Непонятно, опечатка это, или своенравный маг действительно захотел сказать именно так. Очень остроумно, однако, не по адресу. Как будто я это имя выдумал.
Рукопись все больше выходит из-под контроля. Появляются персонажи, которых я не знаю, сюжет отклоняется от задуманного. Придется вычитывать с самого начала и править каждую нестыковку с тем водевилем, что происходит сейчас. Знатно добавил мне работы Серетун.
Волшебник получается очень живым. Порой, живее меня самого. Но так не должно продолжаться вечно, иначе работа над книгой зайдет в тупик без логического окончания. Мага нужно убрать более тонким способом. Примитивных средств недостаточно. Он легко их просекает, не оставляя шансов на успех.
Пусть еще какое-то время поживет, а дальше я ему устрою сюжетный поворот, который шокирует даже самого искушенного читателя.
Мне жаль, Серетун. Искренне жаль.
Но так будет правильно.
9
Иногда на мир стоит смотреть не слишком пристально – перестать щурить глаза и сделаться чуточку близоруким.
Вот знакомитесь вы с мужчиной лет тридцати-тридцати пяти. Зовут его, к примеру, Полуэкт. Первое, что сделает любой взрослый человек с головой на плечах, – прощупает его статус. Об этом еще писал Экзюпери: взрослых интересуют цифры. Вы узнаете о его работе, прикинете оклад и возможный метраж, а за ним – наличие машины, литраж, гараж, войдете в раж – и чуть ли не запишете номер страховки.
А сути человека так и не уловите.
У этого самого Полуэкта, возможно, прямо за его метражом (вы даже не поинтересуетесь, квартира это или частный дом) растет прекрасный сад, повторяющий Семирамидин в миниатюре. И создал он его буквально своими руками, возя на мотоцикле удобрения целыми мешками. Не на машине, как вы сначала подумали, а на байке.
Или другой пример, более близкий мне. Вы капитан крупного контейнеровоза, стоите вместе с лоцманом на крыле мостика и сообщаете по рации неожиданную информацию: «Первым подаем шпринг». Для справки: в девяноста процентах случаев первым подается шпринг.
А в это самое время разгорается один из прекраснейших закатов за всю историю человечества. Но вы даже секунды себе не даете просто взглянуть на него и насладиться. Все мысли только о работе. Даже если до причала чесать еще десять минут, а по носу и корме не стоят никакие суда, внимание только на приборы и вызывающего смутные сомнения лоцмана.
Жизнь порой требует скрупулезного внимания к деталям. Но если только набрасывать мазки, не оценивая полотно на расстоянии, можно изобразить совсем не ту приятную картину, что возникла в воображении. Окажется, что и цвета подобраны неверно, и вместо нежного заката над рекой вы написали жутковатый автопортрет с той самой злорадной улыбкой, которая все чаще рвется изнутри.
Чтобы такого не случилось, иногда нужно расфокусировать взгляд и увидеть суть.
Перед вами не причал-двадцать метров между пушками-на развороте течение справа-флаг помечает положение надстройки – а просто закат, утопающий в только что зажженном свете.
Пока вы замечаете красоту, она остается в вас самих.
Если только движок не отказывает в самый важный момент.
– Подаем концы внимательно и быстро, – предупредил капитан по рации. – Мы сейчас идем без машины.
Прибытие в китайский порт Яншань ознаменовалось прекрасным событием, о котором давно предупреждал стармех. Работающий на реверсах двигатель потратил все запасы воздуха и больше не мог завестись. К судну экстренно подкатил третий буксир для страховки, и вся ответственность за спокойную швартовку легла на плечи вахтенных помощников.
Торопясь натянуть шпринг, подбивающий корпус к причалу, я резко рванул джойстиком. Лебедка сразу раскрутилась до максимальной скорости, замяв конец между барабаном и основанием. Времени разбираться не было – мы продолжали крепить оставшиеся тросы. Китайские рабочие действовали на удивление слаженно: пока один тащил петлю к пушке, остальные пятеро с интересом наблюдали за ним, не допуская даже в мыслях возможности присоединиться.
– Корма, ну что там? – окликнул Василий по рации.
– Почти закончили. Один конец слегка закусило, – уклончиво ответил я.
– Не спешите, все в порядке, – успокаивающе сказал капитан.
Мне его слова не помогли. Внешне лебедка стала выглядеть хуже. В механизме я не разбирался – это прерогатива механиков – но штурманский глаз заметил неладное. С грехом пополам выудив конец из ловушки, мы закончили швартовку. Бывалый филиппинский боцман, прибежав разбираться прямо с бака, показал, что трос сбил трубку, подающую смазку внутрь. Без регулярных вливаний масла в устройстве могли перетереться важные детали, так что ущерб нанесен немалый.
На входе в надстройку я столкнулся с Максимом. Старшему помощнику заботливые матросы уже доложили о повреждениях, и парень сразу спросил меня:
– Расскажи, как это получилось?
Я выверял каждое слово. Если уж начальство на борту тебя не взлюбило, приходится подходить ко всему с опаской, не зная, где ждать подвоха. Капитанская немилость сулила множество проблем и в обычных ситуациях, а уж когда виноват сам, жди беды.
Выслушав мою историю, Максим ответил как можно более дружеским тоном:
– Пока не будем сообщать Василию и посмотрим, что можно сделать.
Экипаж давно привык к конфронтации между помощниками и командиром. С самого приезда, помимо крайней обеспокоенности, вызывающей насмешки за спиной, капитан продемонстрировал далекие от доверительных отношения с офицерским составом. Любое действие вызывало у него массу подозрений, выливающихся в постоянные замечания и неспособность четко обрисовать, чего же он хочет от каждого.
Нарушая известную всем морякам истину, я пошел у страха на поводу и не стал ни о чем докладывать. Максим знал, что делает: одно из наиболее ценных умений для старпома – служить своего рода барьером между капитаном и младшими помощниками. Подобно стабилизатору, он принимает на себя удар плетью вольтажа, сглаживает его – и предотвращает перегорание подчиненных. Увы, часто случается, что источник разряда – сам старпом. И сейчас я прекрасно осознавал степень своего везения.
– Что по грузовым? – пришло время вливаться в работу, хотя бы для разрядки.
– Скоро ставим на платформы что-то весьма негабаритное, – обреченно ответил Максим. Да уж, отвлекся.
– Прекрасные новости, – подытожил я. В ответ старпом понимающе кивнул.
Любой ответственный процесс в Китае – приговор всему экипажу. Для нас это значит, что доля вероятности появления какой-нибудь лажи составляет число, опасно близящееся к ста процентам. Неустанно работающему составу приходится держать ухо еще вострее, чем обычно, наблюдая за потугами великой азиатской цивилизации выглядеть эффектно.
Негабаритный груз представлял из себя две крытые брезентом стальные конструкции. Наши со старпомом попытки сфотографировать их вылились в смазанные фотографии, которые впору было передать редакции Рен-ТВ, с жадностью накинвушейся бы на громкий сюжет о призраке Шаолиньского монаха, разгуливающем по морскому берегу в поисках затонувшего корабля, так и не доставившего возлюбленную по назначению.
В сопровождении бригады прорабов мы чувствовали себя неуютно, будто естественное желание удостовериться, что дорогой товар не поврежден, выглядело чем-то смешным. Улыбающиеся обладатели сползающих на лоб касок рассматривали чертежи, громко обсуждая почти гениальный план крепления загадочных конструкций.
– У нас все просчитано, – заверил самый широкий из дипломированной делегации. – Вы будете довольны.
– Да? – с сомнением уточнил Максим, на что китаец улыбнулся еще шире.
Опустив груз в недра гудящего эхом трюма, работники проникли внутрь. На удобной подстилке из контейнеров высилась куча крепежных оранжевых лент, дощечек всевозможных размеров и закручивающихся скоб. Началась высокоорганизованная инженерная операция под чутким присмотром широких прорабов и невыспавшихся нас с Максимом.
– Самое главное – проверить скобы, – поучал меня старпом. – В плане указана общая масса 55 тонн. Делим на 12 крепежей, и получаем, что каждый должен выдерживать около пяти тысяч кило. А теперь смотрим на гравировку.
Максим присел на колени. Согнулся в три с половиной погибели. Просунул руку с фотоаппаратом ближе к скобе. Щелкнул. Поднялся. Поправил очки на раскрасневшемся от досады лице.
– Написано 1,2.
– Да ладно, – изумился я. – И что делать?
– Говорить, – устало ответил старпом.
Определив самого главного из рабочих по характерному начальственному ничегонеделанию, Максим обратился к нему самым вкрадчивым голосом, на который был способен:
– Мистер, у нас проблема.
Китаец осмотрел старпома с ног до головы, пощелкал мыслительными суставами и, придя к выводу, что можно, ответил:
– А?
– Вы неправильные скобы поставили, – продолжил Максим, пустившись в подробные объяснения математических изысканий, перемежающиеся с демонстрацией фотографии, доподлинно указывающей на серьезные проблемы с делением у великой азиатской цивилизации. Повторив несколько раз одно и то же, Максим выдохнул в ожидании ответа.
И был тот ответ предельно ясным:
– Нет!
Тяжело смотреть на человека, все усилия которого разбиваются о бронированный чан с испорченным пловом вместо мозгов. Глаза Максима приняли обреченное выражение, а из ушей уже был готов повалить дым, но он себя сдержал:
– Как нет? Вот калькулятор, вот я делю 55 на 12 и получаю 4,58. Скобы нужны по пятерочке, а не то, что вы нам подсунули. Андерстенд, май френд?
Узкие щелочки для глаз еще больше сузились, выдавая крайнюю сосредоточенность слушателя, в недрах трахеи связки колебаниями родили звуки голоса, оформившиеся в новое:
– Нет!
Следующие три попытки объяснить китайцу суть проблемы выдолбили небольшое отверстие в плотине непонимания, и на иссушенную летним восточным солнцем землю пролилась первая струя здравого смысла. Китайцы засуетились, полезли в местный аналог Google и принялись искать характеристики скобы по серийному номеру. Только увидев заветное число 1,2 на дисплее, рабочие поверили в реальность своего прокола и принялись снимать крепежи. Целый час ушел на доставку правильной модели заветного устройства с болтом, и наконец, груз получил, чего заслуживал: внимание.
– Да, конечно, – заверил меня вахтенный механик на вопрос, заведется ли машина для отхода из порта.
– Никуда мы не поедем, – сказал капитан. – Что там напридумывали инженеры, не знаю, но движка нет, нас потащат пять буксиров.
– Офф-хайр, – заметил второй помощник.
– Все верно, потеря фрахта, – подтвердил капитан.
Жизнь становилась все интересней и интересней.
10
– Что прикажете говорить родителям? – последовал строгий вопрос, как только лязгнула дверь камеры. – Есть идеи?
Взрослая на вид девушка в цветочном платье стояла посреди заплесневелого помещения, уперев руки в бока. Ее непроницаемое лицо всегда пугало близнецов: только по этому выражению они понимали, что натворили дел. В этот раз Латис была еще непроницаемее обычного, а значит, стоило ждать настоящей бури.
– Он первый начал! – заносчиво выпалил Бадис, скрывая мандраж за излишней бравадой.
– А он дразнился вчера! – парировал совершенно такой же Гадис.
– Какая разница, кто первый? – их сестра говорила нарочито громко, зная, какой эффект это оказывает на шалопаев. – Вы бы лучше думали, за какие шиши нам выбраться отсюда.
Латис хорошо удавалось маскировать свое бешенство, хотя стоило это больших усилий.
Проказники-близнецы почти с самого рождения доставляли ей сплошные неприятности: то подерутся до синяков (а родители тут же состроят недовольные физиономии и говорят: «Как ты недоглядела?»), то порежут новое платье, то Гадис напортачит с магией и превратит очередного ухажера в ручную мартышку.
О, сколько молодых перспективных пейтеромцев пали жертвами волшебника-недоучки! Теперь к Латис боится подойти даже самый искусный чародей, принявший Гадиса в ряды гильдии, чтобы завоевать сердце юной продавщицы. До сих пор девушка иногда плачет в подушку по ночам, вспоминая, как могущественный волшебник, председатель Ложи Мудрецов и заместитель Повелителя Стихий, отказал ей в самой вежливой форме, ссылаясь на то, что даже слабая магия, будучи бесконтрольной, представляет для него угрозу. Ножки его тряслись, а губки дрожали, и сердце юной Латис кровью обливалось от желания приголубить чародея, но так бы она предала саму себя.
Сейчас же проказы пубертатных близнецов достигли пика: они угодили в тюрьму. Как их сестра оставалось внешне выдержанной, не знал никто, даже она сама.
– Далась тебе эта балалайка, – продолжала девушка отчитывать Гадиса. – Ну чем она мешала, скажи?
– Вообще-то, кифара, – вставил свои пять копеек Бадис.
– Погоди, до тебя я еще доберусь, – ответила Латис. – Тоже мне, бойцовый петух нашелся.
– А чего он по ночам играет? Я спать хочу, а не слушать его бренчание, – справедливо заметил Гадис.
– Попросил бы его по-человечески, – парировала сестра. – Ты же не звереныш, разговаривать поди умеешь.
– А я просил, – возмутился Гадис, – а он ни в какую.
– За то, что Бадис натворил, он еще получит, но ты должен быть умнее, – ответила Латис. – Тебя разве не учили, как предотвращать конфликт в зародыше?
– По бутербродной модели? – поморщился Гадис. – Это же бред какой-то.
– Ничего не бред, – надулась Латис. – Это азы в любой гильдии.
Теоретический курс хороших манер рассматривал несколько способов избежания конфликтной ситуации. Самым популярным считался названный, по мнению воспитанников соседствующих учреждений, каким-то гастрономически зависимым проходимцем.
Требовалось всего-то высказать свое недовольство в трех частях так, чтобы не задеть оппонента, накормив его, фигурально выражаясь, вкусной стряпней.
Первый этап – похвала. Как бы мерзко ни было это говорить, нужно преодолеть себя и выдавить хиленький комплимент в адрес обидчика. Так сказать, нижний оборот хлебушка.
Следом идет начинка: предельно тактичные соображения, в чем ненавистный вам человек неправ. Здесь можно было бы оторваться, но правила хорошего тона запрещали скатываться к обвинительным речам.
И третий этап – очередная лесть. Верхний оборот хлебушка, позволявший, в теории, проглотить гвозди посередине.
Латис свято верила в эту модель, но, почему-то, при всей своей непроницаемости и вкрадчивости, не могла воспитать братьев.
– Ну хорошо, – сдался Гадис и обратился к близнецу: – Ты очень красиво играешь, но вчера ты меня так сильно подставил, что я был вынужден применить санкции к твоему прекрасному инструменту.
– Гони кифару, – накинулся Бадис на брата.
– Видишь, не работает, – выпалил Гадис, уворачиваясь.
Семейную перепалку прервали голоса из другого конца коридора. Слов было не разобрать, но явно стоило принимать новых соседей. Не приведи господь, какие-нибудь настоящие уголовники подсядут.
Шаги раздавались все громче, и вскоре подростки смогли различить троих охранников, ведущих качка, хромоножку и девушку, даже издали впечатляющую своей красотой.
– Так и знал, что без меня ты напортачишь, – возмущался коренастый дядька в потертой парче. – Нельзя было бросать тебя на милость этого остолопа…
Хамишь, Серетун, хамишь…
– Знакомьтесь с новенькими, – неприятным тоном сказал остроклювый стражник и удалился, прихватив с собой сослуживцев.
Две троицы глядели друг на друга, будучи в полнейшем недоумении. Латис и Астролябия скромно молчали, пока взрослые мужики оценивающе рассматривали едва оперившихся близнецов, с первых минут знакомства обозначая, кто тут авторитет. Когда приземистый дядька заметил на Гадисе такие же нелепые наручники, периодически охватываемые миниатюрными разрядами молний, его испытующий взгляд сменился заинтересованным.