Всполошились? Не-ет. Но грузная мужская общая досада: не было печали!
– Главное, он же нормальный пришёл?
– Нормальный пришёл.
– Саныч?
– Я его сегодня легонько, нежно. Как… ну, как бабу. Но он… нет, он был уже какой-то…
– А говорят чего? Сердце?
– Ничего пока не говорят.
– Жене позвонили?
– Кто будет звонить? Ты? Звони!
– Что я-то?!
– Спокойно все! Хан уже связался. Кому надо, все в курсе.
– М-да. Мужики! А по стакану-то?! Не оставлять…
– Да-а… Его коньяк… А разливай.
– Прямо здесь?
– Нет! Щас пройдёмся всего ничего, к «слонику», и – там! Заодно, чтоб два раза не вставать, выразим жене наше… наши…
Так выпьем! За пошатнувшееся здравие? Или за случившийся упокой? Врачи борются, спортивная общественность молится, друзья цинично бодрятся.
– Получается, следующая суббота у нас пролетает?
– Кто о чём!
– Сам вшивый!
– Очень смешно!
С лёгким паром!
Не смешно, не смешно.
Да-а, чемпион чемпионов… Заскорузлость, панцирь, броня, колосс. А сердечко-то… Бурят (Бамбай Цыжыпов, а?!) в Мордовии на захудалом… Примитивный о-со-гари… И сердечко – ёк! А ведь медкомиссии у них, постоянные медкомиссии… Внутренний позор ни одна медкомиссия не диагностирует. Самурайский кодекс плюс кавказская гордость. Или просто с коньячком стоило бы ограничиться? Или в семье глубоко личные нелады? Или звёзды так сложились? Что мы знаем о ранимой мужской душе? Ни хрена не знаем!
Пристойный спич. Роняя скупую слезу – с громким всплеском.
Нет, не сердце. Тогда б – красиво. Ну, приемлемо.
Врачи скажут, наконец?! Диагноз, диагноз!
Да нате! Ботулизм. При попадании в организм пищевых продуктов, содержащих ботулотоксин, продуцируемый спорообразующей палочкой Clostridium botulinum. Начинается внезапно. Выраженная общая слабость, головокружение, головная боль. Схваткообразные резкие боли в животе, жидкий стул, тошнота, рвота. Расстройство зрения, охриплость голоса. Очень грозный признак – нарушение дыхания. Парез дыхательной мускулатуры (исчезает кашлевой рефлекс). В особо тяжелых случаях – летальный исход.
Особо тяжёлый случай с пациентом Данияловым. Пациентом стать не успел. Врачи на месте, в Казачьих, констатировали: он, летальный… Ну да. В луже говна, блевотина, пучеглаз… Ничего себе, сходил полежать после веников!
Саныч ни при чём, Саныч ни при чём!
Ботулизм. Вторая свежесть – вот что вздор! Свежесть бывает только одна – первая, она же и последняя. А если второй свежести, то это означает, что она тухлая! Извинить не могу.
Вась-вась тогда рыл до воды. Его земля.
Нет криминала. Нету!
Выстраиваем.
За три дня (за четыре!) до своей смерти гражданин Даниялов Амин ссорится с женой, гражданкой Данияловой Лилит, и отправляется ночным рейсом на турнир в Саранск, столицу Мордовии. (Почему-то с каким-то диким букетом тюльпанов!)
Гражданка Даниялова Лилит уже поутру вызывает слесаря, меняет замок на входной двери. (Слесарь долго возился. Консьержка недовольна была. Стук, грохот!).
Во второй половине дня гражданка Даниялова идёт на Сенной рынок – тут рядом, через Фонтанку, через мостик. Возвращается с живым осетром в полиэтиленовом пакете – килограмма на четыре, беспокойный, весь пакет издырявил носом своим. (Консьержка перепугалась: вдруг острое рыло из пакета! и шевелится, шевелится!). И запахи, запахи. Ароматы! В ночи…
Сволочи! Народ голодает, рубль валится, пенсия пшик, и за апрель не заплатили. А они – осетрину! С другой стороны, люди зарабатывают. Он хоть чучмек, но вроде наш, чемпион какой-то. Она вроде учится, вроде приличная. Улыбается всегда. Спустилась утром, на выходе брикет в фольге суёт. От чистого сердца, говорит, не откажитесь. А и не откажусь! Извинилась ещё за слесаря, за шум. А в фольге – осетрина, паровая, с полкило! Последний раз – на юбилейный год, в семидесятом пробовала? Сама съем! Внуку бы кусочек, но – умер. Ещё у неё пакет большой, на выброс. Кошки, спрашивает, у вас есть? Три! Сивка, Бурка и Каурка. Тогда, если не побрезгуете… Визига тут, плавники, голова… Так и быть, оставляйте! Супчик-уха, лаврушки, перчику, сольки. Неделю протяну. Сивке, Бурке и Каурке тоже достанется. Клава где?! Меняй меня, Клава! Ведь жара! До дому полквартала, сразу на плиту. Или и не сволочи они, хоть и чучмеки?
– Констатируем, консьержка ту рыбку съела?
– Схомячила будьте-нате! Уху – тоже.
– Без последствий.
– Жива-здорова. Коты – тоже.
– Хорошо, но Даниялов-то вернулся лишь на четвёртый день. Рыбка могла подпортиться.
– В холодильнике?
– Да-а, в холодильнике… На улице – плюс тридцать, духота, пекло, давно такого мая в Питере… Но если в холодильнике…
– И тут – blackout вдруг!
– По-русски, малóй!
– Отрубили. Сутки без электричества.
– Да-а, в замкнутом пространстве, в духоте. Что угодно заведётся… Через сутки аварийная бригада всё восстанавливает, холодильник включается, как ни в чём не бывало. Но что в рыбке завелось, то никуда не делось.
– И хозяева ни сном ни духом. Если, допустим, их дома не было. На даче, в командировке, не знаю…
– Получается, несчастный случай? Малóй?
– Ещё вариант. Сама гражданка Даниялова устроила blackout. На почве возникших неприязненных отношений ночью маникюрными ножницами перестригла силовой кабель, чтобы обесточить домашний холодильник, чтобы осетрина стала второй свежести, чтобы изголодавшийся блудный муж сожрал и склеил ласты…
– Язык прикуси.
– Виноват! Я ж как вариант…
– Не вариант… Она, кстати, сама в эти трое суток дома ночевала?
– Нет. Сессия, подруга…
– Или хоть заскакивала на минутку?
– Ну, таких мелочей…
– Мелочей не бывает…
Вась-вась знает по опыту: мелочей не бывает.
Допустим, жена расстаралась для мужа. Сессия-мессия, его не касается. Обед чтобы готовый был. Когда? Всегда! Дрязги – не ваше дело, сугубо семейное. Посторонним В.
Итак, расстаралась. Вкусно? Вкусно. Консьержка подтвердит.
Но! Представим. Уделив от чистого сердца долю малую (кстати, неглупо!), она, жена, всё блюдо целиком выставляет на подоконник в оранжерее. Солнечная сторона, парниковый эффект, форточку не открывать, флора капризна. Всё, теперь опять сессия-мессия. Двое суток и не ищите. В третьи сутки заскочить на миг за ерундой типа конспекта. И цветочки все напоить непременно! Да! И застоялое блюдо с остовом осетра в холодильник задвинуть. Обед чтоб готовый был. Когда? Всегда! Ну и вот… А ей снова бежать, сумасшедшие дни! Откройте секрет, как у вас получается всё успевать? Секрет очень прост: у меня не получается.
И грянул гром. И возвращается муж. Её – нет. Замки – новые. Кто бы как поступил на его месте?! После саранского фиаско с Бамбаем Цыжыповым. В общем, как поступил, так поступил. Порог не переступишь, да? Он к себе домой пришёл! А она решила, что её дом, да?! Развела тут джунгли, ботанический сад! Может, он всё и поливать должен?!
Ох. Тут чемпион чемпионов поступил не по-чемпионски. Прошлые тюльпаны прошлыми тюльпанами. Прошлые тюльпаны – только цветочки. Но тут – ягодки. Просто вызверился. Был ботанический сад – не будет ботанического сада. Месиво, крошево, слизь. Ломал, сминал, топтал. Теперь тут макивару поставит. И тренажёр.
Отпустило. Вдох-выдох. Пульс. Даже мелькнуло: что я наделал, что я наделал?!
Э! А что наделал?! Ничего! У себя дома он! А она, когда вернётся, пусть приберёт, пусть только пикнет! Обед пусть подаст! Обед есть в доме?! Он же её предупредил!
А! Осетрина, смотри на неё! Замок сменила – от мужа: порог не переступишь! А сама – осетрину?! Для кого?! И сама – где? Или ещё придёт?! Или ещё не одна придёт? Для кого готовила?! Ничего-ничего! Он только на него посмотрит. И на неё. Просто посмотрит. А пока…
Ел грубо, грязно, руками. Жрал. Вкуса не ощущал. Зверский насморк. Икнув, скудно сблеванул тут же, на стол. Вытирая об штаны. Ещё жрал. Ещё пил. Коньяк. Дагестанский, какой ещё! Запасы. Три ящика в подсобке, «Медный всадник», подарок побратимов.
Лёг не в спальне. В холле. Против входной двери. Чтобы когда войдут – сразу его увидели! Голый. Совсем. Жарко. Пусть видят! Он у себядома.
Он, между прочим, у себя дома на нерве сейчас позвонит Светику (или Наташе?): приезжай! не на Богатырский! слушай адрес!.. Этих чирлидерш у него… И пусть жена застанет! Так, да? Застанет? Ах, ты с-с-с…
Из старинных романов: состояние его легче было представить себе, чем описать.
Адреналин. Белая ночь. Зудящий комар. Дал себе по морде – комара не достал. Утренний озноб. Вставать, одеваться. А то – как дурак…
Никто не пришёл. Тогда он сам пойдёт. Сегодня что, суббота? Сегодня же суббота! Он знает, куда пойдёт. Все свои… Голова кружится, тошнит немного, нос забит. Ночка сложная. Ну, ничего-ничего.
Иди-ка ты в баню, Даниялов. Она, баня – от всего…
Да. Получается, несчастный случай.
Экспертиза подтвердила: Clostridium botulinum. В особо крупных размерах. С кем не бывает. По такой-то жаре. Blackout этот до кучи. И обоняние – ноль, зверский насморк. Так бы хоть учуял… Вот ведь как совпало всё.
Хоронили не по обычаю, не в тот же день. Экспертиза, то да сё. Здесь вам не там!
Вдова была черней ночи. Но держалась. Держалась хорошо. Лицо каменное. Нет, медальное. Нет… как сказать… отрешённое, потустороннее. Да не надо ничего говорить. Не сейчас, не здесь.
Тофа Авшаломовна быть не смогла. Телеграмму прислала, звонила. Ещё звонила. И ещё. Но не смогла.
Положите за нас цветы. Он был… тоже замечательный человек. И выдающийся спортсмен! И добрый товарищ! И любящий муж!
Подробности – не надо.
А, нет. Одна подробность. Ни букета, ни цветка. Ленты. Медали. Гирлянды. Ни цветка, ни листика, ни веточки.
Вдова сказала Шахману (добрый товарищ, прилетел, с ним ещё земляки – интеллигентные люди, инженеры, технологи):
– Шахман… Как-нибудь сделай, людям объясни, попроси… Цветов не надо, совсем. Так надо, поверь мне.
Поверил. Вдова…
Но людям как объяснить?
Но попросил, объяснил. Шахман. И ещё земляки, земляки.
И – ни цветочка, ни листика, ни веточки. Такая одна подробность.
Вдова потом всё-таки сказала. Потом, когда все уже отошли немножко:
– Амин очень не любил цветы. Оч-чень не любил.
И лицо у неё такое… как сказать…
Аминь, Амин.
И никто не узнает…
В этой стране стало страшно жить. Недавно случайно нашла в Интернете базу данных поиска людей http: //syim.com/baza. И главное, сделали вроде как для поиска утерянных родственников. Но здесь вся информация о каждом из нас: переписки с друзьями, адреса, телефоны, место работы, и, что самое страшное, есть даже мои обнажённые фото (правда, не знаю откуда). В общем, испугалась очень. Но есть такая функция, как «скрыть данные». Воспользовалась и всем советую не медлить. Мало ли, что эти придурки могут сделать дальше!
Написал sd354wetsdg – 23: 16: 17
Глава 3
Нас всех в ту субботу предсказуемо выдернули. Разнарядка. Журфак. День открытых дверей. Меня выдернули, Макса, Костю Шария, Тараса. Чингиз сачканул. Физиогномика, увы. Третий курс журфака – не дети малые, но где-то дети. Азиятская рожа, проникновенно внушающая тет-а-тет про «благо страны», когда в анамнезе татаро-монголы… Не верю!
Бикмурзин, сегодня – свободен! Встань и иди! Да хоть в баню!
А вас, товарищи Евлогин, Багдашов, Заброда, Шарий, попрошу остаться.
Маленькое, но ответственное поручение. Извольте соответствовать. За штат никто ещё не выведен. Хотя настроение у всех дембельское, запасные аэродромы подготовлены. Кулон Кузьмы. Не сегодня завтра…
Вы мне это прекратите! Про завтра будет видно завтра. Сегодня же – день открытых дверей на журфаке. Васильевский остров, Кадетская (нет, тогда ещё Съездовская) линия. Пятница – исход сессии. Всех на волю, всех на волю! Славно поработали, славно отдохнём! Каникулы!
Ан – суббота. У деканата – объявление: все студенты третьего курса приглашаются. Ну, как приглашаются? Принудиловка по умолчанию. Смотрины. Весь верхний этаж отдан под. И – конвейер. Столики-столики-столики. За каждым – вроде полномочные представители. Новых изданий в ту пору (середина девяностых) народилось, как котят. Всяк хозяин норовит угадать с будущим рабом. Третий курс – очник созрел. Уже умеет, но ещё не избалован. Надо брать, на перспективу.
Запуск по десять-пятнадцать студентов. Собеседование. Нам нужны новые кадры, мы открылись, мы расширяемся. Чем увлекаетесь, что вам интересно? О чём мечтаете? Какими себя видите через несколько лет? Вот вам анкета. Спасибо, мы с вами свяжемся.
Следующие десять-пятнадцать. Следующие. Следующие. Весь курс.
Смотрим человеческий материал, оцениваем. Ассистент рядом с гипотетическим хозяином – не представляясь. Доброжелательный, умноглазый, молчаливый. Понятно, да? Если надо объяснять, то не надо объяснять. Кадры нужны, нужны кадры. Все анкетные данные – вот. Мы с вами свяжемся. А кто такие мы – разговор иной, потом, если захочешь.
Рутинная процедура. Весь курс, конечно, в коридорах не топчется, похохатывая. Да просто не поместятся. И курить на факультете запрещено категорически, даже в сортире, тем более в сортире.
Всей оравой – в Румянцевском садике, угол Университетской набережной, два шага до журфака. Спугнув здешних завсегдатаев-черносотенцев. Обсев скамейки у фонтана (да, фонтан ещё был, не демонтировали) перед обелиском «РУМЯНЦОВА ПОБѢДАМЪ». Тут сообща и дыми лошадиными дозами, гомони, фрондируй в голос:
– А там кто-нибудь из «Плейбоя» будет? Я бы завербовался.
– Ага, «Плейбой»! «Таймс»! «Шпигель»! Скажи спасибо, если тебя хоть «Смена» подберёт!
– «Смена» полный отстой! Не та уже!
– Так им и скажи, если спросят: ах, уйдите, противные! я не продаюсь!
– Все продаются!
– Смотря за сколько.
– Ну, твоя-то цена – пятачок за пучок. Если бы я «шпору» в среду не кинула, ты бы совсем!
– Я тебя тоже люблю и ценю. За «шпору» – вообще страстно!
– Вот кого с руками-ногами оторвут, это Лилиточку нашу! Со «шпорами», без шпор!
– С её руками-ногами – оторву-ут! Лиль, джин-тоник хлебнёшь?
– Нет.
– Обижа-аешь!
– Нет
– Тогда почему?
– Муж не разрешает.
– О! А кто у нас муж?
– Хочешь, познакомлю?
– Э-э, не-ет. Спасибо, нет.
Знамо, кто у Данияловой муж! Пошутить нельзя?
Нельзя!
– Ребяты, а про «Талисман» кто-нибудь что-нибудь слышал, знает?
– Да сдаётся мне, пока одни понты!
– Не скажи. Вроде у них всё по-взрослому.
– Поживём – увидим.
– Если доживём.
– Это – да!
Бодрячки на нервишках. Солнце всходит и заходит – кушать хочется всегда. Пристроиться бы! Хоть на договор! О том, чтобы в штат, мечтай до вручения диплома. В СМИ недоучек не привечают. На договор – куда ни шло. И пойдёшь – при всём уморительном фрондировании. Пойдё-о-ошь! Та же газетная практика, публикации – кровь из носу. Иначе – отчисление, жёстко. По-волчьи выть…
Забавно их всех слушать, если прислушаться. Костя Шарий с Тарасиком забавлялись тут же поодаль, на скамеечке. В шахматы играем, в шахматы. Ветерок освежает, травка зеленеет, бодрячки чирикают. Право, пользительней, чем в аудитории париться, как Аврумычу с Максом. На пальцах кинули – кому куда.
О! Вот и «отстрелявшиеся» студентики в Румянцевский со Съездовской потянулись разрозненно.
– Вторая смена! Вторая смена! Ещё человек десять запустят. Да не торопитесь, там они пока пытают.
– А никто и не торопится! Очень надо!
Очень. Надо.
– Ну, как там? Как там?
– Да никак! Морды, как морды. Но улыбаются. Так надо понимать, мы им больше нужны, чем они нам.
Легко говорить, уже «отстрелявшись»!
– Но взяли? Предложили хоть?
– От «Плейбоя» там есть кто?!