Эрклион не зря подметил, что Эфаррети заинтересовался им. Через некоторое время в кубрик вошёл один из пиратов и потребовал, чтобы чернец прошёл с ним к капитану. Эрклион не стал спорить и спокойно пошёл за пиратом в каюту капитана. Эрклион ожидал увидеть в каюте и ше-Ниди, но его там не было – один только Эфаррети. Он предложил Эрклиону присесть за стол и начал беседу:
– Как тебя зовут, чернец?
– Кейлун.
– Ты ведь из Искателей Отрешённости?
– Верно.
– А ты не многословен. Хотя вот я слышал, что чернецы очень любят поболтать.
– Чернецы говорят только по существу, – ответил Эрклион, и этот ответ явно развеселил Эфаррети. Он встал из-за стола и принялся расхаживать по каюте.
– Знаешь, Кейлун, мне кажется, что ты как-то замешан в том, что произошло на палубе, пока мы подходили к вам. Ше-Ниди по этому поводу мне ничего не стал рассказывать, но я видел, как на тебя смотрели бунтовщики, да и остальные матросы тоже. Так что же ты такое сделал?
– Предотвратил бунт.
– Как? – Эфаррети подошёл прямо к сидящему Эрклиону и навис над ним, смотря прямо в глаза. – Мне что, каждое слово из тебя вытягивать?
– Наш разговор не имеет смысла, – невозмутимо ответил Эрклион. Попутно он прикинул, можно ли сейчас просто взять и подчинить Эфаррети своей воле, но капитан пиратов был достаточно сильной личностью с хорошим самоконтролем, поэтому такой вариант действия бы с ним не прошёл.
– Это почему же? – ответ Эрклиона удивил капитана.
– Мои ответы не изменят сложившейся ситуации.
Эфаррети, казалось, терял терпение. Он сузил глаза и произнёс:
– Я бы выкинул тебя за борт, толку от вас, чернецов, всё равно никакого. Даже в рабство не продашь. Но мои парни суеверные ребята, они считают, что чернец на судне к удаче. Ты и вправду принёс нам удачу, избавив от ненужной бойни. И если я от тебя избавлюсь, это может разрушить их веру в меня. Так что придётся нам пока побыть в одной посудине. Но веди себя без трюков – я слежу за тобой…
Эфаррети, наконец, отошёл от Эрклиона и подошёл к висящей на стене карте. Некоторое время он стоял так, спиной к Эрклиону, потом вновь заговорил, не оборачиваясь:
– И куда же ты направляешься?
– В Кёсвен. Оттуда в горы для уединения и медитации.
– Смотри-ка, заговорил. И чем же ты заплатил за проезд? Палубу здесь драишь?
– Это не существенно. Я здесь и я направляюсь в Кёсвен – только это важно. Хотите подробностей – расспросите капитана.
Эфаррети обернулся, но отходить от карты не стал. Он засунул руку в сумочку на поясе и достал оттуда хорошо знакомую Эрклиону цепочку – как раз ту, которой он заплатил за проезд.
– И откуда у нищего чернеца взялась золотая цепочка? Что-то я не видел чернецов, ходящих в золоте. Или ты ограбил кого? Но чернецов-грабителей я тоже не видел.
– Наследство. Мои родители не были чернецами.
– А кем же они тогда были? Энноранской знатью? Только не говори мне, что у тамошних землепашцев водятся золотые украшения.
– Следуя вашим высказываниям, они вполне могли быть грабителями.
Последний ответ Эрклиона вновь развеселил Эфаррети.
– Ну что ж, хороший ответ. Но я должен тебя огорчить. Не тот корабль ты выбрал. Вот выбрал бы другой, отправился бы в свой Кёсвен. И чего тебя только дёрнуло сесть именно на «Ласточку»?
– Она быстрее.
– А к чему такая срочность?
– Чем быстрее я доберусь до своего места постижения Отрешённости, тем лучше.
– Так или иначе, в Кёсвен это судно больше не идёт. Придётся тебе поискать другое место для уединения. Например, на нашем маленьком островке полно прекрасных пещер.
– Это недопустимо. Место для поисков Отрешённости явилось мне в медитациях, и я не могу изменить воли Провидения.
Казалось, Эфаррети уже совсем успокоился. На его лице блуждала лёгкая улыбка, что всё же выдавало некоторое внутреннее волнение. Капитан вернулся за стол и продолжил разговор уже в другом тоне. Очевидно, он понял, что напором и угрозами от Эрклиона ничего не добиться.
– Понимаешь, чернец, я уважаю твой взгляд на мир, но изменить сейчас ничего не могу. Вот доберёмся до нашего порта, оттуда тебя и отправим в Кёсвен. Ведь мы, садартийцы, культурный народ. Мы понимаем важность поисков смысла жизни и постижения основ мироздания. Мы самый культурный народ, у нас даже пиратство организовано так, чтобы как можно меньше проливать крови. Ведь добиться своего можно не только силой, ну ты же меня понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Эрклион. – Но пиратства и работорговли не одобряю.
– Ну а что ты знаешь о рабстве, чернец? Ты знаешь, например, что раб в Садарта Рэне гораздо более защищён, чем землепашец в Энноранн? Вот если кто ограбит или покалечит землепашца в Энноранн, что ему за это будет? Да ничего, даже разбираться никто не станет с этим. А если такая же штука произойдёт с рабом в Садарта Рэне? Хозяин раба всю страну перероет, но найдёт и накажет обидчика! И когда энноранские земледельцы гибнут от голода в неурожайные годы, садартийские рабы получают полное содержание от своих хозяев. Я уже не говорю о том, что у нас каждый раб может иметь и своих рабов, а также занимать важные государственные посты. А вот в Энноранн может простой человек занять государственный пост? Да как бы ни так! Всё давно в руках знати! Так что прежде чем судить меня, хорошо подумай о том, что же для людей лучше.
Услышанное действительно заставило Эрклиона задуматься. Голод, бесправие простых людей, засилье знати на государственных постах – всего этого не было в Энноранн во время его правления. Да что уж там говорить – самой знати как таковой не было. Эрклион зорко следил за тем, чтобы в стране не формировались поколения чиновников из одного клана, чтобы не формировались касты, поскольку такие люди начинают работать на пользу своего клана или касты, а не на пользу государства. Пока Эрклион добирался до Этурены, он ничего подобного не слышал. Но это вполне можно объяснить и тем, что люди боялись рассказывать о своих бедах, подозревая в Эрклионе государственного шпиона. В любом случае, этот вопрос требовал всестороннего изучения.
Эфаррети, истолковав молчание Эрклиона в свою пользу, довольно улыбнулся.
– Вот видишь, чернец, не всё ведь так однозначно. Тем более что с этого судна мы никого в рабство продавать не собираемся. Просто потребуем выкуп за пассажиров.
– Но даже если вы просто так отпустите матросов, как вы говорите, их репутация будет навечно испорчена и они не смогут вернуться домой и снова заняться мореплаванием.
– Ну значит, они останутся в Садарта Рэне и будут работать на берегу.
– И сколько им будут за это платить? Энноранцам в Садарта Рэне?
– Скажем честно – платить будут мало. Но дешёвые рабочие руки нашей стране ой как нужны. Кстати, я думаю, что многие и сами решат продаться в рабство и избавить себя от жизни впроголодь. Но заметь, мы тут будем ни при чём.
– Как же ни при чём, если вы послужите причиной этому?
– Э, нет, чернец, не надо тут заниматься пустословием. Причина это одно, а личный выбор это совсем другое. На одну причину разные люди среагируют каждый по-своему. Так что тут полная свобода воли, знаешь ли.
Эрклион ничего на это не ответил. Но Эфаррети неожиданно подкинул ему идею, как можно покинуть корабль и отправиться в Кёсвен. Для этого нужно было сначала познакомиться со всеми пиратами и попытаться произвести на них такое же действие, как и на матросов этого корабля.
– Если мы говорим о свободе воли, – ответил Эрклион. – То моя воля – сейчас уйти отсюда. Вы будете меня задерживать?
– Нет, не буду. Но и по кораблю тебе шататься не дам. Так что мои люди проводят тебя сразу в кубрик.
– Хорошо. Тогда я тоже задам вопрос. Что с Томи ше-Ниди?
– С ним всё в порядке. Я просто пока попросил его оставить нас на время этого разговора.
Эрклион кивнул и вышел из каюты. Пират повёл его назад в кубрик. А Эрклион начал подводить итог своей беседы с Эфаррети. Капитан пиратов явно не просто так заинтересовался чернецом. Эти расспросы про цепочку, оправдание работорговли, попытка угрожать… Если бы Эфаррети не опасался чернеца, он бы просто не стал с ним разговаривать. А если бы опасался, то уже бы избавился. А раз явно опасается, но ещё не избавился, то есть у капитана какая-то скрытая мотивация. Он боится чего-то ещё больше, чем самого Эрклиона. Всё же история с цепочкой, как понимал и сам Эрклион, выглядит неправдоподобно. Но что мог подумать Эфаррети об Эрклионе, сложив воедино все факты? Чернец, с золотом в руках, садится на корабль, который перевозит знатных особ в Кёсвен. Скорее всего, ключевой момент здесь – это сам корабль. Эфаррети не просто так спросил, почему Эрклион выбрал именно это судно. Хотя и постарался это выведать он уже не в лоб, а вскользь. А корабль примечателен двумя вещами: знатными пассажирами и пиратской атакой. Когда пираты поднялись на «Ласточку», они точно знали, что здесь присутствуют богачи. Значит, они действовали по чьей-то наводке, что в принципе, не удивительно. Наверняка у пиратов в каждом порту найдётся осведомитель. И раз так, появление странного чернеца именно на «Ласточке» вполне может быть направлено против самих пиратов и лично Эфаррети. Например, чернец на самом деле шпион, который хочет выявить, где же у пиратов секретный порт. Так что в ближайшее время Эрклиону можно ждать либо покушения, либо высылки на берег. И высылка – это хороший вариант, так как можно вернуться на первоначальный путь и попасть в Кёсвен в кратчайшие сроки.
Но в следующий момент Эрклион подумал, что с точки зрения Эфаррети, он может шпионить не за пиратами, а за кем-то из пассажиров. Надо срочно выяснить, кто же именно перемещается на этом корабле. Возможно, откроется что-то ещё более интересное.
***
Примерно неделю дни тянулись один за другим, утомляя своим однообразием. Тагур и Эрия с купеческими обозами добирались до нового города, там ночевали, а с утра снова отправлялись в путь. Преследования они за собой не заметили, казалось, всё успокоилось, и даже недавние события с убийством посла теперь воспринимались Эрией скорее как страшный сон, нежели как правда. Но упрямая реальность настаивала на своём. Она больше не тзай-тарра. Теперь она изгой, даже хуже ренегатов. У ренегатов хотя бы есть какая-то община, где они могут искать поддержки и помощи. У неё теперь никого нет. Кроме Тагура, который заложник данной ситуации, а не добровольный участник. Исправит ли ситуацию приезд в Энноранн? Станет ли тамошний правитель предоставлять убежище молодой и никому не известной тзай-тарре, которая ещё даже никаких секретов не знает? Да и станет ли сама Эрия как-то вредить Таннедер-Ир, понимая, что только Орден может противостоять новому вторжению Владельцев, несмотря на то, что внутри этого Ордена творится?
Много вопросов, и ни одного ответа. Если попадаешь маленькой щепкой в шестерни огромного механизма, лучше просто постараться оказаться где-то в стороне. Иначе перемелет в труху. Эрие уже начало казаться, что, возможно, лучше просто найти ренегатов и остаться жить с ними. Да, это будет жизнь в постоянной угрозе разоблачения, но ведь никто не будет знать, кто она на самом деле такая. Или податься в бродняки Туманья. Там тоже есть люди, умеющие использовать Тзай, а Итуэдоз смотрит на таких людей сквозь пальцы, поскольку понимает, что они делают дело, важное для всех, и в случае нового вторжения Владельцев именно эти отступники составят первый фронт обороны, они же первыми и погибнут. А в Энноранн она будет как на ладони. Регент непременно захочет использовать её в своей политической игре против Итуэдоза. И тогда жизнегубы Таннедер-Ир точно узнают, где она. И смогут её найти. И устранить. Как всё сложно и неоднозначно! И как всё просто выглядит в глазах Тагура. Энноранн и Таннедер-Ир соперничают от самой эпохи Возрождения. Таннедер-Ир пытался нас убить. Значит, надо идти в Энноранн и просить помощи. Эрия пыталась как-то переубедить Тагура в том, что Энноранн – это лучший выход из ситуации. Но он ничего не хотел слушать и говорил, что из всех возможных вариантов этот подходит больше всего. Что ж, время покажет.
Виления не очень нравилась Эрие. Виной тому как раз те особенности этой страны, которые она отметила ещё в первые дни своего пребывания здесь. Все здесь любят торговать и как-то чересчур практичны. Настолько, что живут в некрасивых домах и достаточно однообразных городах. Здесь достаточно грязно на улицах. Купцы со своими спутниками и мелкие торгаши снуют из города в город, но никакой заботы об облике того города, куда они приехали, не проявляют. Поскольку пребывание в городе временное, зачем заботиться о его чистоте? Ведь завтра ты будешь уже в другом городе. Но в итоге грязь и беспорядок распространяется по всей стране. А что до архитектуры, то только самые богатые купцы, магнаты и князья позволяли себе какие-то излишества. Но посреди серых кварталов одинокие красивые здания смотрелись нелепо и неуместно. Что же до самих виленцев, то они тоже не проявляли никакого вкуса в одежде. Тагур объяснял это так: раз уж одежда есть и в ней комфортно, то зачем переплачивать за внешний вид? И при этом виленцы были достаточно богаты. То есть в среднем они были гораздо богаче обитателей других стран. Но своего богатства никто из виленцев напоказ не выставлял. По рассказам Тагура, эти люди предпочитали складывать своё достояние в тайниках и после этого туда не заглядывать. В чём же был смысл такого накопительства? Этого Эрия не могла понять. Того же Георга Соленя за страсть к искусству многие считали пустым позером. Единственной страстью истинного виленца должно было быть стяжательство. И именно такое жизнеустройство Орден считал образцовым. Но Эрия ни за что бы не согласилась, чтобы весь мир стал подобием Вилении. Ни за что.
А времени меж тем оставалось всё меньше и меньше. Тзай-шу… Проклятое снадобье, делавшее тзай-тарров теми, кем они являются. Отсутствие тзай-шу уже начинало давать знать о себе, и дальше могло быть только хуже. Ах, если бы она знала, что попадёт в такую переделку, то взяла бы с собой запас побольше! Очень скоро самочувствие начнёт резко ухудшаться. И контролировать этот процесс она вряд ли сможет. Уже давно она начала замечать, что словно бы теряет сознание на мгновение, при этом оставаясь стоять или сидеть. Часто она не слышала Тагура. Навалилась какая-то слабость. Утром она просыпалась, но долго не могла ни открыть глаза, ни пошевелиться. И кто знает, что будет дальше? Раньше она никогда не переживала ничего подобного. Открыться сейчас Тагуру? Рассказать про неприглядную сторону своей жизни и жизни всех тзай-тарров? А вдруг всё само собой пройдёт? Пока что лучше ничего не говорить, решила она. В конце концов, практика самоконтроля тзай-тарров должна помочь справиться и с этой проблемой. Пусть даже она на время утратит способность использовать Тзай. От этой способности сейчас всё равно никакого толку. А если же Тагур узнает о её слабости, как он после этого будет смотреть на неё? Беглянка, заставившая его бросить привычную жизнь, да ещё и зависимая от своего колдовского пойла, как пьяница от вина! Нет, лучше пока ничего не говорить и ждать, когда это пройдёт.
Тагур был привычен к дальним путешествиям, и виды родной Вилении не могли произвести на него серьёзного впечатления. Но он тосковал по Вилайре, и это чувство с каждым днём становилось всё сильнее. Когда он сможет вернуться назад? Когда увидит милые глаза своей любимой, когда возьмёт её за нежные руки? Наверное, очень не скоро. Он бы бросил всё это путешествие и вернулся бы домой, если бы не опасения за судьбу Эрии. Всё-таки он стал за неё ответственным. Тагур подозревал, что Эрия даже старше его, потому что у тзай-тарров обучение проходит гораздо дольше, чем у обычных людей, да и живут они дольше. Но при этом в настоящем мире, за пределами Итуэдоза, Эрия была столь беспомощна, что бросить её одну было бы преступлением даже в том случае, когда бы на хвосте не висели жизнегубы. Тагур думал, что сумел бы с помощью Соленя наладить диалог с тзай-таррами, притвориться, что он ничего не видел и не слышал, и жить дальше в Кеторие со своей возлюбленной. Но он понимал, что эта жизнь не будет счастливой. Ведь до самого последнего дня его будет мучить совесть за то, что он бросил беспомощную Эрию и тем самым обрёк её на верную смерть. Так что правильный путь у них только один – вместе с Эрией, в Энноранн, до конца всей этой истории.
Путь их был спокоен. Никаких покушений на них до сих пор не было, а это означало, что жизнегубы потеряли их след. Теперь надо просто вести себя тихо и незаметно, и получится без происшествий добраться до Энноранн. А уж что будет там, это отдельный разговор. Возможно, что Энноранн вообще не окажет никакой помощи. Но проблемы надо решать по мере их поступления. Прятаться всю жизнь в лесах явно куда более худший вариант, чем попытать счастья в далёкой стране.
Но была одна и ещё одна вещь, которая начинала тревожить Тагура. Это перемены в поведении Эрии. Тзай-тарра, до этого внимательная и собранная, вдруг стала рассеянной и невнимательной. Тагур часто замечал её смотрящей в одну точку с отсутствующим видом. Часто она не слышала, что Тагур обращается к ней. В каждый свободный миг она предпочитала сесть где-нибудь в углу и не двигаться. Иногда её бросало то в жар, то в холод. И на все вопросы Тагура по поводу того, что с ней происходит, она только отвечала «Со мной всё в порядке!».