна понять. С дурой он бы жить не стал и уж точно предложение бы не сделал, будь она хоть единственным ребенком арабского шейха. Наташка прижала кончики указательных пальцев к вискам и отступила в кухню.
– Макс, я правильно поняла, что тебе предложили работу в нефтянке, а ты завалил собеседование, чтобы спасти конкурента? Или я ошибаюсь?
В коридоре стало еще темнее, дождь вовсю грохотал по подоконнику, за окном шумел развесистый тополь, у помойки гавкали собаки. Наташка постучала ногтями по дверному косяку, потом прикусила костяшки пальцев правой руки и улыбалась, глядя перед собой.
– Так и есть, – проговорил Макс, – так все и было. Я увидел, что он тонет, и попытался спасти человека….
– Конкурента, – поправила Наташка, – того, кто мог обойти тебя и получить эту должность.
Ну, обошел бы он вряд ли: Макс вспомнил, что на старте парень неважно выглядел и во время кросса отставал прилично. В норматив бы точно не уложился, как и те двое, что шли за ним.
– Макс, ты дурак, – Наташка усмехнулась, – ты понимаешь, что ты сделал? Нет, тебе мозгов не хватает сообразить, что ты прощелкал единственный за всю твою жизнь шанс подняться, ты ради фиг знает кого, ради незнакомого человека запорол себе карьеру и будущее. Да еще и друга подставил, в ментовке отметился. Если бы ты у мамы работал, она бы тебе такую глупость сделать не разрешила…
Слова, как пули, ложились точно в центр мишени, ни одна не пролетела мимо. Вряд ли готовилась заранее, вряд ли репетировала, значит, говорила, что думает, как все выглядит в ее глазах. Да еще и маму свою приплела напоследок, знать, сильно ее тогда отказ будущего зятя задел. И тут накрыло, он точно со стороны себя увидел, как жалко оправдывается, как ищет поддержки и понимания, а вместо этого еще раз под дых получил. Наташка почти точь-в-точь слова за Левиным повторяла, даже интонация похожа оказалась. Кто сошел с ума: мир или он сам?
– Я не офисная крыса, – тихо сказал Макс, – я не собираюсь целый день в стеклянном обезьяннике сидеть.
Это вспомнились интерьеры конторы, где трудилась Наташкина маман. Реально, зоосад, только клетки стеклянные, и офисная шушера, ну чисто зверушки, выставлена на всеобщее обозрение. Хотя почему зверушки, в просвещенной Европе еще в начале прошлого века рядом со слонами и макаками держали и негров, и чукчей, и прочих людей-экзотов на потеху почтеннейшей публике, и сей аттракцион пользовался спросом.
– А я, значит, крыса? – нежным голоском уточнила Наташка. – И мама тоже крыса, само собой. Крысиная семейка, а ты один у нас в белом. В белом посреди помойки.
Она прошла мимо, мелькнули голые коленки под коротким халатом, стукнула дверь комнаты, заскрипел старый шкаф, послышался глухой шум, будто что-то падало на кровать, а заодно и на пол. Макс стянул опротивевший пиджак, запихнул грязные вещи в стиральную машину и пошел в кухню. В холодильнике всю верхнюю полку занимал огромный нетронутый торт с шоколадом и сливками, за ним пряталась бутылка дорогого вина. В нижнем ящике обнаружился красный и черный виноград, на столе лежал пакет с чипсами и половинка яблока с потемневшим срезом, другой еды не было.
– Мне нужно такси до Ленинского, – раздалось из коридора. Макс вышел: Наташка, уже в джинсах и плаще поверх красной футболки, вытаскивала в коридор большую сумку, застегивала ее на ходу и одновременно говорила по телефону. – Побыстрее, если можно, лучше прямо сейчас. Да, спасибо.
Она бросила мобильник в карман плаща, принялась застегивать его так, будто в скафандр облачалась перед выходом в открытый космос. Потом уселась на тумбочку, грустно вздохнула и подняла голову.
– Машину мою видел? – Девушка смотрела Максу в глаза. Тот кивнул, подумав, что сейчас пройдет вторая волна цунами, Наташка прокричится, расплачется, и можно будет уговорить ее не делать глупостей и остаться, вместе подумать, как быть дальше. Но та лишь невесело усмехнулась.
– Это тебе от этих, – она кивнула в сторону лестницы, – привет. Я ее на следующее утро нашла, после того, как ты на собеседование уехал, а потом на звонки отвечать перестал. Мне в полиции предложили на опознание в морг поехать, вроде, там кто-то был, на тебя похожий.
– И ты поехала? – оторопел Макс. Понятно, что менты над Наташкой, мягко говоря, пошутили, просто не захотели принимать заявление раньше положенных трех суток с момента исчезновения человека. А когда та уперлась, предложили прогулку в морг. Уроды, конечно, но сейчас главное не это.
– Наташ, прости меня, пожалуйста, – сказал Макс и сел рядом. Они кое-как уместились на довольно узкой тумбочке, сделанной еще в те времена, когда их обоих на свете не было. Квартиру бабка-хозяйка сдавала вместе с мебелью: с этой тумбочкой и старым диваном и шкафом, у коего тошно скрипели дверцы, и как Макс ни бился, звук этот пропадать не желал.
– Прости. – Он взял девушку за руку, та не сопротивлялась. Пальцы у нее были холодные, как всегда, впрочем. Ну, или почти всегда. – Прости меня, пожалуйста.
– Да ладно, – она смотрела в сторону, – чего уж там. Это твой выбор. Не хочешь быть крысой – никто тебя не заставляет. Я тоже могу быть кем хочу, правда? И крысой в том числе.
И, не дав ему опомниться, встала, схватила сумку и шагнула на площадку. Ловко захлопнула дверь у Макса перед носом и пошла вниз. Послышался негромкий звонок мобильника, потом все стихло. Макс остался один. В тишине стало не по себе, собственная вина и потери – одна за другой в эти поганые дни – сделались острее. Это было реально больно, Максу такое ранее довелось пережить, но не так вот, чтобы все и сразу. И чтобы отвлечься, надо было срочно придумать себе занятие. Первым делом решил переодеться и обнаружил в шкафу множество Наташкиных вещей. «Вернется», – вспыхнувшую было радость было охладило рассудочное «нескоро». Макс загрузи стиралку, нашел зарядник и включил мобильник. Посыпались смс-ски, почти полтора десятка. Все от Наташки, а одна пришла с Левинского телефона, вчерашняя, когда Макс еще в ИВС сидел. Макс набрал его номер, скинул, не дожидаясь гудка, глубоко вдохнул-выдохнул и набрал снова. Левин ответил после пятого или шестого гудка, когда Макс уже хотел отбиться, поздоровался сквозь зубы, и тут же повисла пауза. Макс собирался с духом, чтобы начать неприятный для обоих разговор, а Левин ждал, когда Макс созреет.
– Ты же понимаешь, что это случайность…
– Это ты нихрена не понял, – Левин к беседе оказался готов более чем полностью, – твоя работа предполагает, вернее, предполагала… Ты же в армии служил?
– Да. – Это был чисто ритуал, Левин прекрасно знал, что Макс отслужил положенное и даже больше, еще три года по контракту, и вопрос задал чисто для поддержания разговора.
– Тогда ты знаешь, что такое приказ, и как его следует выполнять. Ты делаешь свое дело и не видишь ни насильников, ни убийц, ни маньяков, ни обиженных детей, ни ограбленных женщин или стариков. Ты делаешь свое дело…
– Ни умирающих, которым можно помочь, – не выдержал Макс. Левин осекся на полуслове, в трубке послышался треск, потом стало тихо.
– Именно, – раздалось через несколько секунд, – иначе нахрен нужен такой солдат или работник. Короче, ты меня понял. Второго шанса у тебя нет. Будь здоров.
Примерно этого Макс и ждал, ни на что иное не рассчитывал. Стер левинский телефон из памяти мобильника и переключился на другое. Дал себе три дня, чтобы найти работу, уже любую, куда возьмут, лишь бы не в магазин полки с макаронами охранять. Нашел несколько объявлений, позвонил, разослал резюме и почти сразу договорился о встрече. А потом еще раз договорился, потом еще один, и еще, но варианты были один хуже другого и по деньгам, и по условиям. Самым приличным показался вариант банковской охраны с прекрасным графиком сутки-трое, но кто-то более везучий увел это место буквально у Макса из-под носа. Вместо трех дней прошла неделя, Наташка не появлялась и не звонила, Макс несколько раз набирал ее номер, но сразу сбрасывал вызов. Говорить было не о чем, ее раскуроченный «пежо» по-прежнему стоял на парковке, весь в пыли, грязи и со следами кошачьих лап на капоте и крыше. Отремонтировать машину Макс хотел за свой счет, но, как назло, с работой был полный провал. Где-то просили подождать недельку, где-то перестали отвечать на звонки, в третьем месте, как оказалось, никто и вовсе не требовался, просто поганки кадровички проводили «мониторинг рынка труда».