Олежка готовился уже идти в школу, когда однажды вечером, в самом конце весны, Николай затеял с женой серьезный разговор.
– Ты знаешь, дорогуша, – начал он, – некоторые мои друзья уехали за рубеж и неплохо там устроились. Очень даже неплохо.
Он взглянул на жену. Она подняла на него глаза, в которых сквозило непривычное волнение.
– Но не собираешься же ты…
– Собираюсь, – перебил ее муж, – и очень скоро. Думаю, через пару недель уеду.
– Но мы совсем не готовы к такому переезду, – растерянно проговорила Лика.
– Вам и не нужно, – твердо поставил точку муж. – Я еду один.
– И надолго? – Женщина все еще не могла прийти в себя.
– Насовсем, милая моя. Насовсем.
Лика ошарашенно смотрела на него, не в силах взять в толк, что же это такое происходит.
– И еще одно, дорогая моя… – Его глаза невольно забегали, но мужчина все-таки закончил фразу: – Я должен быть для этой поездки холостым. Поэтому быстренько оформляем развод и разбегаемся.
Лика ахнула. Такого поворота событий она не ожидала.
– Но нас не разведут, у нас ребенок, – неуверенно произнесла женщина.
Николай снисходительно посмотрел на нее.
– Уже развели, дорогуша. – Слова падали, как каменные глыбы с горы. – Документ я вручу тебе на днях. – Он еще раз взглянул на бывшую жену и торопливо добавил: – Только не вздумай рыдать, я этого не терплю. И потом, я ведь оставляю тебе квартиру. И, может быть, денег смогу подбрасывать иногда.
Последние слова он произнес очень неуверенно.
Говорить больше было не о чем. Лика давно поняла, что Николай – человек изворотливый и далеко не простак. Он все хорошо продумал, тщательно подготовил, нашел необходимые лазейки. И вот теперь ловко выскальзывает из лона семьи, оставляя их с сыном одних.
Плакать она не стала. Но было нестерпимо обидно, что позволила вот так просто обвести себя вокруг пальца. Семейная жизнь, такая надежная поначалу, жестоко обманула ее.
В самом конце мая Николай уехал. Прощание было сухим, как будто два малознакомых человека, расходясь, пожелали друг другу всего хорошего.
У Лики начался новый период жизни.
Новая жизнь ударила по Лике первым делом безденежьем. Как многие замужние женщины, она работала больше для порядка – ради стажа и будущей пенсии. И не так важно, сколько платят, лишь бы поближе к дому и поменьше работы. Львиную долю дохода все равно приносит в дом муж. А теперь эта доля уплыла куда-то за рубеж, и Лика даже не знала толком куда. А хоть бы и знала, ничего уже изменить нельзя.
Оказалось, что ее мизерной зарплаты катастрофически не хватает на жизнь. Да, работа была не такой уж трудной, чтобы падать к вечеру с ног от усталости, но деньги… Где брать деньги? Попыталась найти кое-какую подработку, но и здесь вышла осечка – работа такая, что валит с ног, а денег – чуть. Бездна отчаяния разверзлась перед молодой женщиной, и она готова была уже рухнуть в нее.
Спас ее тогда Иван Гаврилович, их завхоз.
– Что-то ты совсем с лица спала, Анжелика Викторовна. Или случилось что, а? – поинтересовался он как-то вечером, в конце рабочего дня.
Этот пожилой, но достаточно крепкий мужчина не раз бросал на молодую сотрудницу заинтересованные взгляды. Но Лику взгляды не волновали. Сейчас же в глазах его она увидела сочувствие. И не удержалась.
– Случилось, Иван Гаврилович, еще летом случилось, – вздохнула горько.
На дворе уже стояла поздняя осень, холодная и дождливая.
И Лика все как на духу рассказала этому человеку, который проявил интерес и сочувствие к ее жизни.
– Скверно, – заключил он, выслушав ее исповедь, – очень скверно все у тебя вышло. Я слышал о таком. Теперь ты этого гада никак не достанешь. Ловко он тебя облапошил.
Мужчина подумал немного, посомневался, потом выложил то, что было у него на уме:
– Ты давно нравишься мне, Анжелика Викторовна. Как женщина нравишься. В общем, хочу я тебя, что уж скрывать.
Он замахал руками, поймав ее перепуганный взгляд.
– Нет-нет, я нормальный мужик, поверь, без всяких там извращений. Просто в возрасте уже. Но иногда и мне тряхнуть стариной хочется.
Он с сомнением посмотрел на молодую женщину, которая стояла перед ним красная как рак и не решалась поднять глаза от пола.
– Да не смущайся ты так, девочка, – проговорил он с усмешкой, – это жизнь, ее надо принимать такой, какая она есть. Глянь-ка на меня.
Лика несмело подняла глаза.
– Или я урод какой? Или чудище заморское? – спросил Иван Гаврилович.
Она только отрицательно помотала головой. Он не был ни уродом, ни чудищем. Обыкновенный мужчина, только пожилой.
– Так вот, если ты меня время от времени потешишь своим телом, я стану давать тебе каждый раз вот это.
Он поковырялся в своем бумажнике и вытащил из него крупную купюру.
Первым побуждением Лики было повернуться и бежать без оглядки от этого мужчины, желающего купить ее тело. Потом она представила себе голодные глаза Олежки и то, сколько всего она сможет купить на эти деньги для своего ребенка. И она осталась на месте.
– Это не купля-продажа, девочка, как на рынке, – проговорил все понявший, умудренный жизнью завхоз. – Это помощь. Только взаимная. Я тебе деньги, а ты мне радость. Только и всего. А?
Лика взглянула на него неуверенно, потом кивнула. Была не была! Ведь другого выхода все равно нет.
Он удовлетворенно улыбнулся, взял ее за руку и увлек за собой. Привел в довольно уютную подсобку. Здесь даже старая медицинская кушетка имелась, на металлических ножках.
Иван Гаврилович бросил на кушетку плотное одеяло, потом уложил на нее Лику, предварительно освободив от одежды. Погладил ее живот, бедра и прямо загорелся весь. Быстро скинул с себя штаны и принялся за дело. И не опозорился, справился с задачей на «отлично», как подумала Лика.
– А я еще ничего мужик, да? – поинтересовался он на всякий случай.
Лика забыла про смущение начисто. Она давно уже не была с мужчиной, а тело своего просило.
– Да вы еще о-го-го, Иван Гаврилович, молодых за пояс заткнете, – улыбнулась Лика. – Я такого не ожидала, по правде говоря.
Мужчина расплылся в довольной улыбке. Ну кому же, скажите на милость, не будут в радость такие слова?
– Да, я еще могу погеройствовать, хоть и не часто, к сожалению. А вот моя старуха и думать об этом забыла.
И он протянул Лике обещанную купюру.
С тех пор один-два раза в месяц Лика встречалась с щедрым завхозом в маленькой подсобке и получала порцию мужской энергии, а в придачу к ней такую желанную купюру, которая позволяла ей покупать подрастающему Олежке более дорогие и питательные продукты и даже иногда радовать его подарками. А порой Иван Гаврилович просто подбрасывал Лике продуктовые наборы, которые тоже очень помогали ей.
Никаких разговоров о нежных чувствах между ними никогда не было, как и самих чувств. Была голая физиология, но она шла на пользу обоим.
Так Лика протянула года полтора, но все время не переставала искать новую работу. Однако нашел ее все тот же Иван Гаврилович. Он, видимо, понимал, что надолго его не хватит, а ударить лицом в грязь перед молодой женщиной, дарившей ему столько радости, не позволяла мужская гордость.
И как-то в марте, когда коллектив отмечал Международный женский день, завхоз снова уединился с Ликой в подсобке, ставшей уже привычной. В этот раз он был особенно настойчив в стремлении подарить женщине удовольствие. И преуспел.
Лика взглянула на него с удивлением – сегодня все было не так, как всегда.
– Это моя лебединая песня, девочка, – улыбнулся мужчина, но глаза оставались невеселыми, – и я буду помнить ее до конца своих дней. А у тебя впереди другой путь, лучший.
И он протянул Лике не одну, а две купюры и еще бумажку, на которой были написаны адрес и телефон.
– Твое новое место работы, Анжелика Викторовна, – сказал он, – хорошее, гораздо лучше, чем здесь. И денег больше, и возможность для карьерного роста есть. Завтра же можешь приступать, я обо всем договорился.
И он, пряча глаза, отвернулся и вышел. Лика даже «спасибо» сказать не успела, за что потом долго себя корила.
На другой день она пошла на новое место работы, где действительно оказалось намного лучше.
Ивана Гавриловича она больше не видела никогда, но вспоминала часто. С благодарностью в душе. Он, конечно, помог ей весьма своеобразным способом, но при этом она, странное дело, не чувствовала себя униженной. Он хорошо ей все это преподнес: встретились два человека, нуждающиеся каждый в своем, и дали один другому то, что надобно. И все. И никаких сантиментов. Он был честен с ней и не обещал больше того, что мог дать. И потом, он ведь ничем не нарушил покой своей семьи, а это в ее глазах дорогого стоило. Сколько историй наслушалась она, вращаясь в женской среде, о тех, кому «седина в бороду, а бес в ребро».
Вот и ее тетка, как она узнала от нее самой в минуту откровенности, пострадала в жизни от того же. Муж оставил ее с двумя детьми и племянницей на руках и ушел обновлять свою мужскую силу в постели молодой жены. Закончил жизнь на больничной койке, и закрыла ему глаза вовсе не молодая жена, а она сама. Так получилось. Не смогла она оставить мужа, с которым прожила много лет, один на один со смертью. Он повинился перед ней, прощения просил, уверял, что его «бес попутал». Это, конечно, ничего уже не изменило, но хоть память о нем не такой мрачной была.
«Это жизнь, – думала Лика, – простая человеческая жизнь со всеми ее красивыми и уродливыми проявлениями. Прав, тысячу раз прав был Иван Гаврилович. Слабости есть у каждого, ведь все живые люди, но выходить при этом из положения нужно все-таки достойно».
А потом Лике стало не до размышлений. На новой работе ей предъявляли более высокие требования. А вскоре она поняла, что если приложить усилия, то можно встать еще на одну ступеньку выше, потом еще. А каждая ступенька – это дополнительные деньги, которые так нужны им с Олежкой. Сын растет, возрастают и расходы. И кормить ребенка надо хорошо, и одеть его так, чтобы не хуже других был. Ведь дети очень чувствительны к таким вещам. А ей не хотелось, чтобы ее сын, который и так без отца растет, чувствовал себя обделенным.
О себе вспоминала лишь по необходимости. Чем выше она поднималась в том маленьком царстве, куда пристроил ее Иван Гаврилович, тем строже нужно было соблюдать дресс-код. И постепенно Лика создала образ суровой деловой женщины – волосы в пучок, никакой яркой косметики, ничего броского. Строгий костюм, темный зимой и нейтральных цветов летом, застегнутый на все пуговицы. Вежливость, корректность – и ничего сверх того. Сотрудники не любили ее, хоть и уважали за деловые качества. А зачем ей их любовь? Она спряталась в этот надежный кокон и позволяла себе быть живой и настоящей только дома. Так спокойнее и меньше вероятность возникновения конфликтных ситуаций.
Иногда, особенно летом на отдыхе, ее женское естество напоминало о себе, порой очень настойчиво. И нестерпимо хотелось… нет, не любви, это в принципе вообще уже невозможно, но просто сильного мужского тела рядом. И время от времени она себе это позволяла, тщательно обеспечив безопасность. Важно было оградить себя не только от физических последствий, но и от случайных пробоев в сфере чувств.
Лика уже давно поняла, что не сможет полюбить никакого другого мужчину, каким бы распрекрасным он ни казался. Просто весь запас своих чувств она отдала одному-единственному, необходимому ей как воздух человеку еще на заре жизни. И для других мужчин не осталось уже ничего. А жить рядом с нелюбимым – нет, такого она больше для себя не хотела. Уж лучше оставаться одной. И потом, зачем ее сыну отчим? Чужой ребенок никогда не станет родным, думала она, отметая даже мысль о возможности повторного замужества.
Шли годы. Олежка подрастал и все больше становился похож на отца. Это совсем не радовало Лику. Хотя иногда она утешалась мыслью, что ее дорогой мальчик, если он действительно унаследовал некоторые таланты отца, никогда не пропадет в жизни. Правда, это утешение было приправлено немалой долей горечи.
– Ты смотри, Анжелика, а ведь наш мальчик растет копией отца, – заметила как-то тетка, заглянув к ней на огонек. – Как бы и он таким гадом, как твой бывший, не стал.
Тетка много лет горько раскаивалась в своем легковерии. Она позволила Николаю обмануть себя. Он казался ей таким приличным и приятным во всех отношениях мужчиной, а оказался… Ох, лучше и не вспоминать!
– Ну что ты, тетя, он ведь мой сын, – успокаивала ее Лика, – отца с малолетства не видел.
Тетка только недоверчиво качала головой. Она лучше племянницы знала жизнь и, исходя из собственного опыта, ничего хорошего от нее не ждала.
А еще через пару лет Олежка самым наглядным образом продемонстрировал Лике, чей он на самом деле сын.
Мальчик как раз заканчивал десятый класс и уже получил паспорт, что стало очень торжественным событием в их маленькой семье. И как-то вечером, после ужина, Лика заговорила о том, как им лучше всего провести лето, куда поехать отдохнуть.
Сын на мгновение отвел взгляд в сторону, и сердце женщины пронзила острая боль – она еще не забыла того последнего разговора с Николаем. Но Олежка уже смотрел прямо и твердо.
– Знаешь, мама, этим летом я не смогу отдыхать с тобой. Я поеду к отцу.
Это было подобно удару топора, которым палач безжалостно отсекает от тела положенную на плаху голову, – она читала о таком в книгах. Сердце на миг остановилось, мир вокруг потемнел и сжался, больно сдавливая ее со всех сторон.
– Это ведь нормально, – продолжал сын как ни в чем не бывало. – Он пригласил меня, и я хочу посмотреть, как он живет.
– Как ты нашел его? – только и смогла проговорить Лика, не узнавая своего голоса.
– Добрые люди помогли. – Сын по-прежнему оставался спокойным. – А потом интернет. Он многие проблемы может решить.
Лика не в силах была выдавить из себя ни слова. А если бы и могла, то это ничего не изменило бы. Бейся она сейчас в припадке, сын все равно переступит через нее и пойдет туда, куда наметил. Перед ней был Николай, молодой и по-юношески милый, но такой же до крайности эгоистичный и бесчувственный – осознание этого пришло подобно удару хлыста. Больно, но изменить ничего уже нельзя. Гены, с ними не поспоришь. И напрасно она думала, что это ее сын. Олежка – сын своего отца, один к одному.
– Отец уже прислал мне приглашение и помог оформить документы, то есть подсказал, как это сделать, и денег подбросил, – пояснил сын. – Он в Германии живет, недалеко от Мюнхена. Ты разве не знала?
Лика только покачала головой. Нет, она этого не знала. И то, что об этом узнал сын, стало для нее, как говорят, ударом ниже пояса.
О том, как прошло это лето, Лика помнила не очень отчетливо. Она что-то делала, куда-то ходила, даже попыталась отдохнуть. Но отдых не сложился, и она возвратилась домой. Она ждала. Ждала сына, который все эти годы был средоточием ее жизни.
Олежка вернулся в конце августа. Он очень изменился – окреп, стал шире в плечах, загорел и посвежел. И как-то сразу стал взрослым. Он взахлеб расхваливал жизнь Николая там, в далеком зарубежье.
– У отца новая жена, Анет, крутая баба, – рассказывал сын. – У нее большущая ферма. И чего там только нет! Одних бычков годовалых голов сто, не меньше. И парники, и выпасы.
Сын мечтательно прищурился.
«Ага, – подумала Лика, – значит, не только женщины продают себя за рубежом, мужики тоже успешно это делают».
– Отец там как сыр в масле катается, – продолжал Олег, – такой крепкий стал и красивый. Работает, конечно, но чтобы надрываться, это ни-ни. Ему ведь еще и для ночи силы нужны.
Сын улыбнулся взрослой, какой-то похабной улыбкой, и Лика поежилась.
Дальше все пошло, как ей показалось, по-старому. Но что-то все же изменилось. Сын прилежно учился, много времени проводил за компьютером и начал учить немецкий язык. Лика страдала и мучилась, но повлиять на ход событий уже не могла. Внешне сын был по-прежнему приветлив и ласков с матерью, но она чувствовала, знала, что Олег вынашивает планы, которые искалечат ее жизнь окончательно.