Нет, семья Джун не была нищей в Лос-Анджелесе, но папа просаживал деньги на ставках, а мама не работала, и часто приходилось просчитывать каждый пенни, чтобы купить куриных наггетсов на ужин. Особенно в те недели, когда папы не было дома, потому что он мог исчезнуть на месяц, не сказав ни слова. Джун никогда не винила его: он ведь мотогонщик, не мог усидеть на месте.
Самое обидное, что папа родился в приличной семье и когда-то учился в одном колледже с Фрэнком, в Нью-Йорке. Но потом отец устроил бунт, ушел в сомнительные дела, бросил университет, выбрал жену по своему усмотрению – и родные от него отвернулись. Его списали со счетов. Связь с Фрэнком оборвалась: старший Андерсон вернулся в Шотландию из Штатов, занялся семейным бизнесом.
Но в те далекие студенческие годы они были лучшими друзьями. Папа спас Фрэнка однажды, вытащил из реки и откачал. Они тогда с утеса прыгали, испытывали судьбу.
Джун много слышала о Фрэнке Андерсоне, когда росла. Он был единственным настоящим другом отца, его кумиром. Папа идеализировал годы своей юности, называл их лучшим временем жизни. Поэтому в первый же день пребывания в Иден-Парке Джун поклялась себе, что станет лучшей девочкой на свете, чтобы Фрэнк гордился ею.
Увы, Джун не умела быть лучшей… В отличие от Тони. Подружись они, могла бы спросить у него совета – но вместо этого молча завидовала. В итоге, простые истины, которые Тони знал с пеленок, ей давались кровью и потом. Она совершала ошибки и набивала шишки, вместо того чтобы попросить о помощи.
…Боже, с ней было ужасно трудно, конечно. Но у Фрэнка оказалось огромное сердце. За три года, которые Джун прожила в поместье, он ни разу не упрекнул ее, не обидел. Вместо этого всегда мягко улыбался и подбадривал.
Фрэнка она не причисляла к плохому миру. Он был исключением, ее богом, и она всячески старалась угодить ему, чтобы он от нее вдруг не отвернулся.
В те времена Джун не понимала, что есть такое чувство, как безусловная любовь, и что человек, который любит себя, не ищет постоянного отражения в других. Она этого не знала. Поэтому снова и снова соревновалась с Тони, чтобы заслужить право на любовь.
Когда не получалось, а Фрэнк все равно хвалил ее, она краснела, как помидор, а потом выла полночи, закрыв голову подушкой и кусая простыню. Она ведь не заслужила похвалы. Не справилась. А значит, Фрэнк пожалел ее в очередной раз, хотя в душе, конечно же, разочарован.
…Но как бы там ни было, постепенно богатый пригород Эдинбурга стал для нее родным домом. До боли хотелось «подойти» по стандарту, как подходит деталька в часовой механизм. Это была ее мечта: стать достойным винтиком в уютном оазисе, который благодаря Фрэнку уцелел на краю враждебного мира.
Уже через месяц жизни в Шотландии она начала изучать вакансии в местных магазинах, салонах, госпиталях – и заметила, что чаще других попадаются объявления о поиске сотрудников в элитную ветклинику мистера Уиллоби, приятеля Фрэнка.
Джун решила стать в будущем ветеринаром. Животных она обожала, в отличие от людей.
Но как она ни старалась расслабиться, изнутри поедал страх. А что, если местные узнают правду? Узнают, что в ней течет кровь убийцы. Придется уехать из Иден-Парка. От нее ведь все отвернутся… естественно.
Опекун поклялся, что никому, даже своему сыну, не рассказал о том, что именно произошло с Джун, и она ему поверила.
Она всегда верила Фрэнку.
Тони. Сразу после знакомства
– Джун поужинает у себя, она устала, – объявил отец, и Тони безразлично пожал плечами.
– Что у нее все-таки произошло, пап?
– Горе у нее произошло. Жуй брокколи.
– Я все равно выясню.
– Имена подростков в таких делах не оглашают, так что не трать время впустую. Ничего ты не найдешь.
Тони скептически вскинул бровь, не соглашаясь. Если захочет – найдет. Поймет, почему должен делить крышу с чужим человеком.
У него до сих пор глаз дергался, стоило вспомнить взгляд этой девчонки. До костей проняло. Мутный, осуждающий, будто Тони не имел права на собственный дом.
Мутный… Хм. Какого же цвета у нее глаза? Болотные, неприятные какие-то.
Но Тони никогда не был жестоким, так что жевал брокколи и искренне надеялся, что сможет наладить отношения с подопечной отца. Все-таки два года придется провести под одной крышей… Потом он поступит в университет и переедет в центр Эдинбурга, чтобы в поместье не мотаться изо дня в день.
Мысленно Тони уже был студентом. Не мог дождаться, когда войдет в семейное дело, чтобы помогать отцу в бизнесе.
– Майлзы и Паркеры завтра на ужин придут. Представим им Джун. Поможем ей освоиться.
– Хорошо, – согласился он, и Фрэнк пристально посмотрел на него, слегка наклонив голову. – Что?
– Ты на Джона Бендера похож.
– На кого?
Фрэнк усмехнулся.
– Герой старого фильма. «Клуб «Завтрак». Посмотрел бы.
В столовой уже золотились светом люстры, хотя в большое французское окно все еще проникали тусклые лучи солнца.
– Хорошо, посмотрю, – пообещал Тони и перед сном нашел в кинотеке «Клуб «Завтрак». Он всегда слушал Фрэнка, ценил самый незначительный совет, принимал к сведению любое замечание. Отец был главным авторитетом в его жизни. Примером для подражания.
И точно. У Тони была прическа, как у Джона Бендера, психованного парня из этого старого фильма. Длинноватые спереди волосы, закрывавшие щеки до линии скул.
Прикольно. Пожалуй, стоит так и оставить…
О нескладной девчонке, поселившейся в доме, он сразу забыл. Джун ушла на второй план, затерявшись среди более важных мыслей.
…К завтраку Тони спустился первым. Он бегло пролистал финансовую газету, которую принес Генри, и начал просматривать сводки в интернете.
Тихие шаги отвлекли, и он вскинул голову.
Джун, в школьной форме размера на два больше, ступала по мраморной плитке почти бесшумно, хотя шла в школьных туфлях на низких каблуках. На цыпочках топала, как балерина.
Странная.
До каникул оставалось три недели: 24 июля последний день в этом учебном году. Можно было и не отправлять Джун туда, но Фрэнк решил, что ей стоит сразу познакомиться с местными.
– Доброе утро, Тони, надеюсь, тебе хорошо спалось. – Она плюхнулась в кресло, но тут же выпрямила спину; пиджак с эмблемой школы висел на худых плечах. – Как там сегодня индекс Доу-Джонса?
Он поперхнулся куском яичницы и закашлялся.
– Вырос на шесть пунктов, – прохрипел, и Генри, который проходил мимо, похлопал ему ладонью по спине.
– Отлично! Кажется, я заработала три бакса! Прекрасный день, не правда ли?
Тони не сомневался, что она понятия не имела об индексах. Просто старалась вписаться в тему. Но сам факт того, как уверенно она откинула назад длинный хвост курчавых темных волос, поразил. Вчера она выглядела затравленной, как олененок Бэмби, а сегодня…
И тут она посмотрела на него. Прямо, с колючим любопытством.
У нее не мутные глаза. Они зеленые, как мокрая трава в Речных садах.
– Очень рад за тебя, Бэмби. Три бакса прибыли – это круто, – ляпнул он, и она сощурилась.
– Прости, как ты меня назвал?
– Бэмби… из-за глаз. Они у тебя большие. Это комплимент, – придумал он на ходу.
Она задрала курносый нос и повела плечом, как королева.
– В таком случае, благодарю, Тони.
– Не за что, Бэмби. – Он сдержал смешок. Еле удержался, чтобы не прыснуть. Ну и забавная она все-таки. Вообще не понимает подколок.
Трудно же ей придется.
Фрэнк лично отвез их в школу. Крутился вокруг Джун, как курица-наседка. По-другому он не умел. Если взваливал на себя ответственность, то нес с энтузиазмом. К тому же отец этой Джун спас Фрэнку жизнь когда-то. А сейчас дочь старого друга осталась сиротой, и предстояло вернуть долг, позаботившись о ней… Это все, что Тони знал о девчонке, и все, что ему полагалось знать. Для остальных Джун была дальней родственницей из Штатов.
Тони ничего не имел против, честное слово. Да пусть живет, на здоровье. В огромное доме они даже пересекаться не будут, разве что за завтраком и ужином.
…А вечером случилась первая стычка. Размолвка на пустом месте, стартовая в долгой череде изнуряющих язвительных поступков Джун.
В гости пришли Майлзы и Паркеры.
Летиция Майлз была теткой Тони, единственной сестрой Фрэнка. Профессиональная наездница, жена актера Колина Майлза. Их дочка Уитни была самой младшей в этот вечер: всего тринадцать лет. Она сразу утащила новую знакомую рассматривать семейные картины, чтобы рассказать о предках клана Андерсонов.
Зачем Джун знать о предках? Она же здесь временно.
Тони сам не понимал почему, но Бэмби его напрягала. Было в ней что-то такое… ненастоящее. Он не мог раскусить ее.
Да и бог с ней. Делать больше нечего, как анализировать Джун. Тем более, когда Паркеры пришли в гости в полном составе.
О, эти Паркеры. Потомки старой английской аристократии. Их предки перебрались в Шотландию в 15 веке в свите королевы Джоан Бофорт.
Паркеры существовали с наследства, которое включало несколько крупных поместий в разных странах и несметные счета в банках Швейцарии и Англии. Свои средства Нэнси Паркер – глава семьи – пропускала через Anderson&Son, приумножая, и была главным инвестором Фрэнка.
Паркеры казались примером идеальной семьи. Консервативные родители и трое вышколенных детей.
Крис, средний сын, был лучшим другом и одноклассником Тони. Старшая сестра, Олсен, собиралась стать журналистом и вызывала уважение зрелостью и самостоятельностью. А младшая, Мелани… не то, чтобы Тони был в нее безумно влюблен, но именно на такой девушке он хотел бы жениться когда-нибудь. Мел ассоциировалась с уютом и теплом. Такая же добрая, какой была его мать. И внешне тоже похожа на Иден: рыжие волосы, ясные голубые глаза.
– Ты уже познакомилась с Джун? – спросил Тони, и Мел улыбнулась.
– Да, она замечательная. Мы точно подружимся. Я решила ее поддержать морально. Все-таки новая страна. Тяжело…
– Так что за секреты вокруг этой девочки? – тихо спросил Крис, и Тони неопределенно повел плечом, засунув руки в карманы брюк.
– Никаких секретов. Она американка, дальняя родственница. Отец решил заняться благотворительностью и взял к себе, чтобы дать нормальное образование.
– Хм, – ответил Крис и пристально посмотрел на Джун, которую снова куда-то тащила неуемная Уитни. – В таком случае, нужно помочь ей обжиться в наших джунглях. Не представишь нас?
– Да ну тебя, Крис, выключи рыцаря. Расслабься. Она все равно не оценит.
Но Джун оценила. Она посмотрела на Криса так, будто увидела ожившую мечту. Спокойный, вежливый кареглазый блондин, Крис умел собрать вокруг себя толпу, были у него задатки лидера. Вот и Джун поддалась харизме. Она таращилась, как… Бэмби. Своими этими зелеными глазищами, напуганными и восторженными. Мямлила, как несказанно, неимоверно она за все благодарна… Господи. Нужно будет научить ее нормально разговаривать, чтобы не позорилась.
Она не дышала, стараясь не упустить ни одного слова из уст Криса. Руки прятала, явно потели. Пффф. Чудачка. В семью Паркеров захотелось попасть? Наивная. Ее даже на порог не пустят.
Тони отвел ее в сторону, когда гости направились в столовую, и тихо посоветовал:
– Джун, перестань заглядывать Крису в рот.
– Прости, а тебе какое дело? – шикнула она.
Он растерялся.
– Я к тому, что девчонки всё видят. Уитни болтливая, начнет вслух подкалывать, она Криса на дух не переносит. Зачем, чтобы Паркеры проявляли к тебе лишнее внимание? Станут задавать вопросы о прошлом…
В колючих глазах промелькнул жуткий холод, который пробрал до глубины души и заморозил.
– О каком прошлом?
– Не знаю, Фрэнк ничего конкретного не рассказывал… да мне, в общем-то, все равно. Но я о том, что ты никакая не родственница, а не пойми кто без рода, без племени. Тебе ведь еще три года учиться здесь, не порти себе репутацию в первый же день.
Она выдохнула с явным облегчением, поняв, что ему ни черта не известно о ней, а потом прищурилась.
– Я премного благодарна тебе за заботу, Тони. Но я сама разберусь, как мне жить. Может, я и была бездомной, но ведь ты сам вчера сказал: теперь здесь мой дом. И я отсюда не уйду, понял?
Она фурией метнулась следом за Уитни и весь вечер пялилась на Криса, глаза чуть на стол не выпали, прямо в картофельно-луковый суп.
Просто жесть. Тони мог поклясться, что Бэмби сделала это на зло, чтобы не смел ей указывать.
Она теперь на любой совет будет так неадекватно реагировать? Будет каждый раз что-то ему доказывать?
Да ну ее к черту! Какая она все-таки странная.
Успокойся, Тони. Она сирота. Не знает, как себя вести. Что ты завелся-то?
Но Джун раздражала… Он с первого взгляда понял, что от нее будет куча проблем. Она испортит ему жизнь. Да за что?
А просто так.
В этом была вся Джун. Ей не требовались причины, чтобы рушить мир вокруг себя. Она наслаждалась самим процессом.
Глава 2
Джун. Спустя полгода после переезда. Ее первый Сочельник в Иден-Парке
Она никогда не любила Рождество. Мрачное, унылое время.
Отец редко успевал вернуться домой из привычных поездок, никто не заморачивался тем, чтобы устроить настоящий праздник. Тошнотворное чувство одиночества – единственный подарок, который оставлял под ёлкой Санта. Ах, да. Еще бутылку выпивки для Той-кого-нельзя-называть: она любила это дело под Новый год.
Но в Иден-Парке декабрь был пропитан восторженным предвкушением. К Рождеству начали готовиться за два месяца, и в Сочельник здесь собралось море людей. Невероятно. Как магия. Как в кино.
Сегодня утром, за завтраком, Фрэнк сказал, что такой хорошей погоды давненько не было в конце декабря. Он листал на айпаде новости и комментировал их, хотя Джун не особо вслушивалась, мечтая о Принце Паркере.
Фрэнк всегда комментировал новости вслух. Называл это домашним обучением.
– Смотри-ка, у Роджера Синклера рейтинг подрос, кто бы сомневался, – то ли одобрил, то ли осудил он какого-то рьяного члена палаты лордов. – Сильный политик, жаль, что консерватор. – Он ткнул в экран, показывая Джун видео с выступления этого Роджера. – Слышишь, как уверенно говорит? В этом его преимущество: он опирается на прошлое и звучит уверенно. А либералы опираются на будущее, полное сомнений. Кто же хочет голосовать за чужие сомнения?
– Мгм, – согласилась Джун, чтобы не признаваться, что ей не интересна политика.
– Его жена, Ванда Синклер, организовала фонд помощи жертвам домашнего насилия. Не очень-то вписывается в консервативную линию, не так ли?.. – Фрэнк вздохнул, ностальгически улыбнувшись. – Иден могла любого консерватора разнести в пух и прах в разговоре.
– Здорово…
Джун мало знала об Иден, потому что старалась лишний раз не спрашивать о ней. Зачем бередить рану? Лично самой Джун, например, было бы неприятно, если бы ее стали расспрашивать об отце. Лишь иногда за столом во время завтрака или ужина, вот как сейчас, проскальзывали обрывочные фразы, из которых Джун знала, что у Иден была сестра Глория, которая погибла в авиакатастрофе, а у Фрэнка есть крестник по имени Кай, который на пару лет старше Тони и который только-только перебрался в Эдинбург.
В целом жизнь в доме Фрэнка протекала спокойно, без стресса. Для Джун здоровая атмосфера казалась благословением небес; она не сразу привыкла и перестала шарахаться от резких звуков.
Часто, по вечерам, Фрэнк ставил диск Мартина Бекетта, музыку которого открыл для себя недавно, и пел, сидя у камина с бокалом вишневого компота. Джун подозревала, что опекун разбавлял компот вином.
– Спой со мной, Джун, – предлагал он, но она отказывалась:
– Я лучше тебя послушаю. – И пела про себя, потому что на самом-то деле хотелось.
Сейчас тоже играла музыка Мартина Бекетта, и Джун тихо напевала в такт. Огромный каменный особняк был подсвечен огоньками; на террасе, которая выходила на восток, в Изумрудный сад, установили шоколадный фонтан. Звон хрусталя, как бубенцы на оленях Санты, смех гостей, гудевших в приемном зале, двери которого вели на террасу и сейчас были широко распахнуты… Крис тоже был там: Паркеры по традиции проводили Сочельник в Иден-парке, по-семейному. Огромная такая семья на восемьдесят человек.