И ещё: что у него за неотложные дела, что он бросил всё? Он же никогда комнаты не покидает без причины. А тут уехал в неизвестном направлении. Неужто, у него большие проблемы? Или его хотят убить?
Стоп.
Он решил уехать сразу же, как увидел Никиту.
Возможно, этот Никита, вовсе не журналист… И тогда, сыну грозит ещё большая опасность.
И мне тоже.
Как этот подлец, Никита, всё выспрашивал, а?
Нужно сделать вид, что ничего не подозреваю. Нужно молчать и никому ничего не говорить.
С этим намерением я вышла с почты. Никита тут же подбежал ко мне.
– Ну что?
– Ничего, – покачала я головой. Ушёл куда-то. Наверное, пошёл в тихое место, любоваться своей посылкой. Вернётся домой, я с него шкуру спущу, – пообещала я, уверенная, что так и сделаю.
– Но записка… – начал было Никита.
– Какая записка? – переспросила я. – А, та записка… Он мне такие записки постоянно пишет. У него ж афазия тяжёлой формы. Я к этому привыкла. Придёт домой, как нагуляется.
– Тогда… когда могу к вам ещё подъехать? – спросил Никита.
– Зачем ехать? – удивилась я. – Всё что знала, всё рассказала. Нечего вам в наши семейные проблемы лезть. Семейные проблемы, на то и семейные, чтобы их семья решала, а не посторонние люди. А как статью напишете, вы позвоните, чтоб я газетку-то купила. Нашим клавам показать…
По дороге с почты зашла в магазин, чувствуя, что за мной кто-то следит. Руки тряслись, но я старалась как можно меньше показывать волнение. Набрала в корзину хлеб, батон, колбасу, подумала, и опустила на дно корзины бутылку водки.
Кассирша при виде меня криво усмехнулась.
– Что Дашка, за старое? – поинтересовалась ехидно, косясь на мои руки.
– Тебе-то что? Ты это, пробивай давай.
– Смотри Дашка. Муж насовсем уйдёт. Зачем ему жена-алкоголик, когда свободных и нормальных баб пол деревни.
– Клювом не щелкай. Сдачу давай, – потребовала я.
– Держи, – усмехнулась она подленько.
Я же, вернувшись домой, распаковала пакет и уселась за стол, ожидать мужа. Поднявшись, решительно открыла бутылку водки и поднесла ко рту.
Резкий запах спирта тут же ударил в нос.
Я остановилась.
Если выпью, не смогу контролировать себя и свою речь. А вдруг кто придёт и я проболтаюсь про сына?!
Нет уж.
Я подошла к умывальнику и, перевернув бутылку, принялась выливать водку в раковину. Чем меньше оставалось в бутылке, тем больше появлялась уверенность, что всё правильно делаю.
Сын мне важнее.
Что бы ни натворил мой сын, я должна молчать и ни в коем случае не выдавать его. Я же его мать. И отцу, как вернётся со смены, сказать надо, чтобы язык за зубами держал. Не важно, какую страшную тайну хранит наш сын. Мы должны её сохранить.
Конец ознакомительного фрагмента.