Если все так обстояло, то дело можно считать закрытым. Каким бы ужасным ни был поступок Сереги, отпираться он долго не будет. Всегда правду матку резал, еще в школе за это получал от одноклассников и учителей. От одноклассников – по шее, а от учителей – в дневник пару по поведению и вызов родителей к директору. Родители у Сереги правда мировые, за правду особо не ругали, но посдержаннее быть все же советовали. Не всегда правду можно вот так без разбора людям в лицо лепить. Может, научили все-таки? И он теперь, как все клиенты уголовного розыска, не моргнув глазом, бывшему другу голову морочит?
А может все не так. И Агния эта вообще тут не при делах. Тогда какого черта Илья у нее на коврике делал? К кому-то же он шел в этом чертовом подъезде… К кому? Или ни к кому не шел, просто заманил его убийца под каким-нибудь предлогом, а сам воспользовался ситуацией и сделал свое черное дело. Правда, такой вариант Андрею казался еще более неправдоподобным. Надо же просчитать, что в подъезде никого не будет, случайно на площадку никто не выйдет. И не просто не выйдет, выстрела не услышит никто. А то, что потом, и свидетеля следом отправлять? А если свидетель не один окажется? Нет, это уж совсем глупость какая-то в голову лезет. А все потому, что ну никак не хочется ему, Андрею Грохотову, верить в то, что Серега Бардин, его друг и бывший одноклассник убил собственного сына.
Андрей хорошо помнил, как Сергей познакомился со своей будущей женой, как женился почти сразу, всего месяца через три-четыре. Как прямо накануне свадьбы они устроили мальчишник, а ничего умнее, чем пойти в баню и напиться там, они придумать не могли. И на следующий день приводили себя в божеский вид. Слава Богу, роспись была назначена на вторую половину дня, поэтому они успели выспаться, так что в дворец бракосочетаний они приехали практически без признаков вчерашней пьянки. Андрей тогда еще отличился тем, что на роспись припер букет желтых роз. Букет был изумительной красоты, наверное, поэтому он и купил его, но Лизина мать, при виде букета, чуть в обморок не упала. «Ты что, не знаешь, что жёлтые цветы к разлуке?» – Лиза шипела на него, как разъяренная кошка, букет отобрала и отправила в мусорку, а Андрея, который был у них свидетелем на свадьбе, отправила за традиционными красными розами. Потом, после свадьбы он часто бывал у них и дома, и на даче, и видел, что эти двое, действительно, любят друг друга. Никакой жёлтый букет ничего бы не изменил. Причем ничего не поменялось, когда появился маленький Илюха, а Серегин бизнес только-только набирал обороты, и денег не хватало ни на что. Никуда не делась любовь, когда Лиза заболела, стала такой страшной, что сразу было понятно, чем все закончится. Но Сергей этого как будто не замечал. Для него жена была все той же красавицей, которую он встретил много лет назад.
Именно поэтому верить в то, что Сергей завел любовницу и убил за это сына, было просто невозможно. Итак, вопросов было много, а ответов на них – никаких. Надо все окружение Ильи и Сереги шерстить, обо всех жителях подъезда справки наводить, кто да что, где работает, с кем общается, ну и вообще… В магазины его многочисленные, да в офис наведаться тоже нужно. Короче, работы невпроворот.
Опера пока по дому ходят и жильцов опрашивают, информация от них к вечеру будет, а вот окружение друга и его сына можно и нужно самому изучить. Для начала просто с Серегой поговорить надо. Да и про смерть сына ему может быть неизвестно, версия с ревностью, конечно, не делась никуда, но все же в убийство сына отцом верить не хотелось, поэтому надо звонить, вызывать его сюда, может он сам поймет что-то по реакции друга. Андрей слишком хорошо знал бывшего одноклассника и друга в одном лице, чтобы всерьез поверить во всю ту ахинею, которую он сам себе тут напридумывал.
Грохотов открыл пока еще тоненькую папочку по делу об убийстве Ильи Бардина и углубился в изучение мельчайших деталей, вдруг что-нибудь и найдется, мелькнет крохотный кончик ниточки, за который можно будет потянуть. Он только делал вид, что изучает дело, на самом деле оттягивал со звонком, как мог.
……....
После двух часов обзвона по всем возможны и невозможным номерам стало понятно, что Ильи нигде нет, ни в больницах, ни у знакомых, во всяком случае, у тех, телефоны которых он нашел. Звонить родителям Сергей пока не торопился, чтобы не волновать ее понапрасну. Мать у него, конечно, не паникерша, но в отношении внука переживала всегда особенно сильно. А у отца сердце в последнее время барахлит. Нет, не станет он их волновать понапрасну, тем более, кроме собственной тревоги, не было даже самого крошечного факта, указывающего на то, что что-то случилось. Оставалась надежда на то, что Илья зависает у кого-то, кого Сергей просто не знает, а таких, наверняка, немало. В последнее время Илья с отцом не откровенничал. Худший из сценариев, если известия придут от Андрея.
– Хорошо, если просто в обезъянник загребли, – думал Сергей. – Получит у меня по полной программе тогда… А если не загребли? Если все-таки что-нибудь случилось? – об этом думать совсем не хотелось. Но необъяснимая тревога никак не отпускала. В первый раз в жизни. Даже тогда, семь лет назад, когда Лиза заболела, когда врачи поставили страшный диагноз, неоперабельная опухоль головного мозга, он так до конца и не успел испугаться, все случилось слишком быстро и неожиданно. Химия, еще одна и еще, горячечный бред и огромные глаза, запавшие в черные провалы, как у киношных героев в фильмах про вампиров. Была жизнь – и не стало жизни, кому-то наверху она понадобилась так сильно, что ее забрали с грешной земли, оставив Сергея с сыном в полном одиночестве. Это было так несправедливо, так больно, что он еще долго не понимал, что ее больше нет, долго недоумевал, почему она не встречает его после работы, не целует его прямо у двери горячими требовательными губами. Словно не умерла, а вышла куда-то ненадолго, потеряла память и не знает, что дома ее ждут и не знают, как без нее жить дальше. Сергей не знал. Не знал до такой степени, что не раз уже подумывал продать бизнес, бросить все, уехать в какую-нибудь заброшенную деревню и доматывать там свой жизненный срок пока смерть не устроит ему новую встречу с женой. Или не устроит. Ведь никто же так и не знает наверняка, что там, за тем краем, который называется жизнь.
Он часто думал об этом, хотя и страшился таких мыслей, и всегда его останавливало только то, что у него есть сын. Не самый идеальный и удачливый, но единственный и любимый, это был их с Лизой сын, все, что у него осталось после ее смерти.
– Нужно звонить Андрюхе, – выныривая из мрачных воспоминаний, подумал Сергей, но ему было так страшно, а руки так тряслись, что даже телефон не держали… Но, не успел он нажать на нужные кнопки, как Андрей позвонил сам.
– Серега, привет еще раз. Подъезжай ко мне, – начал он каким-то неестественно бодро-фальшивым голосом.
– Зачем? Ты узнал, что-нибудь? Андрюха, не томи, говори, как есть, – занервничал Сергей.
– Серый, я не могу пока ничего точно сказать, давай подруливай ко мне, пропуск я тебе закажу.
– Еду, – отрезал Сергей, подержал в ладони теплую телефонную трубку домашнего телефона, успокаивая забухавшее внезапно сердце. – Вот и все, – подумалось ему почему-то, – вот и все.
Через полчаса он сидел у Андрея в кабинете, на него было страшно смотреть. Беспомощный, застывший взгляд, черные круги под глазами и постаревшее за несколько минут лицо.
– Как же так, Андрюха. Ну, как же так? Ему же всего двадцать пять лет, ему же жить да жить еще. Как же я не уследил? За что его?
За эти вопросы без ответов, за эти ничего непонимающие глаза Андрей ненавидел свою работу. Как сказать отцу, что его сына больше нет? И как объяснить, что его жизнь больше не имеет никакого смысла. Ведь в конечном итоге человек живет ради своих детей. А какой-то отморозок убил не просто чьего-то сына, но и смысл жизни всех его близких людей. Пожалуй, сейчас Андрей не поверил бы в виновность друга, даже если бы были неопровержимые доказательства его вины, слишком уж натуральными были его чувства. А ведь даже в школе в драматический кружок Сергея не взяли, актер из него был никакой.
– Так, Серега, давай заканчивай страдать, – чуть более жестко, чем следовало, сказал он, – слезами, как говориться, горю не поможешь. А вот убийцу я найти обязан. А в этом деле каждая минута на счету. Так что страдать мы с тобой потом будем. В сауну с пивом и воблой не пришлось сходить, значит, на кухне с водкой и огурцом сядем и помянем Илюху. По-настоящему помянем. Но это все потом. А сейчас бери себя в руки и вспоминай, вспоминай каждую мелочь.
– Да не знаю я, что вспоминать, – заорал Сергей, – ты что думаешь, Илья передо мной отчитывался о своих делах? Да он со мной неделями не разговаривал, когда деньги нужны были, тогда делал вид, что у нас все в порядке, а мы образцово-показательна семья, а так … – Сергей махнул на Грохотова рукой, но все же немного успокоился. Отвечая на вопросы, можно было хоть немного отвлечься от навалившегося на него ужаса.
– А ты хоть раз поинтересовался, зачем ему деньги? – поинтересовался Андрей.
– Ну, когда он понемногу просил, не спрашивал, конечно, а на идеи его дурацкие объяснения просил, бизнес план велел составить. Ну, он писал там что-то, а я денег давал, – Сергей немного оживился, словно рассказ о сыне возвращали его мальчика к жизни, – да идеи-то были, ни в коня, ни в Красную армию. Сначала он продюсером хотел заделаться. С девчонкой какой-то из музучилища познакомился, так, то ли она его убедила, то ли сам он решил, что талант у нее немыслимый, вот и решил ее раскрутить. Ну дал я денег на костюмы какие-то, клип он записал, кстати дерьмо, а не клип, ну пару раз в клубе она выступила. Я сходил посмотреть, кошмар. Так стыдно мне было, словно не она, а я на сцене извиваюсь и делаю вид, что у меня голос как у Аллы Пугачевой, как минимум. Таких, как она, даже не сотни и не тысячи, миллионы. Мы с тобой на кухне и то лучше споем. В общем, перспектива проекта была налицо. Но тут они поссорились к счастью, продюсером ему быть расхотелось, благо новых звезд на его орбите больше не появилось, а то доили бы его, а точнее меня до конца дней. Потом с официанткой стал встречаться. Так ресторатором решил стать. Тут уж денег поболе они из меня вытянули. А мне все некогда, все работа у меня, поговорить с ним после смерти матери никак времени не нашел. Так все деньгами откупался, думал, что он перебесится, в институт вернется, а потом ко мне работать придет, – тут Сергей обхватил голову руками и завыл. – Гооосподи, сынооочек мой. Прости меня, идиота….
Андрей сидел и ждал, когда друга немного отпустит, и можно будет опять продолжить разговор. Сергей долго сидел, уткнувшись лицом в ладони, звериный вой понемногу стихал, переходя в рыдания. Когда он поднял голову, смотреть на него было страшно.
– Ты знаешь, Андрей, ты, когда эту сволочь найдешь, ты меня в камере запри, пока его по этапу не отправят. А то порву я его, гада, голыми руками порву, – Сергей пришел в себя, но в глазах появилось что-то Андрею такое, что Андрей сразу ему поверил.
– И правда порвет, – подумал он, а вслух сказал, – хорошо, Андрей, что с тобой делать будем, когда мы этого отморозка найдем, потом будем решать. Нам сейчас главное найти его. Скажи, тебе имя Агния Львовна Винтер говорит что-нибудь?
– Нет, – подумав, ответил Сергей. – А должно? Она что, с Ильей встречалась?
– Говорит, что даже незнакома с ним, но мои ребята это сейчас устанавливают. Тут вот что интересно, нашли твоего сына на пороге ее квартиры, а работает она в одном из твоих магазинов, в Стройсаме, если точнее. Совпадение это или нет, вот вопрос, на который ответа пока нет. Может это и не важно, может просто совпадение, но проверить надо.
– Нет, я ее не знаю, я вообще продавцов по именам немногих знаю, директора, бухгалтера каждого объекта знаю, хотя не близко. У меня главбух и финансовый директор есть, они мне по всем предприятиям, в общем, отчеты делают, а младший персонал, конечно, не знаю всех досконально. Тем более Стройсам мой первый супермаркет, там все давно на рельсы поставлено, работает без сбоев. Я туда реже всего езжу, особенно в последний год, я же в Питере еще один строймаркет открываю, и производство на Урале хотел запустить, не до Стройсама мне как-то было. Хотя, если увижу ее, может и вспомню.
– Серый, я понимаю, что ты теперь в бой рвешься, убийцу искать будешь, Винтер эту сам допросить захочешь, но я тебе не как друг, а как следователь говорю: никакой самодеятельности, я ее сам вызову и допрошу, а ты езжай домой или на работу, я тебе позвоню, когда что-то известно будет.
Андрей, само собой, ни капли не верил, что друг засядет сейчас за дела и будет послушно ждать окончания расследования. Но предупредить его он был должен. Как следователь. Как друг он бы сейчас вместе с Серегой помчался к этой самой «миледи», душу бы из нее вытряс, но узнал, что ее с Ильей связывает.
– А теперь, для проформы, ты сам, где был, когда Илью убили? Примерно с восьми пятнадцати до полдесятого понедельника? – это был главный вопрос, и не задать Андрей его не мог.
– Да на работе я был, в офисе, я к восьми приезжаю, до девяти один как сыч сижу, к девяти секретарша подруливает – Сергей так посмотрел на бывшего одноклассника, что тому стало не по себе. – Так что алиби на время убийства у меня нет. А что, я тоже на подозрении? Я сына не убивал, если что. Как тебе вообще такая идея дикая в голову пришла.
– Знаешь, Серега, – начал Андрей, – идея не такая уж и дикая. Если бы ты с мое поработал в розыске, то знал бы, что убийца в большинстве случаев – кто-то из самого близкого окружения жертвы. И проверять тебя и твоих близких мы будем, это стандартная процедура для следствия, так что ты не удивляйся и в бутылку не лезь. Родителей тоже предупреди, я к ним сам наведаюсь, со мной им, думаю, будет легче говорить, чем с посторонними…
Вечером того же дня.
Игореша уже ждал ее дома. Как сын многих матерей-одиночек, он очень рано стал самостоятельным. Агния даже шутила по этому поводу, мол, теперь у нее есть собственный настоящий мужчина и даже иногда просила сделать что-нибудь очень мужское, например, забить гвоздь в стену под предлогом, что ей срочно нужно повесить картину. Игорь пыхтел, бил молотком по гвоздю неловкими детскими пальцами и потом еще долго посматривал на плоды своих трудов и требовал подтверждения тому, что работа выполнена на отлично, что лучше него так никто сделать не может. Агния подтверждала и убеждала, хотя гвоздь в его отсутствие приходилось выдергивать и забивать самой снова, так как повесить на него ничего было невозможно. Забит он был намертво, по самую шляпку.
Она всегда оставляла ему еду на вечер, обедал он в школе, но ужинать в одиночестве отказывался наотрез.
– Ну, мама же, как ты не понимаешь. Я один не могу, у меня аппетита без тебя совсем нет, – Игорь сидел в уголке на диванчике с любимым мишкой в обнимку, хрустел морковкой и ждал, когда мать накроет на стол, и они наконец сядут ужинать Вдвоем. Вместе. Есть все-таки очень хотелось.
– Ага, конфеты трескать и пряники таскать у тебя аппетит есть, а нормально поесть после школы – так аппетит испаряется в неизвестном направлении, – подначивала его мать.
– Конфеты и пряники, мама, это не еда, это просто для настроения, чтобы не так грустно без тебя было, – он смотрел на мать ясными глазами, не поверить ему было абсолютно невозможно.
– Ладно, тонкая ты моя натура, садись, ужинать будем. – На самом деле Агния и сама любила ужинать вдвоем с Игорем, за макаронами с сыром можно было обсудить все события, произошедшие за день, построить планы на выходные, помечтать об отпуске, который, несмотря на все обсуждения, они проводили в деревне у бабушки и дедушки.
Те души в дочери и внуке не чаяли, забирали его к себе на все лето, на все выходные ждали дочь, а в отпуске и она присоединялась ко всей компании. Сашка, директор и добрый человек, в положение Агнии входил, отпуск давал непременно летом. Все-таки она была единственной женщиной среди продавцов, кассирша Ира не в счет. Да и детей у Иры не было пока.
Ах, как Агния любила эти неспешные летние дни. Утром можно было валяться, сколько хочешь, родители никогда не заставляли их вставать ни свет, ни заря, чтобы натаскать воды или прополоть помидоры, к примеру, но они все равно вставали пораньше, чтобы не потерять ни минуты драгоценного времени. Если погода позволяла, шли на омут купаться, или в лес за земляникой, а, если лил дождь, то, сидя на террасе, играли в лото вчетвером и пили чай с пирогами, которые мастерски пекла бабушка. После пирогов двигаться было практически невозможно, клонило в сон, и они валялись на стареньком диванчике, Агния с книжкой, а Игорь дремал, уткнувшись матери в плечо.