Коля маме понравился. Брат ходил за лейтенантом как нитка за иголкой, смотрел ему в рот и решил стать военным, но только моряком – в Морегорске все мечтали стать моряками. Свадебное платье шили всем бараком: у кого-то нашлась тюлевая накидка на подушки, из неё сделали фату, у кого-то – обрезки кружев. Этому платью могла позавидовать любая богатая невеста.
И вот наступил долгожданный день свадьбы. В актовом зале столы, накрытые белыми простынями вместо скатертей, расставили буквой «П». На столах – праздничная еда (повара госпиталя постарались), всё было красиво и изысканно, даже торт стоял на отдельном столике. На сцене был приготовлен стол для жениха и невесты и несколько стульев для баяниста и почётных гостей. Гости – свободный от обязанностей медперсонал и раненые бойцы – уже сидели за столом. Мама и приехавшая из хутора тётя с детьми, мамины и Дусины подруги тоже сидели. Дусин младший брат, чистенько одетый и причёсанный, восседал с таким важным видом, что становилось смешно, глядя на него. Вдруг раздался гул голосов: на сцене появился главврач, одетый в военную форму и при орденах, и ещё несколько мужчин. Следом вышла какая-то девчушка и сообщила торжественно, с волнением в голосе: «Встречайте жениха и невесту!», а затем побежала к патефону и поставила пластинку с маршем Мендельсона (где она нашла эту пластинку – одному Богу известно, но факт остаётся фактом). Держа жениха под руку, очаровательная невеста вошла через главный вход в зал. Сделав несколько шагов, молодые внезапно остановились: такого величественного зрелища они не ожидали увидеть и даже подумать не могли, что им устроят такую свадьбу. Дуся еле сдерживала слёзы, но боялась расплакаться, потому что кто-то из подруг подкрасил ей ресницы бог весть откуда взявшейся тушью. Николай ещё сильнее опёрся о тросточку. Тут раздался зычный голос главврача госпиталя: «Молодые, проходите на сцену». Потом он махнул рукой девушке, чтоб выключила патефон.
– Мои дорогие Евдокия и Николай, от имени советской власти я имею полномочия зарегистрировать ваш брак. Вы являетесь примером для всех советских молодых людей. Николай – боевой офицер, и через десять дней отправляется на фронт, Евдокия – одна из лучших медсестёр нашего госпиталя. Я желаю вам счастья, а нашей стране – победы. И поэтому перед лицом стольких свидетелей объявляю вас мужем и женой. Ура, товарищи!
Вслед за главврачом все закричали: «Ура! Ура! Ура!», и главврач передал жениху свидетельство о браке.
– А теперь, – продолжил главврач, – слово предоставляется директору рыболовецкого совхоза.
– Дорогие мои жених и невеста… Прошу прощения, уже муж и жена, – раздался смешок в зале, – актив рыболовецкого совхоза выделил вам комнату. Дуся, твой отец добросовестно трудился в нашем совхозе и геройски погиб, защищая родину. Как дочери павшего бойца, мы тебе выделяем комнату.
– Спасибо большое, – тихо произнесла Дуся.
Тут слово взяла молодая девушка, комсорг госпиталя.
– Комсомольская организация госпиталя дарит вам комплект постельного белья и подушку с одеялом! Девочки, заносите.
Вошли несколько девушек и занесли какой-то тюк. Не зная, куда его деть, они замерли на сцене. Выручил их главврач: опять махнул кому-то рукой, как волшебник, – появился мужчина и отнёс тюк за сцену. В зале уже начался откровенный смех, особенно изощрялись врачи-мужчины, потешаясь над молоденькими медсестричками. Но те не стушевались, а прочли Дусе и Николаю стихотворение Константина Симонова «Жди меня». Эти молоденькие девочки читали поочерёдно так вдохновенно, что смех тотчас смолк и раздались тихие всхлипывания женщин. Потом комсорг объявила танец молодых. Николай прислонил тросточку к стулу, баянист заиграл медленную мелодию, и молодые спустились в зал. Они скользили в вечном танце любви, музыку и слова к которому много тысячелетий назад придумала природа. Свадьба была роскошной. Роскошной в своей искренности и любви. Эту свадьбу в госпитале ещё долго помнили. Фотокорреспондент местной газеты запечатлел молодых, о них писали и местные, и краевые газеты, и даже военные агитационные листки рассказывали об их свадьбе.
Коля побыл в Морегорске с Дусей не десять дней, а целый месяц. Отправляясь на фронт, он уже знал, что они ждут ребёнка. В каждом письме он спрашивал Дусю о самочувствии. Договорились, что если родится мальчик, то назовут Виктором – победителем, а если девочка, то Людмилой – людям милой. О том, что у него родилась дочь, Николай знал и писал ей на память смешные и интересные двустишья. Говорил Дусе: «Как подрастёт дочка – дашь почитать». А Дуся писала ему: «Сам приедешь и прочтёшь». Последнее письмо было в апреле 1945 года из Венгрии. Шли кровопролитные бои у озера Балатон, и Коля обещал, что скоро доберётся до Берлина и распишется на рейхстаге. Больше от него писем не было…
Дуся ждала и верила, ходила в военкомат, выясняла. В сентябре 1945 года её вызвали и показали письмо, где было написано, что Николай героически погиб в Венгрии, но где похоронен – неизвестно, поисковики ищут. И так все 30 лет. И только перед тридцатилетием Великой Победы, в мае 1975 года, ей сообщили, что нашли останки многих солдат, в том числе и её мужа, и пригласили на открытие обелиска. Она съездила в Венгрию и лишь через тридцать лет позволила себе поверить в то, что её муж погиб и в этом земном мире она его больше не увидит – надо надеяться только на небесную встречу.
Глава 5
Эмилия с Еленой и Дашенькой поехала ночевать в новый дом. Герман остался у бабушек. Он решил прогуляться по улице, а затем спуститься к морю, полюбоваться его красотами, ведь до семи лет он жил у бабушки в Морегорске. Это потом он пошёл в школу в Москве, но всё равно каждые каникулы проводил тут. Местная необыкновенная природа завораживала его всегда. Самый узкий проход между горами и морем был уникален по своему географическому расположению, и именно здесь располагался этот маленький, но очень красивый исторический город. Любителей морского отдыха неизменно привлекал жёлтый морской песок почти на всём побережье, а романтиков и специалистов – развалины старинной крепости, катакомбы, пещеры. Герман очень любил город своего детства. Уже смеркалось, и солнце поспешило на свидание с луной. Даже издалека было видно, как солнечная дорожка сужается и исчезает, и светило, горя багряными цветами, уходит за горизонт. Обилие красок: пурпурно-красное зарево заката и синий бархат морской воды – незабываемое зрелище. Так, любуясь красотой морского пейзажа, Герман дошёл до того места, где обычно они с мамой сидели и любовались морем, болтали, смеялись, делились своими впечатлениями за день, и остановился как вкопанный – их любимый валун был занят. Какой-то незнакомый мужчина сидел на их месте и курил, глядя вдаль. Глубоко задумавшись, мужчина даже не заметил Германа.
– Здравствуйте, – обратился Герман к нему. – Вам тоже нравится это место?
– Да, – незнакомец даже не повернулся к нему. – В детстве мы часто здесь сидели, наше любимое место.
– И мы тоже. Можно присесть?
– Садись, конечно, валун большой.
– И мама всегда говорит «валун». Как только я скажу «камень», она меня поправляет. Она тоже здесь в детстве часто сидела.
– Местные дети и молодёжь любят этот валун. Все с окрестных мест здесь сидели, – мужчина наконец повернулся и внимательно посмотрел на Германа. – Курить будешь? – и протянул Герману сигареты.
– Нет, спасибо, я не курю. Как-то пытался, лет в 14, но мама поймала, долго мне всё объясняла, и я ей дал слово.
– Молодец, что слово держишь. Дал слово, тем более родителям, – держи.
– Я очень люблю Морегорск, ведь до семи лет здесь жил у бабушки, потом только к маме поехал.
– Ты вроде говорил, что мама местная.
– Да, она местная. Но только после школы уехала поступать в Москву, да так там и осталась.
– Я тоже уехал в Ленинград поступать. И домой приезжал редко, о чём очень теперь жалею.
– Здесь очень красиво. Бабули всё меня зовут сюда. Чуть что – «приезжай» и «приезжай». Мама вот часто проведывает их – они уже старенькие.
– А я приехал насовсем. Всё. Баста. Списали на землю. На пенсию вышел.
– На пенсию? Да вы же молодой для пенсионера! – Герман искренне удивился.
– Я – капитан первого ранга, у нас рано на пенсию уходят. Решил здесь остаться. Иногда жизнь ставит в такую ситуацию, когда нужно принять обдуманное, твёрдое решение, и я принял.
– Вы, как мама, выражаетесь, – улыбнулся Герман. – Она у меня такая. Мне кажется, что она хочет тоже остаться здесь, но пока молчит.
– Знаешь, когда мой отец умер, я был в далёком походе и не смог приехать проводить его. А мать уже старенькая, не хочу её одну оставлять, да и в Питере мне нечего делать.
– Мой отец тоже умер или погиб, я даже не знаю, где он похоронен. Это произошло, когда я ещё не родился, родители не успели даже пожениться. Вот так.
– Сочувствую. Но зато у тебя хорошая мать, – мужчина участливо посмотрел на Германа, – и вырастила хорошего сына.
– Мама смеётся, говорит: «Несмотря на то что тебя вырастили одни женщины, ты стал настоящим мужчиной», – и Герман замолчал. – Не подумайте, что я хвастаюсь. Это мама так говорит.
Мужчина улыбнулся.
– Я и не думаю. Давай знакомиться. Меня зовут Дубов Сергей Петрович.
– Очень приятно. А меня – Белявский Герман Александрович.
Они пожали друг другу руки.
– Белявский? – вдруг переспросил мужчина.
– Да. Я мамины фамилию и отчество ношу, – объяснял тихо Герман мужчине.
– Ну что ж, и фамилия хорошая, и отчество, – Сергей внимательно смотрел на парня. – А маму твою случайно не Мила зовут? – вдруг неожиданно для себя спросил.
– Мила. Эмилия. Когда мама родилась, дедушка хотел назвать её в честь бабули Людмилой, но бабуля говорит: не надо Людмилой (тем более все её Людой звали). Пусть будет Милочкой, а полное – Эмилия. Дед согласился – он бабушку очень любил.
– Твой дедушка умер, когда твоя мама ещё малая была, в начальных классах училась? – опять задал вопрос Дубов.
– Да, – Герман удивлённо посмотрел на мужчину. – А вы откуда знаете?
– Откуда знаю? – Дубов рассмеялся. – Так я одноклассник твоей мамы и друг детства. Мы соседи, и наши родители всю жизнь дружили. Тётю Клаву знаешь?
– Конечно, знаю. Она бабулина подруга и вообще близкий нам человек.
– Вот я и есть сын тёти Клавы.
– Очень приятно познакомиться с капитаном первого ранга. Тётя Клава о вас много рассказывает, когда к бабуле приходит.
– А мама здесь? – поинтересовался Дубов.
– Здесь, но она ночует с подругой в другом доме, – Герман охотно всё рассказывал маминому другу детства.
– У Таньки Бажановой, что ли? Они и в детстве друг у друга ночевали.
– Вы и тётю Таню знаете?
– Конечно. Мы же одноклассники. Крепко дружили раньше. У нас хорошая компания была, – Дубов мечтательно смотрел на море. Хорошие воспоминания порой греют душу, даже иногда могут отогреть самое холодное сердце.
– Нет, не у тёти Тани. Мама построила новый дом для бабушек, но они не хотят туда переезжать. Так мама сейчас там с тётей Леной ночует, они партнёры, и по совместительству тётя Лена – моя крёстная.
– Ясно, Герман. Пойдём, что ли. Уже поздно. Бабушки беспокоятся, наверное. И моя мама не ляжет, пока я не вернусь. Кстати, я с утра завтра собираюсь на рыбалку. В 05:00 буду у валуна. Хочешь, пойдём со мной.
– Я с удовольствием. Мне только к вечеру в шоу-рум.
Ой, дядя Серёжа, а у меня ни удочки, ни спиннинга.
– У меня есть запасные, возьму и на твою долю. А «шоурум» что такое, Герман? Я человек военный, этих терминов не понимаю.
– Это магазин такой, дядя Серёжа, где будут продаваться мамины шубы. У нас ведь в Москве большая фабрика и магазины.
– Это хорошо, что ты с мамой вместе. Вот потихоньку и дошли. Мне немного выше.
– Я знаю, я в детстве к тёте Клаве часто ходил с бабушкой.
– Тёте Люде привет, баб Дусе тоже. Пока. До завтра.
– До завтра, дядя Серёжа, – и Герман радостно потопал в дом.
…Сергей тихонько, чтоб не шуметь, открыл дверь.
Но мать не спала – вышла его встречать в прихожую.
– Серёжа, ты?
– Я, мама, кто ещё?
– Никто. Просто ждала тебя. Ужин на столе, уже и остыл. Пойду согрею. Что-то ты засиделся сегодня на своём валуне. Пошёл бы в город, погулял, развеялся.
– Я на море смотрю, мама. Скучаю.
– Чего скучаешь? Всю свою жизнь на море провёл.
– Ты знаешь, мама, – Серёжа вышел из ванной и появился на кухне, – парнишку встретил, поговорили. Хороший парень. И знаешь кто?
– И кто? – Клавдия насыпала ужин сыну и любовалась, с какой охоткой он ел – проголодался, видно.
– Сын Милы Белявской, моей одноклассницы.
– Герка? На валун пришёл? Он часто туда ходит, когда здесь бывает. Видать, сегодня приехал. Милка уже несколько дней как тут.
– Герман. Один был. Без Милы.
– Милка его Германом назвала, а тётя Дуся это имя ненавидит, Герой его зовёт. Ругается с Милой за это.
– Мальчик говорит, что фамилию носит Милкину. И такой расстроенный. Где ж её московский муж, отец ребёнка?
– Какой муж? Мужа и не было в помине. Когда в Москву поехала поступать в институт, так сразу и познакомилась с парнем, таким же абитуриентом, на подготовительных курсах. За этот месяц любовь и случилась. А когда Милка очухалась и поняла, что забрюхатела, его и след простыл. Не поступил и уехал в родной город. А Милка осталась в Москве, поступила, потом на заочный перевелась, Людку к себе вызвала, родила Герку. Люда полгода там была с ребёнком. А потом его вообще сюда привезла. Мальчик здесь и жил до самой школы. Милка приезжала, уезжала. Она институт окончила, стала заниматься бизнесом, раскрутилась.
В этом плане она молодец.
– Так её муж так и не объявился?
– Какой муж, сынок? У неё отродясь мужа не было. А мы как мечтали вас поженить. Обе беременные ходили, как уточки, почти одновременно родили. Сначала ты, потом Мила. И у обоих у вас жизнь не заладилась.
– Почему это не заладилась, мать? У Милки сын вон молодец какой, у меня дочь, красавица моя.
– Ага. А где ваши мужья, жёны? Твоя, курва, гуляла, пока ты в поход ходил, жизнью рисковал, деньги зарабатывал. Одно место у неё чесалось. Шалава!
– Мама, ну хватит.
– Что «мама», сынок? Сам первый начал. А что ребёнку внушает: главное для девочки – вырасти привлекательной и удачно выйти замуж. Чему она научит её?
– Мама, дочке уже семнадцать лет, и в этом году она оканчивает школу. Пускай поступает, куда хочет, я ей помогу, – Сергей уткнулся в еду и замолчал.
Неудачи на любом поприще – это очень больно, а семейная жизнь – это главное дело нашей жизни, и когда она не заладилась – вдвойне больно.
– А у Милки сейчас хахаль какой-то есть, лет пять вместе живут. Моложе её, Герка его не любит, даже ушёл отдельно жить от матери. Они пару раз сюда приезжали, но тётя Дуся такое лицо ему выдала, что он и не показывается больше. Людка его называет «альфонс несчастный». В общем, что там говорить… и Милке не повезло.
…Герман спал как ребёнок после прогулки с Дубовым. Дурманящий запах сирени щекотал ему ноздри, разноцветные сны, которые он не запоминал, всегда сулили удачу. Он знал, что после этих снов день задастся, и ожидал от него чуда. Будильник сработал вовремя, и Гера тихонько выскочил из дома, боясь разбудить бабушек. На удивление они даже не проснулись, и радостный парень вприпрыжку побежал к валуну. Дядя Серёжа уже его ждал. Так началось их мужское развлечение и работа – ведь они добывали рыбу для своих женщин. Герман получал истинное удовольствие от общения с Дубовым. Его рассказы о море, о походах, о Питере завораживали парня. Сергею было видно, что Герману не хватает мужского общения, крепкой мужской руки. Гера же рассказал Дубову о работе, о маме, об открытии шоу-рума и обещал дать два пригласительных билета на банкет в честь открытия. Дубов рассмеялся:
– Нет, парень, два билета не нужно. С кем я приду? Мне не с кем.
– Открытие через несколько дней. Вдруг ваша жена приедет к тому времени.