Проснулась она только под вечер, оттого, что вокруг сухо трещали выстрелы и повсюду слышалась немецкая речь. Леночка зажмурилась во сне, пытаясь отогнать наваждение, но сильный удар сапога в живот и грубый окрик «Halt!» заставили её в ужасе открыть глаза. Перед ней, небрежно похлопывая себя длинным кавалерийским хлыстом по голенищу сапога, стоял немецкий офицер. Сон слетел с Леночки в мгновение ока.
– Bitte, – дрожащим от страха голосом неожиданно для себя произнесла девушка и протянула офицеру руку.
Выражение презрения на лице немца исчезло, и он с интересом несколько секунд смотрел на Леночку. Потом неожиданно протянул руку и помог девушке подняться.
– Das Mådchen spricht Deutsch? – быстро спросил он.
– Ja, Herr Offizier, – уже более уверенно ответила девушка и попыталась улыбнуться.
– Gut, – произнёс немец и показал рукой в сторону опушки.
Она кивнула головой и медленно пошла в сторону леса, туда, куда указал офицер. Дальше всё происходило как во сне. Всех уцелевших медработников немцы согнали в небольшую балочку на краю леса и заставили стаскивать туда трупы расстрелянных раненых. Тех из них, кто ещё проявлял признаки жизни, безжалостно добивали выстрелом в голову. От всех этих ужасов у Леночки голова шла кругом, и она уже почти ничего не соображала. Все приказы немцев выполнялись машинально, и девушке всё время казалось, что это какой-то ночной кошмар, который скоро обязательно закончится.
Когда трупы раненых были свалены в овраг, немцы построили всех медработников и расстреляли одной длинной очередью из пулемёта. В живых оставили почему-то только Лену. Ей не разрешили присесть и оставили несколько часов стоять на дрожащих от страха и усталости ногах.
Когда стемнело, к ней подошёл тот самый офицер, который нашёл Лену в кустах, и внимательно посмотрел на девушку. Потом повернулся назад и махнул рукой. Сразу вспыхнули фары автомобиля. Они сильно слепили глаза, и Леночка невольно прикрыла их рукой, за что тут же получила ощутимый удар хлыстом по плечу.
Офицер приблизился к Леночке вплотную и, подняв хлыстом её подбородок, вдруг на вполне сносном русском языке произнёс:
– Чтобы остаться в живых, от вас требуется совсем немного. Вы должны мне понравиться, причём не потом, а сейчас. Поэтому вам придётся пройти небольшой, как это у вас называется, медицинский осмотр. Я говорю понятно?
Неожиданно для себя Леночка энергично закивала.
– Но чтобы пройти медицинский осмотр, вам нужно раздеться. Я жду.
Дрожащей рукой Леночка взялась за верхнюю пуговицу халата.
Когда девушка разделась, офицер внимательно оглядел её сверху донизу.
– Очень хорошо, – удовлетворённо проговорил он. – Gut.
Потом он ещё раз смерил её с головы до ног восхищённым взглядом, казалось, ощупал всю прекрасную девичью фигурку, и внимательно посмотрел ей прямо в глаза.
В тот же миг Леночке показалось, что у неё остановилось сердце. Она сразу поняла, чего этот немецкий офицер хочет от неё. Такого стыда она не испытывала ещё ни разу в жизни.
Стояла тишина. Время шло, и немец потянулся к кобуре. Тогда Леночка, пытаясь унять дрожь во всём теле, медленно опустилась перед ним на колени и взялась за пряжку офицерского ремня.
Когда всё закончилось, он оттолкнул девушку от себя, и она, едва сдерживая слёзы, упала ничком на жёсткую, уже влажную от росы траву.
Вдруг к офицеру подбежал совсем молоденький солдатик в очках и что-то еле слышно, запинаясь, пробормотал. Строй солдат дружно загоготал. Послышались иронические замечания. Леночка разобрала только одно слово – «Марта».
Офицер подумал несколько секунд и произнёс:
– Ну что же, хорошо, Ганс, не посрами Германию, – и, обернувшись к солдатам, тоже засмеялся.
Даже в свете кроваво-красного заката было видно, как краска залила лицо солдатика. Он, видимо, для храбрости, вскинул автомат и, показав стволом на раскиданные по земле вещи, качнул им в сторону леса.
Леночка, поняв, что хуже уже не будет, как во сне, подобрала с земли только замызганный медицинский халатик и, накинув его на плечи, побрела в поле, к догорающим вагонам санитарного поезда, туда, куда указал автоматом Ганс.
Они подошли к железнодорожной насыпи и довольно долго брели вдоль исковерканных бомбами путей. Леночка то и дело бросала взгляды на чёрный остов догорающего состава. Около последнего, чудом уцелевшего при налёте вагона с надписью «Почта», прямо на насыпи лежали в ряд четверо убитых офицеров НКВД, как догадалась девушка по синим петлицам на залитых кровью гимнастёрках. Вокруг вагона суетились немецкие солдаты. Лена равнодушным взглядом посмотрела на происходящее и пошла дальше, к темнеющему впереди лесу. Вскоре немец осторожно ткнул её автоматом между лопаток и Леночка остановилась. Готовая уже ко всему, она медленно повернулась к Гансу.
Немец опять поднял автомат и вдруг дал короткую очередь над головой девушки. От неожиданности она присела и, несмотря на ситуацию, опять отчаянно покраснела, так как халатик распахнулся и немец смог видеть её нагую, всю, до мельчайших подробностей. Немец подошёл вплотную и, протянув руку, вдруг погладил Лену по щеке, внимательно посмотрел девушке прямо в глаза, потом ободряюще улыбнулся и качнул стволом автомата в сторону леса. Видя, что Леночка его не понимает, махнул рукой в том же направлении. Когда до неё, наконец, дошло, чего на самом деле хочет этот странный немец, она неожиданно для себя рванулась к нему, неумело чмокнула его в холодную гладкую щёку и, развернувшись, не разбирая дороги, бросилась бежать туда, где тёмной зелёной стеной стоял такой далёкий и спасительный лес.
Калужская область, июнь, наши дни
– Наташка, привет.
– Привет, Томка! Сколько лет, сколько зим. Ты сейчас в Москве?
– В Москве. Срочно нужно пересечься. У меня к тебе дело есть на миллион.
– Долларов или рублей? Шучу. Приезжай. Я на даче, в Острожном. Дорогу помнишь?
– Послушай, а где твой шкаф?
– Шкаф? – удивилась я.
– Я имею в виду вашу семейную реликвию.
– Да здесь, на даче. Вот он стоит. Куда ему деться.
– Тогда жди, я уже лечу, часа через три буду…
– Так, три часа в запасе у меня есть, – сразу решила я. – Пожалуй, напеку беляшей. Побалую подругу, а то Томка в своих заграницах, наверное, совсем отощала. Дело в том, что Тамарка – основатель и полноправная хозяйка сети антикварных магазинов и по работе много времени проводит в зарубежных командировках. Так что не виделись мы целую вечность. Сказать, что вопрос Томы по поводу нашей семейной реликвии поставил меня в тупик, я не могу. Шкаф этот привёз из Германии мой дед, который во время войны командовал танковой дивизией на 2-м Белорусском фронте, а после Победы был военным комендантом города Гюстрова. По рассказам предков, этот трофей был вывезен дедом из загородной резиденции самого рейхсмаршала Германа Геринга. Так что интерес к этому гардеробу со стороны такой прожжённой акулы антикварного бизнеса, как Тамарка, был, на мой взгляд, вполне закономерен.
…Выпив по рюмочке за встречу и закусив ароматными беляшами, мы вышли на берег озера покурить.
– Наташка, ты не поверишь, но я раскопала в Штатах старикашку «весом» в одиннадцать миллиардов долларов. Так вот, он просто тронутый на тему Третьего Рейха. Особенно шизеет от предметов, принадлежащих именно Герингу. А если бы ты видела его коллекцию мейсенского фарфора! Мечта! Наташ, ну продай ты мне этот шкаф. Отреставрировать, цены ему не будет. Американец такой экземпляр с руками оторвёт. А я у него под это дело кое-что из фарфора зацеплю. Ну, скажи, на кой чёрт тебе этот деревянный гроб сдался? – продолжала канючить подруга.
– Ты же знаешь, он не продаётся. А впрочем, – задумалась я на минуту, – услуга за услугу.
– Проси что хочешь. Ты меня знаешь, если в моих силах…
– Мне по работе кое-какая информация в ближайшее время понадобится. Меня будут интересовать любые документы, связанные… – я на мгновение задумалась. – B общем, потом определюсь. Вот тогда и потрясёшь хорошенько своего заокеанского миллиардера.
– Так ты в своей «конторе» в сто раз больше нароешь, – удивилась Томка.
– В сто раз больше, это точно. Только тут дело, как ты понимаешь, не в количестве, а в качестве. И частенько, как водится, положительный результат может зависеть от одного единственного клочка бумаги, а его как раз в наших архивах может и не оказаться. Ты же знаешь, сколько поистине бесценных документов после войны америкосы хапнуть успели, страшно подумать. А сколько, вообще, всего осталось в так называемых союзнических оккупационных зонах, представляешь?
– Вообще-то, старикашка он, конечно, вредный, но, думаю, узнав про твой шкаф, немного расслабится. Обещать не буду, но попробую.
Москва, июль 1941
– Коновалова ко мне! – мощной, по-борцовски широкой рукой начальник 4 Управления НКВД СССР осторожно положил телефонную трубку.
– Разрешите? – открыл дверь в кабинет высокий и худой, как жердь, капитан с бледным лицом и светло-серыми умными глазами.
– Что нового по операции «Смоленский капкан»? – старший майор Береговой внимательно посмотрел на вошедшего. – «Грачи» не проявлялись?
– Есть весточка, товарищ старший майор, – капитан развернул узенькую бумажную полоску донесения и положил на стол начальнику.
Тот быстро прочитал и поднял на подчинённого холодные голубые глаза, в которых, впрочем, метались озорные искорки:
– Значит, приступили к выполнению задания? Молодцы. А что там немцы? Встали на крыло?
– Хотя операция и находится в самой начальной стадии проведения, тем не менее, по данным фронтовой разведки, немцы уже предприняли попытку высадки десанта на маршруте движения колонны.
– Какова численность десанта по данным фронта?
– Небольшая. До пятнадцати человек.
– Ваши соображения?
– Обстановка на Западном фронте складывается не лучшим образом, – капитан положил на стол перед генералом тонкую папку, – вот последние сводки.
Тот немедленно раскрыл алый коленкоровый переплёт и внимательно прочитал напечатанное:
«Москва, 31 июля 1941 г.
1. 20 армия, а вместе с ней 16 армия отошли без санкции командования от Смоленска на восток и оставили Смоленск 29.7 при следующих обстоятельствах:
20 армия с начала полуокружения непрерывно атаковалась крупными силами противника 6 пд [пехотной дивизией], 1 тд [танковой дивизией], с большим количеством авиации. С 25.7 противник усилился двумя свежими дивизиями. За это время 20 и 16 армии понесли огромные потери.
В связи с этим, 20 армия, ведя напряжённые бои, отходила под сильным давлением противника на восток севернее Смоленска.
28.7 левофланговая 73 стрелковая дивизия 20 армии, отходя, открыла правый фланг и тыл 152 стрелковой дивизии 16 армии, ведущей бои в северной части Смоленска. 152 стрелковая дивизия, наблюдая отход 73 стрелковой дивизии и находясь, по донесению Лукина, под сильным огневым воздействием противника и ударом его по флангу и тылу, по распоряжению командира начала отход на восток от Смоленска. За 152 дивизией отошла и 129 стрелковая дивизия из северо-восточной части Смоленска.
2. Командованию и штабу Западного направления и фронта из донесения Курочкина стало известно об оставлении Смоленска в ночь с 28 на 29.7. Немедленно было дано распоряжение Курочкину приостановить отход 152 и 129 стрелковых дивизий и восстановить положение. По выяснению обстановки 29.7 отдан приказ Курочкину объединить руководство 20 и 16 армиями и, используя резервы 20 армии, восстановить положение в Смоленске.
3. Предпринятое контрнаступление 29.7 силами 152, 73 и 46 стрелковых дивизий успеха не имело, и части с большими потерями к вечеру 30.7 отошли к востоку от Смоленска на рубеж Суходол, Токари.
4. Курочкин отдал приказ с 3.00 31.7 с остатками 152, 129 и 46 стрелковых дивизий с рубежа Суходол, Токари перейти вновь в наступление в направлении Смоленск.
5. Обстановка на фронте 16 и 20 армий в данное время такова:
Противник – 129 пехотная дивизия, 15 баварская, остатки 5 пехотной дивизии, 35 пехотной дивизии, 137 пехотной дивизии с танками – с рассветом 31.7 ведёт атаки в направлениях: Вейча, Перфилова, Кореллы, Сеньково.
Дивизии 20 и 16 армий, растаявшие в длительных, непрерывных, напряжённых боях (в ряде дивизий осталось по 1-2 тысячи бойцов), отбивают атаки противника на фронте свх. Шокино, Бережняны, Перфилова, Псарды, Мох, Богдановка, Облогино. В армиях боеприпасы и горючее на исходе. Доставка идёт только с воздуха в ограниченных размерах (каждую ночь 10 самолётами ТБ-3).
6. Принято командованием Западного направления и фронта решение:
Удерживать на западе и северо-западе занимаемое положение. Нанести частью сил (57 танковой, 229 стрелковой дивизий и частью 5 механизированного корпуса) удар в общем направлении Ярцево, чтобы совместно с группой Рокоссовского разбить ярцевскую группу противника и освободить пути подвоза для 16 и 20 армий.
– Учитывая тот факт, что Смоленск полностью в руках у немцев, считаю: целью немецкого десанта мог быть только наш груз. Особого смысла в десантировании группы из пятнадцати человек на сравнительно небольшой участок территории, всё ещё занятой нашими войсками, я не вижу.
– Товарищ старший майор, я тоже почти в этом уверен. Однако целью десанта может быть и нарушение линий связи между нашими войсками, которые и так находятся в тяжелейшем положении. Но в любом случае операция «Смоленский капкан» пока идёт по плану.
– Кстати, спецвагон из Смоленска прибыл?
– Пока не в курсе, – капитан бросил взгляд на часы, – по графику эшелон прибывает через час двадцать, наши сотрудники уже выехали на Белорусский вокзал.
– Ты тоже давай туда. Дело крайне серьёзное. По прибытии эшелона сразу доложишь. Кстати, старшим охраны там кто?
– Лейтенант Сидоркин из Смоленского управления, товарищ старший майор.
– Как передадите вагон сотрудникам Гохрана, сразу ко мне. И Сидоркина этого с собой захвати.
– Есть!
– Давай в темпе. О ходе операции «Смоленский капкан» докладывать каждые три часа.
– Тут есть ещё один нюанс. Связь с группой «Грачи» во время последнего выхода в эфир прервалась и больше не возобновлялась. Предположительно во время столкновения с немецким десантом была повреждена рация. Поэтому местоположение автоколонны на данный момент нам неизвестно. Но, по всей вероятности, колонна в данный момент находится уже в тылу у немцев.
– Как думаете исправлять ситуацию?
– Считаю, что капитан Пустовалов сам найдёт способ возобновить канал связи. Либо выйдет на оставленное в тылу подполье, у него есть надёжные контакты на крайний случай. Либо он воспользуется трофейной радиостанцией.
– Добро.
Смоленская область, июль 1941
Вопреки ожиданиям, частей 152 стрелковой дивизии в районе переправы не оказалось. Когда Гудков со своими людьми вышел из леса, на мосту стоял старший инкассатор Иван Тимофеевич и что-то горячо втолковывал усталому пехотному капитану, отчаянно при этом жестикулируя. Все восемь машин стояли в тени больших деревьев метрах в ста от берега. Около них суетились водители. Когда Гудков подошёл, выяснилось, что мост заминирован и у пехотного капитана есть приказ: взорвать его, как он выразился, к «чёртовой матери» не позднее пятнадцати часов, поскольку остатки 152 дивизии уже переправились и на этом берегу с минуты на минуту должны появиться немцы. Гудков привычно бросил взгляд на часы – четырнадцать двадцать.
– Сергей Владимирович, три машины получили значительные повреждения, устранить которые до пятнадцати часов не представляется возможным. А этот, – старший инкассатор неприязненно посмотрел в сторону пехотного капитана, – ни в какую. Твердит, что у него приказ. Я ему объясняю, что у меня тоже приказ. А он упёрся, как осёл! Попробуйте сами с ним поговорить.