________
От звонка телефона Рябинин вздрогнул, посмотрел на закрытую дверь кабинета. Телефон продолжал звонить.
– Слушаю.
– Захар Андреевич, я всех проводила. Сейчас почти шесть, наши почти все у Поля Ивановича.
– Я понял. Сейчас подойду.
________
Кабинет Монро. Десяток сотрудников вокруг стола и на стульях около стены. Монро во главе стола. Открывается дверь, входит Рябинин.
– Проходи, Захар Андреевич. Тебя ждём.
Рябинин сел на ближайший стул.
– Начнём, дорогие мои, – Монро оглядел все присутствующих, и улыбнулся. – У нас сложилась довольно тяжёлая атмосфера в эти дни. Видимо, все устали. Так бывает. Поэтому предлагаю обсудить не текущие вопросы, а всеобщий перерыв на неделю, может быть две.
– А потом опять опыты будем ставить? – ехидно спросил мужчина лет сорока с небольшой бородкой.
– Да, Антон Николаевич, – серьёзно ответил Монро. – Будем. Мы с Захаром Андреевичем собирали вас для определённой работы. Некоторые из вас уже имели опыт подобных экспериментов. Полагаю, вы все знали, что вас ожидает. Мне не хочется говорить лозунги. Я обращаюсь ко всем. Лозунги, для меня лишнее. Если вам они нужны, тогда вы знаете, что все мы солдаты науки. Мы готовы жертвовать собой ради знаний, которые могут принести человечеству пользу. Люди, которые испытывают наше оборудование, ставят эксперименты над собой, такие же солдаты, как и вы. Я сам лежал в такой же капсуле, и вам это известно. Провожая каждого такого испытателя, мы провожаем его в бой, в битву с неизвестностью, безграмотностью за человечество, за науку, за прогресс. Из боя возвращаются не все. Точнее многие не возвращаются. Гибель каждого добровольца не напрасна. После каждого боя у нас накапливается опыт, и рано или поздно мы победим. Только такая концепция должна быть в ваших головах. У кого другая, он может уйти. Может встать прямо сейчас и уйти.
Монро замолчал, вглядываясь в притихших коллег.
– Простите, Поль Иванович, – начал молодой худощавый парень в очках и белом халате.
– Говори, Семён.
– А разве нельзя пойти другим путём? Изменить способ выхода из виртуального мира? Захар Андреевич, говорит, что это максимально безопасно, по сравнению с резким обрывом.
– Да, Захар Андреевич прав. Но в этом случае, у человека остаётся очень мало информации, которая почти не пригодна. Все интересные случаи были спонтанными или резкими, как ты сказал. Всё остальное относиться к потере времени. Так, Захар Андреевич?
– Ну, я не совсем согласен.
– Тогда приведи нам пример удачного эксперимента на Лунной базе с медленным плавным переходом?
– У меня такого нет, но есть масса примеров неудачного эксперимента с резким выходом.
– Захар Андреевич, не надо заниматься популистской политикой и демагогией. Я задал вам простой вопрос. Ответ прост. Все ваши опыты по плавному выходу из виртуального мира закончились ничем, и среди них также было множество трагических, если не связанных с обрывом жизни напрямую, то в психбольнице умерли многие. Следовательно, назвать плавный выход гуманным и безопасным также нельзя. А положительные примеры по резкому выходу привести можно. Значит, мы идём в верном направлении, возможно, немного его форсируем. Наши товарищи добровольцы-испытатели гибнут, и это вас угнетает, но поверьте, придёт время, и мы будем гордиться, что делали своё дело. Хотя это очень тяжёлое дело.
– И всё же хотелось бы снизить риск.
– Антон Николаевич, можно всю жизнь изучать космос в телескоп, а можно полететь к далёким галактикам. Сколько моряков не вернулось домой, пока они искали новые земли, шагая в неизвестность? Сколько испытателей не вернулось на землю, пока человек не освоился в небе? Сколько космонавтов погибло, открывая новые миры и горизонты для человечества? Вы знаете эти цифры? Вы знаете их имена? – Монро сделал паузу, взглянул на лица. – Я тоже их не знаю. Отдельных, успешных, знаменитых, но не всех, далеко не всех. Они своими жизнями прокладывали дорогу человечеству. Сегодня мы отправляем наших добровольцев исследовать мозг. Он до сих пор остаётся не меньшей загадкой для человечества, чем космос. Мы пытаемся приблизить эту неизвестность к нам, понять её. И плоды, положительные плоды этой работы уже есть. И это самое важное, чтобы продолжать её.
Монро откинулся на спинку стула.
– Тогда давайте обсудим, как мы будем отдыхать. У меня есть несколько предложений.
– Верочка, вы всех опустили на землю. Для вас наука и шашлыки равноценны.
– Конечно, Антон Николаевич, мне еще можно равноценно заниматься наукой и шашлыками, а вам только наукой, – колко ответила Вера на едкую реплику.
– Почему это ещё?
– Потому что ещё чуть-чуть и из-за вашего пуза в лаборатории не протолкнёшься.
Раздался лёгкий смех. Антон Николаевич возмущенно свёл брови и приподнялся со стула.
– Ну, знаете, милочка.
– Прошу вас. Антон Николаевич. Давайте не будем заходить слишком далеко. Спишем всё на не дипломатичность молодости, – снисходительно улыбаясь, Монро одновременно указательным пальцем пресёк попытку Веры возмутиться. – Вера, дорогая наша, у вас было несколько предложений. Давайте их обсудим.
– Хорошо. – Вера встала со своего места и раскрыла папку.
________
Вечер. Рябинин идёт по аллее, освещённой слабым светом фонарей, растворяющихся в сумерках. Сзади раздаются торопливые шаги.
– Захар Андреевич, постойте.
Рябинин обернулся. К нему, замедляя шаг, подошёл Кудахин.
– Что вам надо, молодой человек? – устало спросил Захар.
– Мне надо с вами поговорить.
– Мне, кажется, мы обо всём поговорили.
– А мне, кажется. Нет, я уверен, что вы что-то хотели от меня. Хотели мне что-то предложить, очень важное, но не смогли.
– Что за глупости?
– Это не глупости, Захар Андреевич. Вы забываете, кем я работаю. Вы провели со мной вдвое больше времени, чем с двумя предыдущими добровольцами. Вы приняли меня последним.
– Что из того? Как Вера завела, так и принял.
– Нет. Вы дали указание Вере, чтобы меня приняли последним. Это факт. Длительность разговора – это косвенный факт. Но интерес ко мне вы потеряли в тот момент, когда узнали, что я однофамилец начальника космопорта.
– Это чушь. Всё это чушь! Вы напридумывали себе всякого! Шли бы вы домой.
– Не надо так кричать, профессор. Это только дополнительно выдаёт вашу защитную реакцию. В жизни вы человек спокойный, даже кроткий. Поэтому при надуманности моих заключений, вы бы просто снисходительно посмеялись. Я специалист высокого класса. Я хочу вам помочь, потому что вы нуждаетесь в помощи. А ещё потому, что во всём этом есть огромная тайна, которую очень тщательно скрывают от всех. Уровень её я не знаю, но я готов на многое, чтобы её узнать.
– Какая ещё тайна, Кудахин? Простите, не помню вашего имени.
– Андрей. Меня зовут Андрей. Тайна без сомнения есть. Я за свою работу, почти ни разу не сталкивался с людьми, пережившими пятый уровень угрозы. Именно такой уровень был объявлен в космопорту год назад. Именно после этого инцидента, Алексей Алексеевич Кудахин скончался в больнице через несколько дней. Именно этот вопрос вас занимает, когда вы общаетесь со мной, и вы хотите видеть меня своим помощником или союзником. Поэтому предлагаю присесть на лавочку и всё обсудить.
– Может быть, мне просто принять вашу анкету и запихать в капсулу. Вы же доброволец. Приходите завтра, Вера вас устроит.
– Не юродствуйте, Захар Андреевич. Давайте лучше присядем. Вон отличная лавочка.
Рябинин как-то обречённо пожал плечами.
________
Рябинин и Кудахин на лавочке.
– Допустим, Андрей, мы примем с вами вашу версию. Что вы от меня хотите?
– Захар Андреевич, без допустим. Я прав. И вы знаете, что я прав.
– Допустим.
– Хорошо, пусть будет допустим.
– Тогда, что вы хотите от меня услышать?
– Я хочу, чтобы вы рассказали мне, чем вы реально занимаетесь. Как всё это связано с тем, случаем в космопорту, и как вы хотели меня использовать.
– Скажите, а зачем вы пришли к нам? Только оставим науку и прочую шелуху.
– Во-первых, это не шелуха. Я действительно пришёл к вам ради науки. Во-вторых, вы хотите узнать не объективную причину, субъективную. Объективно я действительно хочу помочь и поучаствовать в интересном проекте. Вы же были молоды, Захар Андреевич, тоже ведь готовы были рисковать. Разве не так?
– Скорее не так, но я понимаю. А субъективно?
– Субъективно, мне надоела моя работа. В ней есть смысл, есть потребность у общества, но рутина меня затягивает, я хочу из неё выбраться. Ко мне постоянно приводят переживших аварии на станциях, особенно тяжёлые случаи с потерей людей. Люди сложно восстанавливаются, иногда не восстанавливаются вовсе. Но знаете, в чём ирония? Точнее, в чём разница: заниматься реабилитацией космического волка или водителя после автокатастрофы здесь у нас, на асфальте?
– Просветите.
– Разницы нет никакой. Люди теряют друг друга, умирают, расходятся. Дети уезжают и улетают от своих родителей. Всё это потери, но всё это, одно и тоже. Наши методы далеко несовершенны, они требуют новых подходов, но никто не знает каких. Мне почти тридцать, возраст не преклонный, есть возможность что-то поменять. И тут появляется ваше объявление. Конечно, я решил всё бросить. Но как только попал к вам в кабинет, понял, что меня ожидает что-то совсем иное, чем я мог предполагать. И это иное исходит от вас. Вы удовлетворены?
– Почти.
– Тогда ваша очередь.
– Я хочу задать вам пару вопросов.
– Давайте.
– Вы точно не состоите в родстве с Алексеем Кудахиным?
– Точнее некуда. Совпадение. Если бы вы не напомнили про тот случай, я бы сам вас с этим делом не связал никогда.
– Я мог бы предложить вам нечто очень интересное. Конечно, существует риск. Но вы рискнули
бы стать чем-то вроде сверхчеловека? Обладать новыми способностями, которыми до сих пор никто из людей не обладал?
– Вы не шутите профессор?
– Естественно, нет.
– Тогда мой ответ положительный. Только хотелось бы знать, какие сверхспособности я получу. Буду летать или читать мысли?
– В этом вся и заковыка. Никто точно не знает. Когда мы вскрываем капсулы с испытуемыми…
– Что вскрываете?
– Капсулы. Я совсем забыл, что вы совершенно не в теме. Вы слышали что-нибудь о виртуалах?
– Нет, не доводилось.
– Если коротко, то это люди, которых мы погружаем в виртуальный мир. Он формируется их мозгом, как не знаю. Мы можем только частично создавать образы, которые могут трансформироваться в подсознании. Эти люди, погружённые в капсулы, проживают сотни и тысячи лет в своих мирах, а при выходе могут не только поделиться новыми открытиями, но и измениться сами.
– Захар Андреевич, я готов в капсулу хоть сейчас.
– В этом то и проблема. При медленном выходе из капсулы, результаты почти на уровне нуля. При быстром выходе есть ряд случаев с невероятными результатами. Но из нескольких сотен виртуалов, только несколько положительных случаев. Остальные покойники или клиенты психбольниц.
– Что же вы хотите предложить мне.
– Я считаю, что есть один способ, но это моя личная идея. Она не проверена, и никто не гарантирует, что вы не будете после этого пускать слюнявые пузыри.
– Её можно обсудить.
– Можно, но не сейчас. Есть ещё одна проблема. Вы можете стать таким человеком, который будет опасен для окружающих. Полностью бесконтрольным.
– Опасен плохо. Бесконтрольный, но что тут плохого? Я вполне адекватен и не собираюсь применять ничего против общества. Зачем меня контролировать?
– А если вы захотите кого-то убить?
– Убить? Это что-то невероятное. Как я могу захотеть? Я не могу, я даже представить себе не могу, как убить человека и что он должен такое сделать мне, чтобы я захотел его убить.
Рябинин насмешливо посмотрел на Андрея.
– Наверное, мы договоримся, но позже. Давайте созвонимся завтра.
– Постойте, а как всё это связано с космопортом?
Рябинин встал.
– Спокойной ночи, Кудахин. Всему своё время.
________
На большой поляне у реки отдыхают сотрудники лаборатории, вместе с Монро. Шашлыки, мяч, гитара.
– Поль Иванович, расскажите, а кем вы были в своём виртуальном мире? Что делали?
– Вера, вы отдыхаете или нет?
– Поль Иванович, но на работе мы об этом не поговорим, а здесь можно.
– Тем более, – добавил Семён. – Это очень интересно. Вдруг кому-то из нас придётся лечь в капсулу.
– Согласен с молодёжью, – добавил Антон Николаевич. – А Путееву, пока он с нами это может вдвойне пригодиться. Хотя бы что-нибудь необычное, не надо всю вашу биографию за десять тысяч лет.
– Ну, хорошо, если только необычное, – Поль присел у разложенной на земле скатерти.
Вокруг собрались остальные, кого-то окликнули и когда все устроились, пошутили, потолкались и успокоились, Монро начал.
– Самое главное, с чего нужно начать, так это с того, что я до сих пор не до конца адаптировался здесь. Мне сняться сны из моего мира. Я просыпаюсь по ночам то царём, то советником президента, то вдруг снова режу врагов. Да-да, вы не ослышались. В моём мире я перешагнул черту убийства человека. Моё сознание было загружено в период формирования государственности. Можно сравнить с началом средних веков у нас, хотя всё очень неравномерно. В те времена убийство человека было самым обычны делом.
– Скажите, а сейчас, здесь в нашем времени. Вы смогли бы убить человека?
Поль прикрыл глаза, подавляя нахлынувший гнев. Потом медленно произнёс.
– Конечно. Но надеюсь таких проблем в нашем мире не возникнет. И попрошу не муссировать этот вопрос.
– Поль Иванович, а необычное?
– Пожалуй, самое необычное было в том, что я столкнулся с самим собой.
– Двойник?
– Нет. Я, моё «Я», было в другом образе. Даже близко не было у меня там сомнений, что я это я, т.е. никакого воспоминания, что у меня другое тело.
– И какой вы там были?
– Сильный, высокий, красивый.
– Банально, Поль Иванович.
– Хорошо, Семён. Когда ты будешь погружаться в капсулу, выберешь себе что-то своё.
– Я хочу остаться собой.
– Возможно, ты прав. Но сила, в определённые времена, простая физическая сила, была залогом уважения. Поэтому планируя работу с людьми, надо это учитывать.
– А как прошла встреча с самим собой?
– Довольно поверхностно. Самое главное, что тот второй, раскрыл, что я это не я. У него была версия, что я пришелец из другого мира или Бог. К тому моменту я сам давно забыл, кто я на самом деле, возможно, это и привело к побочному эффекту. Появился я реальный, который искал мою сущность. Сам себя я не узнал, хотя лицо показалось мне знакомым. Когда я вернулся в наш мир, то для меня моё лицо стало открытием. Я с трудом пережил этот момент.
– Вы же выходили резко, без адаптации?
– Да, Антон Николаевич. Это было случайное отключение, которое позволило сохранить мне ряд воспоминаний и знаний.
– Это безумно интересно, но я никогда не соглашусь пойти в капсулу. Я не такая смелая.
– Вера, никто никого туда насильно не гонит.
– Может быть, и я вам что-то интересное расскажу, когда вернусь, – пробасил Путеев.
Все посмотрели на него, и весёлые улыбки слетали с лиц.
– Ну не надо грустить, товарищи! Я понимаю и отдаю себе отчёт. Мы вместе с вами делаем одно важное дело, но я в пехоте, а вы генералы. Точнее штаб, который отдаёт приказы. Правильно, товарищ Монро?
– Верно, Путеев, верно.
– Видите, я всё запомнил. Вернулся же ваш начальник, может быть, и я вернусь.
– И то верно, ребята. Что же мы грустить будем? Дайте-ка мне гитару, – воскликнул все время молчавший Рябинин.
– Захар, а ты на гитаре играешь?
– А то, Поль. Ты просто забыл, – Захар перебирал струны.
– Ох, ты, даже не вериться, что это наш Захар Андреевич.
– Вера, когда начнём работать, я снова буду строгим!
– Ладно вы, Захар Андреевич, я к вам в доверие втираться буду. Глазками моргать.