Вдруг издалека прилетел с колоссальной скоростью огромный раскалённый астероид и со всей силой ударился о шар. Он был почти такого же размера, поэтому от столкновения произошёл громадный взрыв. Grov дала трещину, из земли хлынула лава, деревья начали в секунду сгорать вместе с миллиардами птиц на них. Вскоре шар раскололся на куски. Взрыв отбросил меня и закрутил. Я начал удаляться от системы, пытался вернуться. Но безуспешно. Обломки Grov сталкивались, разлетались на мелкие куски, окончательно уничтожив всё живое. Однако, один кусок всё-таки остался цел. Он был небольшой, но на нем росло дерево, которое до катастрофы возвышалось над прочими деревьями. Видимо, оно было самое древнее, поэтому неразрушимое. Дерево не умерло, скорее всего, всё из-за сильного магнитного поля, которое образовывала гора. Гора стала своеобразным ядром новой маленькой планетки, сохранив в магнитном поле достаточно кислорода. Дерево своим мощным фотосинтезом быстро заполнило поле кислородом в избытке, а на дереве продолжили жить птицы. Увидев это, я твёрдо решил, что должен когда-нибудь вернуться на это дерево. Как я его назвал, «Великое Древо». Снова не в силах противостоять инерции, я решил погрузиться в ещё один сон.
Почувствовав, что я начал терять свою скорость, понемногу останавливаться, я проснулся. Ближе всего ко мне находилась маленькая системка. Эту систему освещал желтый карлик, крошечный по Вселенским меркам. В системе было восемь Grovc. Все эти шары были мрачными и пустыми. Кроме одной.
У меня не было выбора. Одна единственная Grov с жизнью в системе, да что там, во всех ближайших скоплениях…
Глава 2, Голодные годы
Алексей Клёнов
– Лёха, а ну пригнись! Ты хочешь всех нас убить? – прошептал мне Женя.
– Если хочешь сдохнуть, то так и скажи! Только сдохни не в пасти монстра, а у нас дома, нам хоть мясо достанется! – проворчал отец.
– Тс-с-с, тихо всем! Я что-то слышу… – заглушил всех Филипп Мохнатый.
Все огляделись. Вокруг никого не было, лишь какая-то птица, вроде как, ворона, но с белым пятном на груди, заходящим также на крыло, весьма жутко прокричала, взлетела и задела крыльями тусклые иглы ели. Я беспокойно сглотнул и сжал в руках копьё…
Но для начала вернёмся назад. Эту историю нужно было начать с начала. В общем, застали меня с семьёй самые, что ни на есть, голодные годы. У людей в моём посёлке не было ничего. Вообще ничего. Никакой еды. Как рассказывал ныне покойный старожил Иваныч, двадцать четыре года тому назад случилось что-то непонятное, из-за чего всё пошло наперекосяк. Иваныч умер в семьдесят седьмом году жизни. Он рассказывал, как в сорок люди только начинали жизнь, как раньше дышалось легче. Воздух был сладок и приятен. Сейчас в сорок люди похожи на трупы. Но это если повезёт, ведь до сорока ещё дожить надо. Этот голод… Он унёс и продолжает уносить жизни многих людей. Деревья перестали расти, стали погибать. Лишь ели по-прежнему пытаются сохранить иглы. Но и те очень тусклы. Видно, скоро придёт и их час. Про более мелкие растения я вообще молчу. На самом деле, я таких и не видел. Говорят, они давно исчезли. Единственный способ добычи еды – это охота. Всё бы хорошо, но после того таинственного события ближайшие леса наводнили монстры.
Монстры напоминали кошек, только в разы больших в размере, со светло-рыжим окрасом и пятнами по всему телу. Они очень быстры и сильны. После их появления почти все прочие лесные зверушки были сожраны. Чудовища начали поедать друг друга. Проблема в том, что эти существа могут мгновенно разделиться на двух таких же, но чуть меньших в размерах. Таким образом популяция их, даже с каннибализмом, не менялась. А вскоре они поняли, что под носом имеют весьма вкусное мясо. Поэтому начали терроризировать посёлок.
Было бы у нас оружие, более эффективное, чем копья и луки… Иваныч рассказывал, что в его время у людей было нечто особое, что называлось огнём. Огонь мог улучшать качество еды, давать свет по ночам, а также стал бы эффективным оружием против монстров. Более того, с помощью огня могли работать многие вещи, оставленные тем поколением. Однако огонь внезапно пропал. Его не могли разжечь никаким способом. Обыденная вещь стала недосягаемой. Теперь мы были вынуждены греться на солнечном свету, на зиму уходить под землю, в утеплённые всеми меховыми полотнами, что у нас были, комнаты. Все запасы в посёлке были съедены за пятнадцать лет. Нам с этим повезло: в посёлке находилась фабрика не скоропортящейся продукции. Но и её запасы истощились. Последние восемь лет были для нас просто адом. Люди пытались употребить в пищу всё, что можно. Все домашние животные были съедены уже давно. Оставалось только идти в леса на охоту. Тут-то мы и столкнулись с главным бичом.
Эти твари нападали много раз. Сначала мы прятались по домам, потом, смекнув, что они – единственное более или менее доступное мясо, начали окружать посёлок стенами из кольев. Во время строительства забора они несколько раз оббегали нас с тыла, убивали и разрушали стены. Но мы бились, не смели отдавать им свои жизни. Погибших братьев и сестёр, отцов и матерей, мы со слезами на глазах съедали, ведь еды не было совсем. О похоронах речи и не заходило.
Кое-как мы возвели стену. На поле, которое отделяло посёлок от леса, мы вырыли много ям с кольями. С тех пор они иногда наведываются к нам, но внутрь попасть не могут. Нам иногда удаётся напороть одинокого монстра на колья и затем заколоть копьями, но очень редко. Такое событие – просто праздник. Еды, правда, всё равно не хватает. Мы истощаемся на глазах. Сбежать многие тоже пробовали. Посёлок наш окружён лесом. К остальному миру вела одна, сейчас уже заросшая, дорога. Уверен, из тех, кто пытался пересечь лес, никто не выжил. Иначе за нами уже приехала бы помощь.
Мне тогда было только 12 лет, причём, для своего возраста я был отсталым в развитии. Игрался с мелкими детьми шести-семи лет, когда мои сверстники помогали взрослым найти пропитание. Вообще, в нашей компании так же был мой четырнадцатилетний друг Женя. Его отец, Филипп Мохнатый, считал сына ошибкой, никогда его не любил. Всё из-за того, что у Жени были врождённые проблемы с руками. Они были непропорционально тонкими. Казалось, кожа была просто натянута на кости. Такими руками он не мог держать почти ничего. Охотник из Жени вышел бы ужасный. Поэтому Филипп, как самый успешный охотник в посёлке, отец ещё двух сыновей и дочери, которые все пошли по стопам отца, возненавидел сына за слабость.
Таким образом, мы, двое недоразвитых, сидели в тылу, пока наши отцы и братья, и даже некоторые сёстры, воевали с монстрами за территорию. Но я на самом же деле лишь притворялся, чтобы проводить время в посёлке. Я много времени читал. Все книги, газеты, журналы, которые находил. Особенно меня заинтересовала одна статья в газете. Там учёный физик описал принципы работы радио. И у меня сразу родилась мысль: мы могли бы послать сигнал, сообщить о нашем положении! Всего-то нужен радиопередатчик и источник энергии. Я рассказал всё Жене.
– Лёх, радиопередатчик был на чердаке у меня дома! Очень старый, но, может, его можно починить! – вспомнил он.
Мы вприпрыжку побежали к Жене домой. Прямо на входе мы столкнулись с Филиппом. Поначалу я подумал, что это монстр, и дёрнулся назад. Потом, разглядев хоть и исцарапанное, но человеческое лицо, я успокоился. Филипп носил шкуру убитого им монстра. Историю о той охоте пересказывали у нас. Ей вдохновляли новых охотников. Да, Филипп Мохнатый не был первым убийцей монстра. Этот монстр также не был самым крупным. Но Филипп убил больше всего монстров, а эта шкура – трофей самой запоминающейся охоты. Тогда он дрался со зверем в одиночку и, выждав момента, когда он решит раздвоиться, в прыжке рубанул его топором. Монстр умер, так и не закончив раздвоение. Поэтому тело было вытянуто вширь, а головы было две. Удар пришёлся прямо промеж двух голов. С тех пор он всегда одевает двухголовую шкуру, веря, что она даёт ему удачу на охоте.
– Чего бегаете, мелкие? – сказал низким голосом Филипп.
– Мы просто хотели, – промямлил я.
– Чего хотели?
– Послать сигнал о помощи, у вас на чердаке есть радиоприёмник…
– Серьёзно? Вы совсем от голода с ума сошли? Люди вам детей малых доверили, а вы бегаете, радио им подавай!
– Но ведь нас могут услышать!
– Услышать? Не смеши! Давно бы уже услышали! Нет, парень, мы сами по себе!
– Кстати, пап, а ты что с топором? Вы на охоту? – спросил вдруг Женя.
– Не твоё это дело! Ты, раз одарён такими ручищами, так и сиди дома!
– Но пап! Я хочу пойти с тобой! Со своими братьями!
– Ты совсем с детьми отупел? Мы должны брать тебя, грёбанного инвалида, обузой, защищать тебя от монстров, и самим под когти бросаться?
– Нет! Я сам за себя постою!
Филипп усмехнулся, но при этом не изменил строгого выражения лица.
– Сам! Ты издеваешься? Сдохнуть хочешь?! Лучше сразу удавись! Вон, верёвка валяется. Так хоть толк от тебя будет, мясо какое-никакое…
– Пап!
– И не называй меня так! У меня только два сына. Ты – паразит, что восемь с половиной месяцев сидел в утробе Вари, а затем чуть не унёс её жизнь при родах!
Филипп взял меня и Женю за руки, рванул к выходу и вышвырнул нас на крыльцо. Женя от толчка упал. Я помог ему подняться и кинул взгляд на Филиппа, затем оглядел улицу. Там столпились люди. В основном это были охотники. Странно, обычно они не ходят такой группой. Филипп подошёл к толпе, пошептался о чём-то с охотниками и снова подошёл к нам:
– Ладно! Вы идёте с нами. Оба! Мы отправляемся на большую охоту, попытаемся пройти лес насквозь, заодно убьём много монстров. Только учтите! Защищать вас никто не будет, сами по себе! А если начнёте мешать, клянусь, убью без раздумий!
Он фыркнул, повернулся к толпе и, подняв топор над головой, прокричал:
– Вперёд, охотники! Мы отправляемся!
Так я и оказался на охоте. Первый раз, и сразу на кону поставлено всё. Понятия не имею, что я тут делаю. Я не создан для этого. Мне бы остаться и осуществить мой план с сигналом, но перечить Филиппу было нельзя. Было видно, он злился. Поэтому отказаться – суицид. Отрубил бы мне что-нибудь. Пока мы шли через поле, я упрекнул Женю в его нездоровом влечении пойти с семьёй. Он ведь совсем не был готов, ни физически, ни морально. Это сейчас он думает, что всё очень просто. Столкнувшись со зверем, он сразу подкосится в коленях. И тогда будет поздно. Ещё и меня затянул. Для нас это верная смерть! Женя слушать меня не хотел, радостно шёл, неся на плече маленькое копьё. Должно быть, он совсем забыл о моём плане…
С этого я и начал…
Я беспокойно сглотнул и сжал в руках копьё. Осторожно переходя через сухие кусты и переступая упавшие стволы деревьев, мы продвигались вглубь леса. Он будто не кончался.
Солнце склонялось к горизонту. Через некоторое время мы набрели на тропинку.
– Ага! Это дорога к хижине Владимира Маратыча! – бодро сказал отец, – тут и переночуем!
Отца с улыбкой на лице похлопал по плечу его друг, имя которого я забыл. Всё потому, что его мало кто называет по имени: в посёлке зовут Безмолвным, потому что на одной из охот монстр разорвал ему горло. Его успели донести до посёлка и зашить рану, но с тех пор он не может говорить. Филипп Мохнатый, глянув на моего отца, выдал мимолётную улыбку.
Среди деревьев виднеется дом. Значит, мы пришли. Я с облегчением выдохнул. Дойдя до этого обветшалого сооружения, мы остановились у утыканного кольями забора. Филипп нагнулся к кучке камней, взял один и бросил в щиток, подвешенный на высоком столбе. Камень с силой ударился о щиток, издав грохот. От шума в хижине что-то зашевелилось. Скрип двери, топот ног по каменной дорожке, скрежет ключа в скважине… И калитка открылась.
– Ого! Чего это вас так много-то? – воскликнул худощавый седой старик лет сорока шести. – Никак пройти этот лес вздумали?
– А что, брат, не веришь в наши силы? – весело ответил отец.
– Семён Павлыч!
– Владимир Маратыч!
Они расхохотались и обнялись, затем Владимир Маратыч прошёлся между охотников, приветствуя и похлопывая по плечам знакомые лица.
– Ну вы даёте! Здесь, стал быть, все мужики с посёлка?
– Все, кто достиг десяти лет и может стоять на ногах.
– Вон, даже сопляков-инвалидов взяли. – язвительно улыбнувшись, сказал Филипп.
Владимир Маратыч посмотрел на нас с Женей и расхохотался.
– Эх, Филипп, Филипп. Сколько лет, а ни черта не меняешься!
– Как и ты, старый хрен!
– Ну же, дай руку. Хочу пожать. Помнишь, когда в последний раз здесь бывал? Ты тогда ещё заметил, что одна часть забора шатается.
– Ну, и что?
– Я вбил получше, подпорки прочные поставил. Да и колья заодно поточил, раз уж начал. В общем, потом пришли эти твари. Они, видимо, специально лишь одну сторону ослабляли. Думали, не замечу, и тогда бы они прорвались. Да я и не заметил, так бы, старый дурак, всё наше преимущество и просрал. Вы бы, конечно, со временем отбили этот дом, посадили бы сюда другого. Но ушло бы на это много сил. А ты, Филипп, взял да предотвратил всё это дело. Монстры потыкались об забор, поняли, что их замысел впустую, и разбежались. Одного даже удалось приколоть к стене. Мясо было вкусно, как никогда. Наверное, вкус прибавляло осознание сложной победы…
– Да какая победа, Владимир! Просто вижу – говорю!
– Хорош скромничать, Филипп! Давай же руку!
Владимир Маратыч сам нетерпеливо взял Филиппа за руку и крепко её пожал. Филипп второй рукой похлопал друга по плечу.
– А, кстати! Я ещё такую штуку соорудил! Вы такого ещё не видели!
– Ну, так чего стоим? Прикажешь нам тут заночевать? Впусти нас, а там уже и поговорим по-человечески.
– Ой, и правда! Заходите, заходите, мужики!
Мы начали заходить внутрь. Двор был засыпан всякой всячиной. Посередине стояла огромная воронка, к которой, к тому же, были проведены водосточные трубы с крыш дома и гаража. Горлышко воронки было заткнуто пробкой, а под конструкцией стояли бутылки и банки с водой. Из крыши дома шёл столб, на верхушке которого находились лопасти мельницы. Дверь гаража была приоткрыта, внутри виднелся точильный камень, снаружи стояла скамейка, на которой лежали обработанные палки.
– А… А зачем вам столько копий? – спросил я, не выходя из образа умственно отсталого.
– Ну, сынок, что за вопросы! Я живу здесь, посреди леса, по соседству с монстрами. У меня важная миссия – содержать этот дом, защищать его от незваных гостей. Вот представь, пошёл твой отец с друзьями на охоту. Ходили они по лесу, искали зверя. Да не заметили, как ночь наступила. И никуда не спрячешься, не в землю же зарываться. Тут-то мой дом и пригождается. Приходишь, бросаешь камень во-он туда (Владимир Маратыч указал на подвешенный щиток), и я впущу, по возможности накормлю и уложу спать. Вот, как-дом-то важен! Логично, что нужно хорошенько его защищать.
– Да не ломай ты язык! – сказал отец, – он у меня немного того, ну это… Как его?..
– Отсталый, – уточнил Филипп.
– Да-да! Вот, точно! Слово не мог вспомнить…
– Жаль мне его, на вид здоров, по нему и не скажешь, что у него отклонения, – сжалившись, сказал Владимир…