Про ненависть и любовь - Кашева Елена Владимировна 2 стр.


– Пап, – нерешительно промямлил Илья…

– Не отвечай сейчас, – подытожил он, – я подожду твоего решения. Вернемся к разговору, когда ты будешь готов поговорить со мной без эмоций.

После монолога, который дался ему ох как нелегко, Сергей вышел из комнаты, оставив сына одного. А через несколько минут Илья ушёл.

…….......

Человек на площадке замер на лестнице, прижавшись к стене. Народ, собиравшийся по своим утренним делам, сновал туда-сюда, но (знак свыше!) никто не бежал по лестнице пешком, все ждали лифта и его до сих никто не заметил. Всю ночь он прождал на крохотной лестничке, ведущей на чердак, благо в маленький коридорчик, где она находилась, никто даже не заглядывал. Подъезд был хоть и старый, но вполне приличный, ни тебе исписанных стен, ни бомжей или, не знающих куда себя деть, подростков. Он все правильно рассчитал. Одна из дверей на последней площадке открылась, человек дернулся, но вовремя отступил, всего лишь очередной мальчишка. Мамаша в школу провожает. Слюнявые прощания, последние наказы. Фу! Как пошло! А вот тот, кого он так ждал, так и не вышел пока из квартиры, оставалось только надеяться, может повезет, и дело наконец-то будет сделано. Он уже не в первый раз приходил сюда, но не решался довести задуманное до конца. Он очень устал и, кажется, даже задремал на мгновение, когда на площадке что-то стукнуло и послышалось какое-то движение. Долгие часы ожидания притупили его чувства, и то, что человек вышел не из квартиры, а из лифта, он сразу не понял. Только желание завершить долгожданное и ненавистное дело свербело в мозгу. Наконец-то, вот он его единственный шанс, второго может и не быть, да и решиться на такое еще раз… Быстро и бесшумно он спустился и выстрелил, затем хладнокровно поднял отскочившую в сторону гильзу, поднял с пола пакет, выпавший из рук убитого, дулом пистолета повернул его лицо к себе, и тут он отшатнулся от трупа, как от ядовитой змеи. «Это же…» – на этом месте нервы его не выдержали, и от страха он рванул вниз, не разбирая дороги. Но дьявол хранил его сегодня, никто не встретился ему на пути, хотя ото всюду слышались бодрые утренние голоса, звяканье кофейных чашек, звуки льющейся воды. Шмыгнув за угол дома человек перешел на шаг, мысли путались и скакали, как ненормальные. Но уже через несколько шагов человек замер на секунду и облегченно вздохнул. В его голове стремительно проносились варианты последствий от случившегося. Вроде все не так плохо, возможно даже лучше, чем было задумано сначала. Теперь то уж он точно вне подозрений, а с тем, кого он ждал, он разберется потом. Разберется обязательно, чтобы никто не смел покушаться на то, что принадлежит только ему.

…………

– Солнышко, вставай, пора в школу.

Агния взъерошила волосы сына и звонко поцеловала его в щеку. Солнышко что-то недовольно пробормотало, повернулось на другой бок и сделало вид, что к нему это не относится. Игорю исполнилось десять, он, естественно считал себя совершенно взрослым, и к маминым нежностям относился несколько недовольно. Хотя по утрам, когда Агния пыталась его разбудить, ему все-таки еще совсем немножко хотелось побыть маленьким, остаться дома, залезть прямо в пижаме к ней в постель и подремать еще немного в обнимку. В выходные все так и было. Он валялся в ее кровати, а мама готовила что-нибудь вкусненькое на завтрак, сырники, блинчики или, на худой конец, гренки с омлетом.

Но сегодня был понедельник, и мама, несмотря на все его причитания, настойчиво тянула его из постели.

– Вставай, соня. Опоздаешь, теребила его Агния и чмокала туда, куда только могла дотянуться. Дотянуться было сложно, так как единственный сын заматывался в одеяло, как в кокон, усердно пряча сонное лицо под подушку. Но ей было не привыкать, ситуация повторялась каждый день и навык выуживания ребенка из кровати был отточен до автоматизма.

Пришлось подчиниться. Игорь очень любил ее, конечно, но проявлять так явно свою любовь считал чисто женской причудой. Ну ладно дома, когда никто не видит, но, не дай бог, на глазах у кого-нибудь ей приходило в голову взять его за руку или обнять! Это было уже совсем недопустимо! Он так и думал, когда она так делала, недопустимо! Однажды мама, увидев в дневнике двойку по математике, сказала: «Это недопустимо, Игорь, мой сын не может быть двоечником!» Вот слово и запомнилось. Серьезное такое слово. Взрослое, а он, конечно же, в свои десять лет считал себя взрослым. Недавно он даже сам выговорил ей, что мол недопустимо обнимать и целовать его на глазах у Гришки и Степана, с которыми он учился. Мол он уже взрослый, а она этого не понимает. Мама удивилась сначала и даже немного обиделась, кажется, но потом поняла, что он, конечно, прав. И они договорились, что обнимать и целовать она его может только за закрытой дверью, когда не будет никакой опасности, что его увидит кто-то из одноклассников. И никто потом не будет думать про него, что он еще маленький. Все-таки свои права он умел отстаивать.

На завтрак, конечно, была овсянка, которую Игорь не жаловал, но исправно ел, чтобы сделать маме приятное. Через полчаса, когда зубы были почищены, завтрак съеден, портфель собран, а наличие сменки проконтролировано, можно было отправляться в школу, которая, по счастью, находилась в трех минутах ходьбы от дома. А уже через пятнадцать минут Агния возвращалась, чтобы уже самой собраться на работу и хотя бы один утренний час насладиться одиночеством.

Ах, как она любила этот час! Просто неприлично любила. Она даже стеснялась этого немного.

Агния работала в магазине стройматериалов продавцом. Магазин открывался в десять часов, поэтому именно утром можно было неспешно выпить кофе, принять душ и полениться от души. Недолго, минут двадцать, но за эти двадцать минут Агния, сидя на кухне с любимой кружкой в руке, представляла, какой будет сегодняшний день, прекрасный и удивительный, непохожий ни на какие другие дни. Случится какое-нибудь чудо, премию вдруг дадут, например, или еще что-нибудь фантастическое. И вот что удивительно, день действительно оказывался лучше, чем вчера. И какое-нибудь маленькое чудо обязательно случалось. Вот в прошлую пятницу, например, директор отпустил ее пораньше, просто так отпустил. И выходные из-за этого получились неожиданно длинными. Ну, пусть не на много, но все-таки. Вечером она успела убраться во всей квартире, поэтому на следующий день они с Игорьком были заняты только друг другом. А это не всегда удавалось.

По понедельникам Агния старалась одеться понаряднее, чтобы день из поговорки не казался таким тяжелым. Понедельник в смысле. Вот и сегодня, критически оглядев свой гардероб, Агния вытащила любимое платье, которое купила на распродаже в прошлом году. Платье облегало там, где надо, а где не надо не облегало, а струилось и развевалось. И, хотя пока еще приходилось надевать пальто, даже просто сознание того, что под ним у нее нарядное платье, поднимало ей настроение. И в течение всего дня, когда платье дожидалось свою хозяйку в рабочем шкафчике, в магазине у всех была униформа, это хорошее настроение ее не покидало.

Сумка, кошелек, телефон, наивный пакетик с баночкой супа на обед. Все было собрано, пора отправляться на работу.

Агния отперла дверь, но выйти из квартиры, почему-то, не получилось. Что-то придерживало ее снаружи. Она налегла плечом и сдвинула что-то большое и тяжелое. Дверь не сдвинулась с места.

– Наверное, соседи что-нибудь с дачи опять привезли и частями перетаскивают это что-нибудь из машины домой, – подумала Агния, но додумать эту мысль не успела, потому что дверь подалась, и женщина вырвалась, а точнее вывалилась, на свободу. Еще точнее – в подъезд. Свобода, как оказалось, как раз осталась дома.

Странно, но перед дверью стояли совсем не сумки, а лежал какой-то мужчина. – На бомжа не похож, – мелькнуло в голове.

– Мужчина, вам плохо? – жалобно спросила Агния.

Мужчина не отвечал. Агния нагнулась и дотронулась до его плеча, но было уже понятно, что вставать он не собирается. И ему уже совсем не плохо, ему уже все равно.

Агния тяжко вздохнула и полезла в сумку за телефоном.

………………

С утра Сергей пребывал в самом отвратительном настроении. Сын второй день дома не показывался, и, хотя для Ильи это было делом обычным, на этот раз на душе было как-то тревожно. Что-то происходило, что-то нехорошее. За двадцать лет, которые он был в бизнесе, у него выработался прямо-таки звериный нюх на неприятности. Не всегда, правда, этот нюх говорил, на какие именно.

На работе он тоже никак не мог переключиться на деловые проблемы. Совсем измучившись, взял телефон и набрал номер из старой записной книжки.

– Серега, ты что ли? Случилось что?

– Привет, Андрей, надо же, узнал, а с чего ты решил, что случилось?

– А чего тебя узнавать, у меня на экране написано Серега Бардин, а читать я вроде как не разучился. А решил я, что ты неспроста звонишь, потому что от тебя в жизни звоночка не дождешься просто так. Нет бы, в пятницу вечерком позвонил, в гости или в баньку там позвал пивка попить с воблой, а в понедельник с утра приглашения ведь точно не дождешься. Значит, случилось что-то. Колись что. Только побыстрее, работы полно.

– Шерлок Холмс, как есть Шерлок Холмс. Я бы в жизни такую логическую цепочку не выстроил. Ладно, не до шуток. У меня Илюха второй день где-то бродит, и чего-то неспокойно мне. Ты можешь помочь? Я что-то вообще не соображу, как его искать.

– Да ладно тебе, Серый. Он же у тебя не юная прелестница. Взрослый парень, погуляет и придет, когда деньги кончатся. Он же у тебя своими доходами не обзавелся пока?

– Все-то ты знаешь. Нет, не обзавелся. А, кстати, откуда ты знаешь? Мы же уже лет пять, как не виделись?

– Серег, я ж мент, у меня работа такая, все про всех знать… Да ладно, не дрейфь, слежки я за тобой не устанавливал, правоохранительные органы, насколько мне известно, тобой не интересуются. Я маму твою третьего дня в магазине встретил, вот она мне и обрисовала твою горькую судьбинушку в красках и мельчайших подробностях. А не виделись мы не пять, а шесть лет, как раз на похоронах Лизы и встречались в последний раз именно там, только ты, по-моему, меня не очень отобразил.

– Да я тогда вообще ничего не отображал. Надо же, а мне мать ни словечка не сказала, что видела тебя. Ну, матушка, погоди у меня.

– Да ладно тебе, никаких тайн она мне не выдала. А по поводу сына, для начала друзей-подруг обзвони, подруг в первую очередь, не поможет – начинай по справочнику в разделе – больницы, а я ребят попрошу по сводкам посмотреть. Для начала хватит. Дальше посмотрим, но, думаю, у какой-нибудь дамы сердца он обретается. Вы ж поругались, небось? Не просто же так он из дома слинял?

– Да в том то и дело, что поругались. Вернее, я ругался, а он отбиваться пытался. Ты знаешь, я после смерти Лизы никак с ним контакт наладить не могу. А он совсем от рук отбился. Пьянки, гулянки, институт бросил. Всё идеи какие-то фантастические. Ну почему он не хочет семейным делом заняться? Для кого я все это затевал? Мне что ли это нужно?

– Ладно, ладно, давай пока твоего наследника поищем, а там думай сам, а хочешь, встретимся, вдвоем подумаем. Но без пива и воблы я думать отказываюсь, сразу говорю.

– Спасибо, Андрюха. Как это у тебя все логично так получается?

– Повторяю для особо одаренных, я – мент, а логике в юридическом у нас целый курс был посвящен. Короче, это и есть моя работа. Все, некогда мне. Я на связи. Если Илюха обозначится – позвони, а то людям и без тебя есть чем заняться. Пока, отбой.

После звонка старому другу и однокласснику Сергею вроде полегчало. Он вызвал секретаршу, оставил указания на время своего отсутствия, и поехал домой обзванивать знакомых сына.

………….

– Андрюха, у нас труп.

Не успел Андрей положить трубку после разговора, как в кабинет ворвался дежурный.

У нас? – Андрей даже головой покрутил, словно в поисках трупа. – У меня все чисто, значит не у меня.

– Все шутишь, – дежурный недовольно засопел. – Давай, двигай на Строительную улицу, третий подъезд, последний этаж. Там дамочка какая-то труп у себя под дверью обнаружила. Я все данные тебе записал, держи. Опергруппа и машина внизу, ждут давно.

Он сунул Андрею бумагу прямо под нос и поспешно скрылся за дверью.

– Ну что за жизнь, у хотя бы один раз прошёл без происшествий. Да что ж это за жизнь собачья. У меня может отчетов на две недели вперед не сделано. Так нет, на тебе труп, – с этими словами Андрей вывалился на улицу к машине, где его ждала опергруппа с экспертом.

– Нет, мне скажет кто-нибудь, почему утро понедельника всегда начинается с какой-нибудь подставы? Весна, солнышко светит, птички поют, народ радуется, а мы должны на труп ехать, – теперь он обращался к опергруппе. Ребята столпились около машины в ожидании начальника. Опера курили, водитель дремал за рулем, но, словно почувствовал появление Андрея, открыл глаза и завел машину. На риторический вопрос начальника отвечать никто не торопился. Мало того, поглядывали на него с сочувственным видом, как на дитя неразумное. «Ума бог не дал, но куда ж его девать? Все-таки родное дитя».

– Привет, Андрей, – судмедэксперт Степан Васильевич Прокопьев сунул ему руку, поздоровался. – Ты чего с утра нудишь? А то для тебя новость, что ты в убойном отделе работаешь? А если цветочкам и птичкам радоваться предпочитаешь, так тебе или в зоопарк, или в теплицу устраиваться надо. Ты вот понимаешь что-нибудь в птичках и цветочках? – и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Нет, не понимаешь, как пить дать. А в трупах как раз разбираешься отлично, вот поэтому мы на труп едем, а не букеты составляем.

– Признаюсь, был не прав, – Андрей поднял руки вверх. -Просто поганство какое-то, ну почему по понедельникам всегда так?

– А потому, что в выходные перепьются все и отношения начинают выяснять, опять же на неделе видятся реже, целыми днями на работе. Поэтому риск поругаться гораздо ниже. Ну чего я тебе объясняю. Ты ж не юнец желторотый…

– Не юнец, это ты в самую точку, Василич. Только не понимаю я этого. Жизнь у всех одна, второй не будет, хоть ты тресни. На улице весна вон. Птички там всякие, травка, листочки, а людям не живется спокойно.

– Тебе бы, Андрей, в философы податься или стихи на худой конец сочинять, а ты сыскарем заделался, – хохотнул кто-то из оперов.

Так, вяло переговариваясь, они добрались до места происшествия. Перед домом, как ни странно, никого из любопытствующих не было, только у подъезда мыкался участковый в ожидании следователя с опергруппой.

– Лейтенант Мишечкин, здравствуйте, – поздоровался с приехавшими участковый. С Грохотовым они уже были знакомы, приходилось несколько раз пересекаться по различным делам. По поводу имени участкового они нередко посмеивались. Михаил Михайлович Мишечкин, угораздило же парня. Но тот не обижался.

– Ну, чего у тебя тут, Михаил, – Андрей тоже протянул Мишечкину руку для приветствия.

– Труп на верхнем этаже. Огнестрел. Убили парня выстрелом в висок. Труп обнаружила хозяйка пятидесятой квартиры. На работу вышла, а там – картина маслом. Ну, она в милицию позвонила, я минут через пять тут уже был, так вскользь поговорил с ней. А тут и вы подоспели.

– А кто около трупа дежурит?

– Так она там осталась, а что?

– Ты что, лейтенант, обалдел совсем? Свидетельницу место происшествия охранять оставил? – Андрей от возмущения аж поперхнулся.

– Так я вас пошел встречать, а с ней Петрович еще остался. Из управляющей компании.

– Миш, ты совсем с ума сошел? – от злости Андрей еле сдерживался. – Ты в первый раз что ли? Знаешь же порядок. Ну, я тебе устрою потом проработку по всем каналам.

– Ну, я на три минуты всего отошел, а они там друг за другом присмотрят.

– Присмотрят… Короче, получишь по полной программе.

Они поднялись наверх, где стоял бледный Петрович и дамочка вполне приятной наружности. Петрович комкал в руках заношенную кепку, и все время отворачивался в сторону лифта, дамочка же спокойно смотрела в окно на лестничной площадке. Прямо около двери одной из квартир лежал труп мужчины. На лице у него лежал наивный носовой платочек с вышитыми цветочками. Андрей быстро подошел к телу, приподнял платок, длинно присвистнул и произнес: «Ничего себе… Вот тебе и понедельник».

Назад Дальше