Слово «одержимость» для меня всегда ассоциировалось с чем-то ветхозаветным. С неизвестным, – имеющим название, но неясно откуда и в связи с чем появившимся.
Но вдруг, все жители городка, в котором я поселился с недавних пор, начали повторять его настолько часто, что это нельзя было бы просто объяснить их набожностью или верой в сверхъестественное.
Я, как вновь прибывший, мало что знал об условиях жизни и особенностях приютившего меня города. А уж тем более не был знаком с его жителями в той мере, чтобы судить о порядках, установленных в этом населенном пункте.
Конечно же, следуя этикету, решив поселиться именно в этом месте, я познакомился с некоторыми соседями, с которыми общение было обязательным, был приглашен на несколько светских мероприятий, но для того, чтобы составить объективную картину, у меня пока не хватило ни времени, ни информации.
Но вдруг стал замечать большее чем раньше, оживление среди горожан. В самой атмосфере сонных улиц появилась какая-то «нервозность».
В лавках и присутственных местах, вся чаще слышалось: «Одержимость».
Я не придавал этому значение. Мало ли о чем судачат люди в праздной своей болтовне?
Но неожиданно, получил письмо от пастора местной церковной общины.
Удивился несказанно. Повторюсь, человеком я здесь был новым, знакомств особых завести не сумел, местную церковь посетил однажды и то лишь для того, чтобы не выделяться с первых дней из общей массы горожан, спешащих на воскресную службу.
Тем поразительней было держать в руках послание, в котором говорилось следующее:
«Достопочтенный, Herr Нойманн. От всего сердца приветствую Вас от лица жителей нашего города, и выражаю искреннюю радость от представленной возможности познакомиться лично.
Надеюсь, на Ваше согласие посетить сегодня после обеденной службы, мое скромное жилище.
В случае невозможности данной встречи, прошу указать причину в ответном письме. Но очень надеюсь, что такого не произойдёт, так как приглашение мое носит не столько добрососедский характер, и служит непраздному желанию познакомиться с новым членом общества (хотя и эти аспекты нельзя не учитывать), сколько возникло от необходимости конфиденциального разговора, суть которого не представляется доверить бумаге.
С глубочайшим уважением пастор Абеляр.
P.S. Herr Шульц, высоко отзывался о Ваших личных качествах и умении с легкостью улаживать деликатные вопросы».
Так вот оказывается, чем продиктовано данное приглашение!
Бургомистр городка, в котором до недавнего времени я имел счастье находиться, дал мне рекомендации! И судя по всему – весьма положительные!
Приятно, учитывая, что знакомы мы были всего несколько дней, и вопрос, в котором я был ему полезен был довольно-таки запутанным и нёс криминальный характер (громкое дело брата и сестры, Гензеля и Гретель).
Оказывается, мое появление здесь не осталось незамеченным, и обо мне навели справки. Ай да пастор!
Отказаться от предложенной встречи мне не позволило воспитание и природное любопытство.
Как говорил незабвенный Варшавен Элиш, человек воспитавший меня: «Уве, мальчик. Никогда ни от чего не отказывайся пока не взвесишь все гешефты от полученного предложения. Будь открыт к новому, ведь не попробовав не узнаешь, надо ли тебе это!».
В назначенное время, обменявшись положенными приветствиями и репликами, мы с пастором Абеляром уселись за стол, сервированный для чаепития, и приступили к той части знакомства, которую можно условно обозначить, как «приглядки». Она необходима, чтобы сложить первое впечатление о новом знакомце.
«Уве, при знакомстве, не начинай беседу первым. Присмотрись. Человека выдают не слова, а мелкие детали. Дай своему собеседнику разглядеть себя, и сам время зря не трать. В это короткое время, собрав все что сумел увидеть, проанализируй, что за человек перед тобой. Как лежат его руки, куда направлен взгляд, как ведут себя ноги», – говаривал старый еврей, и я всегда пользовался его наукой.
Мужчина, сидящий напротив меня, был весьма красив, относительно молод и внешне спокоен. Но суетливые движения тонких пальцев, беспрестанно переставляющих приборы на столе, говорили о высокой степени взволнованности их хозяина.
Он, как гостеприимный хозяин, не позволил мне долго находиться в неведении о причинах неожиданного приглашения.
− Как я уже написал в своем письме, встреча наша состоялась отчасти благодаря тем лестным словам, которыми Вас характеризовал бургомистр Шульц.
Да-да, как Вы уже могли понять, я воспользовался нашим давним знакомством, и позволил себе расспросить о Вас.
И как раз кстати. Мне сейчас могут быть полезны таланты, проявленные Вами в сложном деле «Детей-спасателей», о котором Herr Шульц меня проинформировал.
Ситуация у нас сложилась не столь трагическая, как у соседей, но не менее деликатная и нуждающаяся в полнейшей конфиденциальности и, что весьма немаловажно, – быстроте разбирательства.
Город наш небольшой, население тихое, пришлых почти нет. Все друг у друга на виду.
Никаких происшествий, тем более сопряженных с преступными намереньями, требующих привлечения специалистов полицейского ведомства, не происходит.
Но с недавних пор, как улей разворошили в нашем «сонном королевстве».
«Одержимость» тому виной. Мне как служителю церкви, крайне неприятен сей факт. Ибо одно дело, когда человек сам говорит о себе, употребляя это слово на исповеди (тогда я в разговоре, выяснив причину беспокойства, помогаю справиться с греховными помыслами), другое, когда в данном контексте говорят о ком-то, ссылаясь на особенности характера.
Я, как Божий наместник и человек разумный, не могу себе позволить распространять подобное злословие среди своих прихожан.
Но в данном случае, ситуация скорее возникла не из-за досужих вымыслов. Она продиктована чуднЫм поведением одной из наших жительниц.
Молодая особа, наследница самого состоятельного и уважаемого семейства, в последнее время совершает поступки и произносит речи, ставшие причиной распространения невероятных слухов.
Речь идет о Хильде Герц, единственной 23-летней дочери промышленника Джозефа Герца, потомственного дворянина и одного из самых могущественных мужей нашего общества. В этом, и деликатность дела и неприемлемость пересудов.
Дело в том, что с недавних пор, люди стали замечать некоторые удивительные особенности поступков Fräulein Герц. Она, всегда вела затворнический образ жизни, не появлялась на светских мероприятиях по причине малой заинтересованности, посвящающая все свое время и энергию на образование, с недавних пор, стала вся чаще бывать на людях. Но странность не в этом. А в разговорах, которые она ведет.
По ее словам, она обручена, и в ближайшее время свяжет себя узами брака с прихожанином нашей церкви, человек пусть и неплохим, но совершенно не подходящим для этой девушки по статусу и происхождению.
Сам же герой ее рассказов, клянется и божится, что и знать не знает, о чем говорить Fräulein Герц.
Услышав впервые разговоры о предстоящей свадьбе, жители сочли это шуткой, засидевшейся за научными книгами анахоретки1. И даже стали к ней более приветливы, сочтя ее откровения – желанием влиться в жизнь соседей.
Но поняв, что та не шутит, впервые и прозвучало слово, из-за которого мы с Вами сейчас беседуем.
Конечно же, пересуды дошли и до Джозефа Герца, который во избежание распространения разговоров о членах своей семьи, ограничил дочь в свободном перемещении по городу.
Но Хильде, такой расклад пришелся не по нраву, и она при любой возможности стала покидать отчий дом, чтобы иметь шанс каждому, кто соглашался ее выслушать раз за разом рассказывать небылицы о предстоящем бракосочетании со своим избранником. Тогда было принято решение запереть ее в комнате, до полнейшего усмирения, но и здесь девушка нашла выход. Стала выкидывать из окна записки, с просьбой рассказать ее возлюбленному о невозможности встреч и трогательными призывами о помощи.
Взволнованный родитель привозил к дочери лучших лекарей, которые провели тщательный медицинский осмотр, не нашли ни единой патологии в молодом организме и единогласно вынесли вердикт «здорова».
Но слухи среди горожан уже было не остановить.
Когда я поговорил с Хильдой, как ее духовный наставник, то был поражен той уверенности в собственной правоте, обилию подробных фактов и обсуждению грандиозных планов, кои они строят на будущее с так называемым «женихом», что у меня чуть было не сложилось убеждение в их достоверности. И если бы не клятвенные заверения объекта любви фантазерки в их необоснованности и невозможности, по причине малого знакомства, то решил бы, что всё рассказанное девушкой – чистая правда.
− Какая трогательная история. Но как бы это не прозвучало цинично, вполне банальная. Спасибо, что поделились ею со мной. Девушка засиделась за книгами, и решила влюбиться, что в этом страшного? В личности избранника? Так и такие случаи вполне обыденны. В чем причина Вашей взволнованности?
− А теперь давайте перейдем к самой сути. Ко мне обратился местный аптекарь, Керт Кляйн. Человек не сказать что многоумный, но хитрый, склочный и малопривлекательный в убежденности собственной правоты всегда и во всем. С требованием «изгнать дьявола» из несчастной. По его словам, недуг Хильды, не банальная «любовная горячка», а именно «бесноватость».
И чтобы не допустить присутствие «нечистого» среди мирного населения, требует провести обряд. А надо сказать, что он, аптекарь этот, пользуется большим авторитетом среди дам нашего города, так как именно у него в магазине они могут приобретать средства, закупаемые им по всему миру, помогающие (как им кажется) продлить молодость и сохранить красоту.
Вот именно среди этой аудитории он и пропагандирует свои умозаключения, а они его всячески поддерживают, что и не мудрено. Живем мы, по большей части скучновато, а тут такая сенсация! Еще и «любовным ароматом» пропитана насквозь. Дамы устоять не могут. Вот и поощряют своего предводителя, в требовании проведения церковного обряда.
Вы же, наверное, и сами знаете, если женщины что-то решили, то аргументированно им объяснить нежелательность подобных действий – малопродуктивно.
Город бурлит.
− Сочувствую. Но никак не могу взять в толк, чем могу быть Вам полезен в сложившейся ситуации?
− Объясню. Мне во что бы то ни стало, надо убедить толпу в отсутствии одержимости у Хильды Герц!
Предоставьте доказательства, способные усмирить взволнованную общественность. Найдите такие причины, объясняющие поведение наследницы состояния Джозефа Герца, которые удовлетворили бы толпу и очистили репутацию семьи!
Herr Шульц, рассказал с каким изяществом Вы спасли от позора доброе имя «Детей-спасателей», так что Вам стОит повторить подобное и в нашем городе?
А уж отец виновницы волнений сумеет найти способ отблагодарить Вас!
«Слава всегда идет впереди героя», не к месту вспомнилось мне.
Но одно дело, раскрывать преступления, выяснять причины, подтолкнувшие к их свершению, совсем другое – разбираться, что творится в голове богатой избалованной fräulein.
− Боюсь, что не смогу оказаться полезным в этом любопытном деле, уважаемый пастор Абеляр. Я слишком плохо знаком с особенностями девичьей психологии. К сожалению.
− Жаль. Жаль, что приходится прибегать к методам убеждения, не совсем мне приятным и привычным. Обычно достаточно лишь озвучить просьбу, и она незамедлительно исполняется. Но вы, Herr Нойман не оставляете мне выбора. Ведь приняв решение привлечь Вас в качестве помощника в этом щекотливом деле, я не ограничился лишь беседой с уважаемым бургомистром Шульцем. Пришлось навести справки и из других мест Вашего пребывания. Узнал много интересного.
Знаете ли Вы, что занятие ростовщичеством законом хоть и не запрещено, но обществом не поощряется. А тем более вызывают осуждение методы, которые применяют дельцы, занимающиеся тем, что наживаются на трудном финансовом положении запутавшихся бедолаг, дабы «вытрясти» с них просроченные долги и проценты по ним. За некоторые из них вполне можно и к ответственности судебной привлечь при желании.
Понимаете, к чему клоню? Я отлично осведомлен о вашем сотрудничестве с Варшавеном Элишем, старым евреем – ростовщиком, и на какие ухищрения Вы пускались, чтобы работодатель получил свои пущенные под рост деньги обратно. Вполне в моих силах найти свидетелей, которые под присягой подтвердят Ваши злодеяния в виде шантажа и запугивания. В тюрьму может и не попадете, но членом общества, достойным уважения, быть перестанете.
Ну и, конечно, Вы несколько кокетничаете, говоря, что плохо смыслите в психологии юных дев. Припоминаете случай с дочерью мануфактурщика, жениха которой Вы намеренно пытались опорочить, чтобы самому, соблазнив девушку, обманным путем влиться в богатую семью?
Факт, не добавляющий Вам привлекательности в глазах добропорядочных обывателей…
*Абсолютнейшая ложь! Я подробно рассказывал об этой неприятной истории в своем произведении «Иоганесс и Маргарет, сказка для героя», где убедительно доказал отсутствие злого умысла в моих действиях в рамках дела дочери богатого мануфактурщика! Но разве мои аргументы смогут остановить Абеляра?
…так что решать, помогать мне или нет, Вам. Я же оставляю за собой право предавать ли огласке полученные сведения из Вашего столь недалекого прошлого или сохранить их в тайне.
«Так вот ты какой, служитель Бога, – с возмущением думал я, шагая по, в один момент ставшими недоброжелательными, улицам маленького городка, в котором я планировал пожить спокойно какое-то время. – Ну ничего, я разберусь с влюбленной дурочкой и найду способ поквитаться с тобой, крыса церковная».
Срок для решения поставленной задачи, а именно: отмыть имя благородного семейства, шантажист дал мне не слишком продолжительный. Сутки. И если на исходе следующего дня я не нахожу убедительные аргументы, подтверждающие ошибочность мнения жителей целого города в одержимости одной из горожанок, меня с позором изгоняют вон.
При благоприятном исходе дела мне полагается щедрое вознаграждение, при неудаче – позор и невозможность дальше продолжать жить под привычным именем.
Так себе перспектива, скажу я вам.
Кипя от негодования, я отправился к месту нахождения главного адепта «чистоты помыслов» горожан, в аптеку Керта Кляйна.
Увиденное мной заведение мало напоминало провинциальную лавку. Скорее магазин. Хорошо оборудованный, со вкусом обставленный, богато укомплектованный. На полках соседствовали как средства от жара, так и новомодные крема, гарантирующие покупательницам «Мгновенное разглаживание от морщин, за счет использования новейших методик омоложения».
В укромном уголке помещения разместилось небольшое кафе, позволяющее посетителям, уставшим от изнурительного выбора средств, представленных на полках заведения, испить освежающих напитков, закусывая аппетитными сладостями, продаваемыми здесь же.
Я не стал утруждать себя рассматриванием новинок косметологии и фармацевтики, а сразу направился к свободному столику, заказав предложенные в ассортименте угощения и наблюдая за хозяином всего этого великолепия.
Он был невысок, суетлив, угодлив и хитер. Как бы не старался казаться доброжелательным, было заметно, что клиентки для него лишь источник дохода и вся его наносная заинтересованность их делами и самочувствием, рассчитана лишь на получение дополнительных заказов. Не знаю, как дамы, толпящиеся около прилавка, этого не замечали. Еще раз убеждаюсь, люди видят лишь то, что им интересно, на все остальное «закрывают глаза».
Но вот дошла очередь и до меня. Оставив своих покупательниц на попечение помощника, Керт Кляйн подсел ко мне.
− Приветствую Вас в скромном храме красоты и здоровья (как его называют местные дамы). Я его хозяин. Керт Кляйн. А Вы Уве Нойман. Не удивляйтесь! В нашем городе ничего нельзя сделать незаметно – ни родиться, ни поселиться.
Аптекарь рассмеялся.