– А ну, давай-ка посмотрим.
Владелец алмазов расстелил на столе тряпицу и разложил свое состояние.
– Необработанные, да не все чистой воды… Сколько тут? В общей сложности карат двести с небольшим? Легально тоже ведь такую кучу не продашь, начнутся вопросы: откуда, да как? А на черном рынке тыщ сто – сто двадцать баксов получить можно.
– Что еще за баксы?
– Доллары. Валюта американская.
– Ты мне в рублях скажи. В рублях-то это сколько?
– По нынешнему курсу где-то три миллиона с копейками.
– Ты… ты… три мил-ли-о-она?! – у Фрола округлились глаза.
– Да не пугайся ты, на самом деле это не так много.
– Да ежели штоф водки двугривенный стоит…
– Стоил. Когда-то. А сейчас уже не двугривенный, а двести рублей. Так что обольщаться не надо. Но все равно, ты – богатый человек. Если умело пристроить эти деньги, можно скромненько жить на ренту.
– Эх, жаль, остальные утопли.
– Так ты говоришь, в каком-то там параллельном мире у тебя еще есть?
Петрович снова налил в кружки грамм по сто водки. Пусть у мужика язык побольше развяжется. Конечно, он малость… со сдвигом, но вдруг на самом деле проболтается, где алмазы прячет.
– Есть, – Фрол завернул камни в тряпицу и спрятал в карман, лишь после этого взял кружку и чокнулся с Петровичем. – Два мешка там было, мне не с руки их оба тащить-то, я и решил один оставить на черный день. Один с собой забрал, а другой там схоронил.
– Так, а как туда попасть-то, в этот параллельный мир? Я уже вхожу в доверие? Трапезу мы с тобой поделили, все сокровенное рассказали, можно сказать побратались, – Петрович потрогал ссадину на скуле. – И что это за другой мир? Разве такое бывает?
– Да я поначалу и сам не поверил, – Фрол выпил водку и занюхал рукавом. – В сухой колодец упал по нечаянности и лечу себе. Да только не вниз почему-то лечу, а вверх. А навстречу мне черт. «Помогу, – говорит, – тебе выбраться». Вот и помог. И очутился я неизвестно где…
Глава 2. Другой мир
А очутился Фрол на заснеженном чистом поле. Темнотища кругом – луны на небе нет, лишь тусклые звездочки слегка освещали снежную целину. Вглядываясь в небо, Фрол не нашел ни одного знакомого созвездия. А мороз пощипывал крепко. И куда идти? Где согреться? На сковородке-то в аду небось тепло было бы. Оглядевшись по сторонам, увидал Фрол кромку леса примерно в версте или полутора от него. А маленький тусклый огонек указывал на то, что там имелось человеческое жилье. Хотя, могло и померещиться. Быть может, глаз волчий в темноте блеснул.
И все же, Фрол медленно, проваливаясь по колено в снег, побрел в том направлении, где огонек приметил. Морозный ветер колол щеки и забирался под тулуп.
– Вот тебе и Новый год! – ворчал он себе под нос.
Однако от энергичной ходьбы по глубокому снегу стало тепло, даже в пот бросило. Добрался он, наконец, до леса и среди деревьев увидел маленькую избушку. Снег вокруг нее был утоптан, причем, какими-то странными следами, вроде и птичьими, но шибко великими. Страусиные, что ли? Батюшка Филарет как-то рассказывал ему об огромных птицах, живущих в Африке, которые не летают, а только бегают.
Он обошел избушку вокруг, отыскал дверь, постучал и, не дождавшись приглашения, вошел, впустив за собой клубы пара. Хотел перекреститься на образа, да так и не нашел их. Перекрестился на пустой красный угол.
– Ну, здравствуй, добрый молодец! Дела пытаешь, аль от дела лытаешь?
На лавке за столом сидела старуха. Заиндевелое окно за ее спиной отражало золотистыми искорками свет лучины. Всю обстановку в избе составляли лавка, сундук, гладко выскобленный стол и русская печь.
– Долгих лет тебе и здоровья, бабушка, – вежливо ответил Фрол. – Пока не знаю, за каким делом иду. Позволь погреться до утра. А там пойду, куда ноги поведут.
– Ну садись, милок, грейся. Стужа вон какая, а у меня печка топлена. Ужо и каша, наверно, поспела.
Старушка поднялась, сняла с устья печи заслонку, поддела ухватом чугунок и водрузила на стол. Дала деревянную ложку.
– Вот, кушай, касатик.
Пшенная каша была на воде и жидкая, скорее – похлебка. Но Фрол уже успел проголодаться, время-то глубокая ночь. Поэтому ел с большим аппетитом.
– А бражки крепенькой испить не желаешь?
Хмельной угар апосля возлияний тоже давно выветрился.
– Было б неплохо! – согласился Фрол.
Старуха достала глиняную баклажку и наполнила из нее деревянную ендову. Брага была сладкая, с медовым привкусом и мятным запахом. От тепла, сытости и хмельного питья сразу потянуло в сон.
– Вот, яхонтовый, ложися суды, на лавку, – старуха задула лучину в светце, стало темно…
Фрол резко проснулся от внезапной тревоги. В избе стояла кромешная темень, ее развеивал лишь тусклый свет из окна. В этом синеватом свете он увидел нависший над собой силуэт старухи. В приоткрытом рту ее сверкнули длинные острые клыки.
– Бабуль! Ты чего это?!
Голос его прозвучал глухо – от страха в горле сразу пересохло.
– Ничего, милый, ничего…
Клыки приближались к шее.
– Бабусь! Да ты… вурдалак, что ли?
– Не, касатик, хуже. Ты про Бабу-ягу слыхал?
Фрол кивнул.
– Вот я она самая и есть. Эх, давненько я человеченкой не лакомилась!
Фрола охватил ужас. Он хотел ударить старуху и отбросить ее от себя, но совершенно не мог пошевелиться…
Тем временем, за окном явно начинало светать. Баба-яга распрямилась. Клыки ее становились все меньше.
– Эх! Не успела я! В неурочный час ты проснулся, милок. Ну да ладно, ступай с миром, пока я добрая. Иди в сторону заката, там деревенька верст через пять. Спроси, может кому работник нужен.
В деревне Фрол прошелся по дворам. В одном, довольно богатом, ему сказали, что хозяину нужен помощник конюха. Там он и остался. Все пытался выспросить у местных, как далеко его Мечетная Слобода, да никто о ней и слыхом не слыхивал
До лета он ухаживал за лошадьми, а дальше случилось вот что. Настал Купалин день, или, как его в этой местности называли – Иван Мокальник. С этого дня начиналось купание в открытых водоемах. Поверье гласило, что окунуться можно лишь после полуночи, иначе русалки утянут под воду. Фрол в этот вечер погнал в ночное лошадей. Он расположился на опушке леса, недалеко от реки, но подальше от костров и молодежных гуляний. Не любил он этого шумного веселья. Да и Дуняха, за которой он приударил весной, вдруг стала выкидывать фортеля и загуляла с Ванькой-кузнецом. Кузнец был парень дюжий, с ним Фрол спорить не решался, но от душевных страданий разобиделся на всю деревню, и вообще на весь белый свет.
Кони напились воды из реки и мирно щипали на лугу траву. Фрол разложил свой собственный небольшой костерок, чтобы дымом отгонять комаров. Он лежал на траве, лениво подбрасывал в огонь сухие былинки и хворост, и вглядывался в светлое небо. Раскаленный за долгий день воздух еще не остыл, было жарко. Издалека доносился смех, звон балалаек и девичье пение. Фрол закрыл глаза и почти задремывал, как вдруг услышал совсем рядом задорный женский голос:
– Эй, Фрол! Не спи, замерзнешь! Пошли купаться, вода как парное молоко!
– Не, – сонно ответил Фрол. – До полуночи нельзя…
– Да ты на меня-то посмотри, неужели откажешься?
Открыв глаза, он увидел обнаженную девушку. Длинные мокрые волосы даже в свете оранжевой вечерней зари отливали зеленым. Они струились с плеч на живот, прикрывая грудь и все остальное, спускаясь чуть ли не до колен.
«Русалка!» – догадался Фрол.
– Ну, айда! – девушка повернулась и побежала к реке.
У кромки воды она присела на песок и натянула на ноги что-то типа серебристого узкого мешка, оканчивающегося рыбьим хвостом. По-змеиному извиваясь, она скрылась в воде, вынырнула и позвала еще:
– Ну, Фрол! Догоняй!
Суеверный страх и робость вступили в борьбу с желанием и интересом. Ну и пусть! Быть может, вся жизнь стоит этой минуты. А Дуняха еще пожалеет об измене, еще наревется, проливая слезы по нём! Чем самому топиться или вешаться, так лучше помереть с весельем. И, словно под гипнозом, Фрол скинул одежку и побежал к реке…
Поутру они поднялись на высокий яр к сосновому бору. Русалка шла совсем голая, неся свой «хвост» в руке, а Фрол забрал с берега вещи и надел их. Коней уже отогнал домой старший конюх. Кто-то видел, как Фрола заманила русалка, его считали утопшим. Если он и вернется в деревню, его примут за нечисть, за ходячего мертвеца. Они зашли в бор, а возле поляны русалка велела Фролу остаться и спрятаться за деревом. Сама вышла на поляну, подошла к одному из деревьев, достала из дупла балахон и надела его.
На поляне появились несколько таких же девушек, одетых в балахоны, и одна пожилая женщина.
– Почему он еще жив, Анастасия?! – грозно спросила матрона.
– Я полюбила его.
– Полюбила! Х-ха! Тогда сжигай хвост и ступай к людям! И больше русалкой никогда не станешь! Через сорок лет ты будешь старухой и помрешь, вместо того, чтобы до пятисот лет жить и веселиться. Ты этого хочешь?
– Я не знаю…
– Тогда сгинь с глаз моих! Если одумаешься, через час покажешь мне его труп!
Русалка Анастасия заревела, а у Фрола внутри пробежал неприятный холодок. Еще вчера ему было наплевать на все, а сегодня страстно хотелось жить. Еще не поздно было удрать, но он стоял за деревом и ждал свой приговор. Уж не влюбился ли и он?
Матрона удалилась, девушки тоже разошлись. На поляне остались только две – Анастасия и еще одна молодая русалка. Она утешала подругу и что-то шептала ей. Минут через десять обе подошли к Фролу.
– Пойдем, – Анастасия взяла его за руку. – Марья вчера двоих завлекла, наша старшая об этом еще не знает. Мы наденем на одного из утопленников твою одежду и скажем, что это ты. А ты будешь спать, пока я не выношу нашу дочь и не воспитаю ее до кровей. На это потребуется много лет, но для тебя это время пройдет как одна ночь. И после ты каждый год осень и зиму будешь спать, и проживешь впятеро больше, чем простой человек.
Русалки привели Фрола к тихой заводи, сняли с него одежду и нарядили в нее утопленника. А Фролу велели нырнуть на дно водоема, и там он погрузился в сон.
Сколько минуло лет, Фрол так и не узнал. Когда его разбудили, ему и на самом деле показалось, что прошла всего лишь ночь. Анастасия почти не изменилась внешне, зато их дочь, названная Светланой, стала уже подростком. Фролу не нравилось жить под открытым небом и ночевать на дереве, как это делали русалки. Задумал срубить хотя бы маленькую избенку, да вот беда – голыми-то руками избу разве поставишь? А инструментов нет. И где их взять? Купить не на что, нет денег. Продать тоже нечего, и так ни кола, ни двора. Наняться в работники – это ж с Анастасией на время разлучиться. Она к людям не пойдет, а ему невмоготу без нее, полюбил он.
Вот и решил прибегнуть к самому банальному способу – воровству. По ночам стал ходить в деревню, лазить по дворам: где топор стащит, где лопату. За пилой вот долго пришлось охотиться: на одном дворе собаки чуть не порвали, на другом хозяева чуть не застукали. Наконец, ему удалось собрать кой-какой инструмент и за лето поставить в лесу небольшую полуземлянку-полуизбушку.
Питалась его семья в основном рыбой, которую ловили Анастасия и Светлана. А Фролу понравилось промышлять воровством, хотя первое время побаивался, да старался не зарываться: раз в неделю то несколько репок, то морковки, то огурчиков с чужого огорода стырит, то курицу из курятника утащит. Одно жаль – овощи, они только к осени поспевают, когда уж и спать пора на зимовку укладываться. А муки надыбать хлеб испечь, так и вовсе проблема. Ну забрался в амбар, зерна утащил, так надо еще муку смолоть. Вот тогда он и придумал: наточил нож поострее, да угрожая им, ограбил крестьянина, везшего муку с мельницы. Правда, проявил справедливость, не все забрал, всего мешок только.
Годы летели, дочь подрастала, а сколько лет они так пролетовали и сколько зим в анабиозе перезимовали, Фрол точно и не помнит. Да только вот надоело ему до чертиков это дикое первобытное существование. Очень уж по-человечески пожить хочется, в комфорте, в сытости и в достатке. Прослышал он, что есть в Сине-море остров Буян, а там и алатырь-камень отыскать можно, что все желания исполняет. И решил Фрол попытать счастья, отправился по весне к Синю-морю.
До Синя-моря путь не близок, долго шел Фрол, чуть не месяц. Питался грибами да ягодами, а то, бывало, в деревне какой на ночлег оставался, а там добрая душа находилась, накормит-напоит странника. Или работу кто даст – сено переворошить, дров наколоть. В деревнях расспрашивал, далеко ли до Синя-моря и что за остров Буян, да в какой стороне. А как до Синя-моря добрался, стащил он лодку, большую, с парусом, по-местному «акваплав» зовется. Куда точно плыть не знал, с навигацией Фрол знаком не был, но понадеялся на удачу, мол ветер куда надо принесет.
И повезло – доплыл до острова, благо, что недалече совсем. Берег дикий, неуютный, скалистый. Никто сюда не заглядывает, место, говорят, гиблое. И корабельщики это место из-за суеверия стороной обходят. Но Фрол плевал на суеверный страх, ежели дело сулило богатство и выгоду.
До осени там и жил, хижину соорудил, питался рыбой, грибами-ягодами, да силки на дичь ставил. А алатырь-камня так и не сыскал. Зато нашел другие камушки – агаты, ониксы да опалы. Не драгоценные, конечно, но продать можно, все какой-никакой доход. И решил на острове не зимовать, на материк вернулся, чтоб по весне продолжить поиски.
Первым делом в портовом городке зашел он в ближайший кабак и кабатчику найденные камни показал, чтоб оценить свое богатство.
– Золотой рупь целковый даю за все, – назвал тот свою цену. – Больше не проси.
Фрол убрал камни в котомку.
– Ну хорошо. Ендрик серебром в придачу.
– Не, – ответил Фрол, поняв, что торг уместен. – Раздумал продавать.
Пытаясь задобрить клиента, кабатчик за счет заведения подал Фролу кружку пива и вяленую тюльку. Фрол от угощения не отказался, но камни продавать не стал, рассчитывая выручить за них хотя бы два золотых. Если умеренно тратить, только на хлеб, то до весны худо-бедно дотянет, а там и травка да корешки вылезут. В крайнем случае, можно на месяц-другой снова в конюхи или пастухи наняться. Он уже не страшился реже встречаться с Анастасией. За многие годы страсть прошла, любовь наскучила, да и Анастасия уже не та привлекательная девица – годы, они ведь никого не красят, даже русалок. Так что, пока есть силы, надо бы и делом заняться.
На зимовку решил он вернуться в знакомые места, к реке Синяве, туда, где избушку свою поставил. Во-первых, не ровен час ее кто-нибудь займет, а во-вторых, не по трактирам же скитаться. А в спячку впадать уже поздно. Сам-то он не сумеет, а пока до тех мест доберется, Анастасия, поди, заснет уже. Пристроился он к каравану, что как раз отправлялся в те края. Чтоб заплатить за оказию, продал он купчишкам с того каравана свои опалы и ониксы, два целковых за них и выручил, плюс и за дорогу расплатился.
Караван состоял из пяти подвод, запряженных каждая парой ломовых. Купцы везли из Заморского Королевства шелка и бархат, украшения, диковинки разные, штучки-дрючки, каких здесь не имелось. Караван выбрался из города и двинулся в западном направлении по широкому, хорошо наезженному тракту. Лошади шли бодрым шагом, поскрипывала упряжь, колеса изредка погромыхивали на неровностях дороги. Фрол ехал вместе с купцами на головной подводе.
– А расскажи, Афанасий, что тут без нас творилось, – обратился старший к своему товарищу. – Мы ж, почитай, полгода в родимой сторонке не были.
– Да, – согласился Афанасий, – долго вас не было. Уж я испереживался, успеем ли до распутицы домой добраться.
По весне двое купцов отправились через Сине-море в Заморское Королевство закупать товар. В то время с Заморским Королевством только что закончилась война, и обрадованные коммерсанты поспешили за море возобновлять торговлю. Афанасий и четверо ломовиков (одной подводой Афанасий правил сам) оставались в порту приглядывать за телегами, ухаживать за лошадьми и ждать товарищей.