– Шеф долго и нудно нас воспитывал. Оказывается, первыми газетчиками были ветхозаветные пророки. Это они первыми начали разгребать грязь, – Джон с хрипом втянул воздух и откашлялся. – Еще он сказал, что краткости изложения надо учиться у Библии.
– И каким был первый библейский репортаж?
– Он состоял всего лишь из двух слов: «Каин плакал».
– Блестяще! Что еще? – Вивиан с трудом подавила зевок.
– То, что журналистика – вторая древнейшая.
– Тут шеф повторяется. Я всегда считала журналистику первым проявлением социальной шизофрении.
– Слушай, – Джон склонился к Вивиан и коснулся ее волос губами, – я давно хотел спросить… Этот русский Рэмбо в Карабахе… На обложке нашего журнала… По-моему, его звали Илия. Что у тебя с ним было?
– Ничего, – Вивиан ладонью отодвинула его лицо подальше от себя. – Похоже, ты вчера здорово порезвился в «Манон».
– Да, мы там все хорошенько поддали! Я же тебя приглашал.
– Я это оценила.
– Неужели тебе никто не нужен?
– На сегодняшний вечер или вообще?
– Вообще.
– Мужчины – не решение проблем. Они сами создают проблемы.
– Верю. Фил ходит с подбитым глазом и всем говорит: «Как, вы еще не получали по роже от Вивиан?»
– Ему еще повезло…
Шеф закончил говорить по телефону и, сделав недовольную гримасу, повернулся к Вивиан.
– Мне жаль прерывать твою интимную беседу. Решение о поездке в Латвию, а потом в Россию надо принять уже завтра. Все, расходимся.
У дверей бара Вивиан столкнулась с Фредом, который тут же увлек ее к стойке и усадил на вертящийся табурет.
– Что будешь пить?
– Мартини.
Вивиан сощурила глаза, пытаясь что-нибудь разглядеть сквозь густое облако сигаретного дыма. От столика к столику бродил скрипач, проникновенно наигрывая «Вернись в Сорренто». Посреди бара толпились пьяные редактора. У стойки бара тоже было не протолкнуться.
– Так что тебе от меня надо? – спросила она у Фреда.
– Ты единственная женщина в мире, которая может убедить шефа. Мне нужна командировка.
Вивиан бросила на него насмешливый взгляд и ласково потрепала по рыжим волосам.
– Опять твои безумные фантазии! Ты хочешь остаться здесь и написать статью о влиянии холодных ветров мистраля на сексуальные пристрастия жителей средиземноморского побережья Франции, угадала?
– Нет!
– Так куда ты хочешь ехать?
– В Боснию… – в глазах Фреда мелькнуло беспокойство. – Понимаешь, есть возможность… Потрясающий сюжет… Мата Хари второй мировой… Англичанка из хорошей семьи. Ее звали Анна Тремайн. Работала на немецкую военную разведку, – он заволновался, как мальчишка, поймавший большую рыбу. – Не помнишь? Наш «ДаблЮ» уже писал о ней в 60-м, даже в двух номерах… Тогда это была сенсация!
Выдав все это скороговоркой, Фред напустил на себя важный вид, делавший его еще более трогательным. Вив это всегда забавляло.
– Ладно, поговорю, – она неопределенно махнула рукой. – Но имей в виду, в Боснии скоро начнется война.
– Материал сумасшедший! Я могу доказать. Подожди, мне нужно сбегать за камерой.
Фред выбежал из бара.
Вивиан взболтала в бокале мартини, решая, что с ним делать.
– Эй, – услышала она за спиной. – Эй ты, крошка с обложки.
Перед ней появился незнакомый парень в шикарном белом костюме и с пустым стаканом в руках. Он потерял равновесие и чуть было не провалился ей между ног. Она выпрямила его ударом ладони в лоб.
– Еще одна корпоративная галлюцинация?
Парень облокотился на стойку бара и попытался заглянуть за вырез ее платья.
Вивиан скрестила ноги и, выкатив колено, обхватила его руками.
– Ну и что ты мне хочешь сказать?
– Я… восхищен, – последнее слово пропало в булькающих звуках.
– И твое восхищение можно потрогать руками? – Вивиан выпустила из рук колено, и ее юбка скользнула чуть выше.
Парень что-то восторженно промычал и, подавшись вперед, резко потянул вниз молнию ширинки.
Вивиан привстала на стуле, перегнулась через стойку бара, взяла нож для колки льда и положила его рядом с собой.
– Эй, эй, что ты задумала?
Вивиан ослепительно улыбнулась.
– А ты не понял? Почему бы тебе не отвалить!
– Хм… ладно. Теперь ясно кто ты… Мне говорили, – он оттолкнулся от стойки и нетвердой походкой направился в сторону туалета.
Вивиан с облегчением уставилась на пустое место рядом с собой.
Фред вернулся через десять минут с небольшой телекамерой и огляделся по сторонам.
– Пойдем за столик. Дело вот в чем… – он осекся, собираясь с мыслями.
– Показывай, что у тебя там, – Вивиан потянула камеру на себя.
Съемка была явно любительская, камера перемещалась от асфальтированной дороги на обнаженные ноги какой-то девицы в шортах, затем на ботинки полицейского. За границей фокуса были различимы гирлянды лампочек, развешанные на торговых павильонах вдоль дороги. За дорогой простирался неопрятный пустырь. Потом крупным планом пошли человеческие кости.
– Чтобы было понятней, я тебе покажу одну вещь, – Фред достал из кармана сложенный вчетверо замусоленный лист бумаги и развернул его. На нем были нарисованы квадратики, подписанные на кириллице, ровным почти каллиграфическим почерком. – Это захоронение расстрелянных партизанами предателей. Вот здесь должна была быть ее могила. Но ее там не оказалось. Там кости мужчины, а не женщины. А здесь, – Фред положил на стол папку с документами, – то, что мне удалось раскопать.
Вивиан нехотя открыла папку:
– Слишком темно, чтобы рассматривать документы. Как все это к тебе попало?
– Не скажу, – Фред наконец успокоился. – Пока не скажу.
Вивиан вытянула из папки маленькую выцветшую фотографию.
– А это кто?
– Это археолог, Карл Велберг, балтийский немец, до войны жил в Риге, работал на раскопках в Йемене, а во время войны организовал встречу агентов Абвера с йеменским Имамом. На встрече была и Анна Тремайн. Не знаю как, но они оба попали в плен к партизанам Тито. По документам, Анну Тремайн расстреляли, а Карла Велберга отпустили. После войны он осел где-то под Мюнхеном. Но с Анной непонятно, раз в могиле лежала не она…
– Мало ли где ее закопали.
– Но послушай, – Фред сделал обиженное лицо, – что я, по-твоему, должен делать? Все бросить?
– Не знаю. Боюсь, что эта история не будет иметь продолжения…
– Ладно! Поеду сам, во время отпуска и за свои деньги!
К ним неотвратимо приближался шеф. Он был явно не в духе. Фред нервно застучал карандашом по столу.
– Не нервничай, все будет хорошо, – Вивиан положила руку ему на плечо и прильнула к ней щекой. – Если хочешь, могу почесать тебя за ухом.
– Вот, ты опять надо мной смеешься, – Фред выглядел обиженным.
– И не думала. Я очень устала. Всю ночь проспала с открытыми глазами – смотрела на экран компьютера и спала. Считай, что ты уже в Боснии.
Шеф подошел к их столику.
– А-а… Двое мучеников, которые имеют честь называть меня своим редактором… Давайте выпьем чего-нибудь для бодрости. Вивиан, насколько я знаю, пьет мартини, а тебе, Фред, сок со льдом, верно? – шеф подозвал официанта и сделал заказ.
Фред начал подлизываться:
– Вы меня поражаете, шеф! Как это вам удается запомнить, что пьют ваши подчиненные?
– Я помню все. А вы не способны запомнить даже прописные истины.
Фред изобразил на лице виноватую улыбку:
– Где уж нам понять, чего вы от нас хотите?
– Я хочу всего лишь, чтобы вы подключали фантазию и соблюдали чувство меры.
– И все? А как насчет фактов? Если у нашего журнала и есть недостатки, то это отсутствие достоверных фактов. А вот фантазии у нас – хоть отбавляй.
Шеф продегустировал принесенное официантом вино и лишь потом позволил разлить его по бокалам.
– Думаю, – начал он, но отвлекся, чтобы попросить пепельницу, – думаю, сейчас не самое подходящее время заниматься твоим журналистским образованием, Фредди.
– Неужели я действительно так безнадежен?
– У тебя мыслишки рядового обывателя, который, в большинстве своем, безнадежный идиот, думающий, что журналист – это поставщик фактов.
– А это не так?
– Нет. Совсем не так, – шеф открыл пачку сигарет, вынул одну из них и задумчиво уставился на нее. – К черту факты! Кому они нужны? Правдивой журналистики вообще не бывает. Это придумано, я даже не знаю кем, чтобы морочить людям голову. Более того, вопреки распространенному мнению правда никому не интересна.
– Звучит цинично.
– Почему цинично? Правда per se[7] всегда прямолинейна, а это лишает образы всякого смысла, – шеф нагнулся, чтобы прикурить, огонек зажигалки высветил мясистые складки его подбородка и заискрился в гранях драгоценных камней запонок. – Но я не возражаю и против цинизма, если он позволяет увеличить продажи.
– Ты тоже так думаешь? – Фред посмотрел на Вивиан и подмигнул.
Вивиан не хотелось ввязываться в глупый спор.
– Реальная жизнь богаче вымысла, – лениво ответила она. – Но в ней много повседневности и нет интриги. Интригу приходится выдумывать.
– Теперь я понял, почему из всей неправды у тебя самая волнующая ложь. Глянцевые грезы вперемешку с кошмарным сном, – не унимался Фред.
– Ты понял меня слишком буквально, – Вивиан на секунду закрыла глаза и представила себя в гостинице на широкой мягкой кровати.
Шеф потянулся к Вивиан через стол и положил ладонь на ее руку.
– Никто в военной журналистике не пишет лучше тебя. Читатель словно бродит по глухим и бесконечным коридорам валлийского замка. Волнующий натурализм, тягучее и мучительное ожидание. Страх смерти сливается с окружающим миром и становится чувственным удовольствием. И главное, – он нежно погладил Вивиан по руке, – главное: никто не спрашивает, было ли все это на самом деле.
Вивиан улыбнулась и убрала руку.
– Кому мы адресуем свой журнал? – шеф уставился на Фреда как на студента, провалившего экзамен.
– Дуракам и лохушкам.
– Нет. Наш читатель живет в уютном мире и хочет, чтобы ему пощекотали нервы, – шеф взял бокал и закрутил темно-бордовую, чуть маслянистую жидкость воронкой, от которой вино растеклось по стенкам, оставив на них красные подтеки. – Можно заменить настоящие страхи игрой, привидениями, вампирами, маньяками, прочей нечистью. Многие журналы так и делают. Выстраивают дощатый павильон надо рвом с крокодилами. Кого этим напугаешь? Никого. Должно быть по-настоящему страшно. Надо так показать разорванную снарядом задницу, чтобы хотелось пощупать свою. Все ли на месте, – он втянул аромат вина крупными, хищными ноздрями и с удовольствием отпил пару глотков. – Эстетика страха, желание испытать все его волнующие оттенки – это наркотик, особенно для тех, кто живет в стране, где ничего не происходит.
– Но согласитесь, что все экстремальные журналисты – стервятники, – Фред задиристо повернулся к Вивиан. – Они слетаются на запах крови, но вместо руки помощи протягивают несчастным микрофон: быстрее, быстрее, мы в прямом эфире, у нас мало времени, а у вас его совсем не осталось…
Шеф настороженно посмотрел на Вивиан, но она ласково похлопала Фреда по щеке, словно давала конфетку за хорошее поведение.
– Очень мило. Но война – такой же товар, как и все остальное.
– Ты действительно считаешь, что людей привлекает жуть?
– Не знаю. Есть такое правило – чем дальше место события, тем должно быть страшнее, чтобы это событие стало новостью. Война на фоне картин повседневной жизни – это прежде всего драма. Она действует настолько гипнотически, что я могу незаметно прочитать мораль.
– Мораль! Да у меня до сих пор перед глазами стоит фотография, которую ты сделала в Карабахе, – женщина и ребенок, лежащие в луже крови, среди мокнувших в ней газет и окурков, – Фред повернулся к шефу. – Я за нее боюсь. Ее надо остановить.
– Не могу. Она уже взрослая девочка. Единственное, что я могу сделать, купить для нее страховку.
Вивиан расслабленно оглянулась по сторонам и попыталась пробудить в себе интерес к разговору, но не нашла ничего лучшего, как поиздеваться над Фредом.
– А сам ты чем занимаешься? Засовываешь микрофон в задницу личной жизни всяких там… дармоедов. Ты у нас журналист-проктолог.
Фред обиделся.
– А я-то думал, что превращаю скучную жизнь скучных персонажей в увлекательную историю, – он перехватил руку Вивиан, которая потянулась к его длинному носу.
– Ребята, не ссорьтесь, – примирительно прокудахтал шеф.
– Теперь я знаю, что она не идеальна, – Фред сделал вид, что разочарован.
– Что ж! Будем знакомиться заново, – Вивиан даже развеселилась.
– У тебя патологическая склонность к рискам, и это плохо кончится. Твои коллеги по сумасшедшему дому мрут, как мухи. Вот, только вчера…
– И позавчера, и на прошлой неделе… – Вивиан поняла, что имеет в виду Фред, но предпочла закрыть тему. – Приключение без риска – это Диснейленд.
– Диснейленд лучше кладбища, – Фред поднял бокал. – Помнишь у Франсуа Вийона: «Только голый череп твой глянет страшной пустотой и в гробу оскалит зубы».
– Помню у Йетса: «И если даст господь, сильней любить я стану после смерти»! – Вивиан постучала Фреду пальцем по лбу. – Если ты приехал к волкам, но думаешь, что это медведи-гамми, то всякое может случиться. В зоне конфликта действуют свои правила, они очень просты, но их надо четко выполнять: никакой воды, кроме воды в бутылках, никакого льда в напитках, никаких фруктов или овощей, c которых нельзя срезать кожуру. Мясо – исключено.
– А пули?
– Тут тоже свои правила. Не надо без толку болтаться в зоне обстрела и ждать, когда что-нибудь прилетит тебе на голову, не стоит подходить близко к мародерам, нельзя направлять камеру на самолет – ее могут принять за стингер. Вот и все.
– Ты не просто ведьма, – Фред замялся, подбирая метафору. – Ты бы вышла из Хиросимы, не размазав тушь на ресницах и даже чулки не порвав. Ты сама себя не боишься?
– Браво! – еще больше развеселилась Вив. – Это лучший комплимент в мой адрес за последние два года!
Тут Фред умоляюще посмотрел на нее. Она повернулась к шефу и сказала без всякой подготовки:
– Мы с Фредом хотим сделать из одной англичанки, о которой наш журнал уже писал в 60-м, новую Мата Хари.
Шеф равнодушно посмотрел на камеру в руках Фреда.
– Звучит заманчиво. И что для этого надо? Взломать сейфы Ми 6[8]?
– Нужна командировка в Боснию.
– Хорошо, жду вас обоих в понедельник с докладом.
Выйдя из бара, Вивиан направилась в обход парка. Сорвала нарцисс и воткнула его в волосы, сделала пару ставок в казино, отказала двум вздыхателям, постояла на террасе и посмотрела фейерверк, потопталась под звуки музыки с молодыми сотрудниками редакции и в конце концов нашла успокоение в шезлонге у бассейна.
Над ней тихо покачивались ветки платанов, лучи заходящего солнца пробивались сквозь их сплетения и сияли как расплавленное золото. С противоположной стороны бассейна до нее долетали обрывки голосов.
Минут пятнадцать ей удавалось не привлекать внимание. Но потом боковым зрением она увидела рядом с собой мужчину, сидящего прямо на земле, скрестив ноги.
– Хочу с вами познакомиться, – его белые зубы сверкнули в дружеской улыбке. – Я – Джерри.
– Почему со мной? – Вивиан даже не повернула головы. – Здесь столько интересных женщин.
– Когда женщин много, каждая в отдельности мало заметна. Но вас нельзя не заметить. И этот прекрасный цветок в волосах.
Вивиан вынула из волос цветок и повертела его в руках.
– Нарцисс – эмблема Уэльса. Это не кокетство, а проявление патриотических чувств.
– Теперь понятно, почему ваше имя Вивиан, а не Вивьен. Вы случайно не прапрапраправнучка короля Артура?
– Это вам лучше обсудить с моим отцом. Однако какая осведомленность…
Джерри придвинулся к ней поближе.
– Вы в этом журнале звезда. Видел ваши публикации и фотографию. Может, выпьем? Что принести?
– Ничего не надо. Мне достаточно.
– Вы здесь самая трезвая.
– Так кажется. У меня состояние… условной нестабильности второго типа.