Рассказ об Альве. Перевод с норвежского
Рыба опять не клевала. Альва тяжело вздохнула, глядя на неподвижный поплавок. Здесь, на их отдалённом острове Надежды, уже царствовала осень – сезон обильных урожаев в теплицах. Но вместо сбора плодов и овощей мачеха опять заставила девушку рыбачить. Девушка присела на кромке прибрежного обрыва и устало опустила босые ступни в водную гладь – та, чьё имя издревле означало «эльф», не боялась холода. Альва любила природу и бережно относилась к ней. Она могла спокойно гулять зимой в одном лишь лёгком платье – к такому испытанию её ещё в детстве приучил жестокий отец, выставив её однажды за порог дома почти неодетую.
Девушка выглядела соответственно своему имени – как легендарный альв или, по-современному, эльф: в неброской светлой одежде, с тонкой талией, очень гибкая. Её лицо с мягкими чертами, обрамлённое спадающими русыми волосами, могло бы считаться очень красивым, но единственным недостатком её внешности являлись вечно торчащие уши. Сама Альва не обращала на это внимания. К тому же её заботила не внешность, а жизненные неурядицы.
«Снова возвращаться в посёлок с пустыми руками. Старейшины осудят меня, и что тогда? Я могу стать изгоем. Лучше б я занималась сбором плодов, чем сидела тут без дела. Но как же они не понимают? На природе нужно не выживать, как это делают они, – с ней надо жить в гармонии и единении. Впрочем, всякий раз, когда я об этом говорю, какой-нибудь молодой охотник грозится проучить меня палкой», – невесело размышляла девушка, поглядывая на ленивые волны, разбивающиеся о берег. Она сидела на деревянном помосте, что чуть выдавался в открытое море.
Их деревню, находящуюся на юге отдалённого и оттого полузабытого острове Надежды, миновало злое поветрие, пришедшее на материк. Вести из внешнего мира об эпидемии сумасшествия ужасали; а потом кто-то из старейшин поселения приказал разбить все визоры и компьютеры. Альва ничего не имела против этого, сама считая технику ненужной человеку и разрушающей его мозг. Но после всего произошедшего их небольшой посёлок не смог ни с кем торговать – сумасшедшим стало не до их острова, – и питаться приходилось в основном рыбой да тем немногим, что удавалось вырастить.
Девушка не помнила своей матери, погибшей, когда Альве не исполнилось и года. Отец, никогда, по сути, не любивший прежней жены, вскоре нашёл себе другую. Альва стала нелюбимым чадом – что для отца, что для мачехи. Едва девочке исполнилось три года, как ей сразу пришлось познать тяжесть многих трудов и заданий, что давала ей мачеха.
Вообще, их община не слишком хорошо относилась к Альве. Издревле все жители деревушки веровали в некого единого бога, при этом не называя его имени (девушка всегда недоумённо пожимала плечами: как это кто-то один, пусть даже всемогущий, может управлять всем, что есть в мире?) После событий на материке их вера ослабла, но старейшины смогли сплотить общину. Они утверждали, что их деревня стала избранной, и, если они смогут выжить, даже если все на материке сойдут с ума, значит, им удастся возродить человечество. Альва не сильно верила в подобное: все жители их посёлка были домоседами, не склонными к путешествиям, и вряд ли они могли выбраться с острова ради того, чтобы заселить опустевший материк. Но всякие попытки поспорить по данному или любому другому поводу приводили к избиению палкой.
Сама же Альва верила в силы окружающей её природы, ведь именно благодаря ней она чувствовала хоть какую-то радость жизни. И теперь девушка поневоле задумалась: зачем она сидит здесь, на берегу, пытаясь хоть что-то поймать? Самой же противно, не любит она даже такого насилия над природой. Лучше плавать, чем рыбачить. Девушке уже восемнадцать лет, и она прекрасно справляется с вёслами.
«Может, взять и уплыть отсюда? – подумалось ей внезапно. – Но куда?». Альва вытащила бесполезную леску с поплавком из воды и, положив удочку на доски, принялась размышлять. «На материк нельзя – там теперь все сумасшедшие. На других островах жизнь тоже наверняка не слаще. Так куда же можно сбежать, и надо ли? – размышляя, Альва оглянулась назад, на виднеющиеся вдали небольшие домики их посёлка. – Я там никому не нужна, и быть мне всё равно рано или поздно изгоем. И выходить замуж ни за одного из этих грубиянов, только и норовящих взяться за палку, нет желания. Значит, надо уплыть как можно дальше от острова, но куда?»
Девушке вдруг вспомнился один эпизод из детства, когда её жестокий не только в делах, но и словах отец смотрел новости по визору – старейшины ещё не пришли к мысли уничтожить технику. Весь мир сходил с ума, и эти вести ранили душу маленькой девочки. А потом показали сюжет про то, что архипелаг Шпицберген избежал этого морового поветрия. Туда, на эти относительно недалёкие от их поселения острова, хлынула волна русских эмигрантов.
– Сумасшедшие русские, – сказал тогда отец. – Они скупают себе там дома и земли, тщетно надеясь спастись. Увы, они уже безумны.
Вспомнив о его словах, Альва подумала: «А что, если на других островах архипелага действительно удалось избежать бедствия? Конечно, если так, то жизнь там немногим отличается от нашей, но всё же – надо попробовать, хватит уже терпеть эти беспрестанные издевательства со стороны отца и неродной матери! Надоела уже эта жизнь в посёлке, где никто меня не любит и не понимает!»
Альва подскочила и побежала к небольшому оврагу, полностью забыв про рыбалку. Там, в углублении рядом с одним из кустарников, она прятала про запас кое-какую пищу – в основном овощи, немного солонины. К нему она прибегала в те страшные дни, когда отец или мачеха прогоняли её, запрещая возвращаться раньше, чем через трое суток. Этим они думали изморить девушку, не раз даже зимой безжалостно вышвыривая её за порог. Но Альва никогда в своей жизни не болела и почти не чувствовала холода, а голод утоляла своими припасами. К тому же местные животные словно понимали, зачем она прячет здесь пищу, и не трогали еду Альвы.
Вообще девушка чувствовала, что природа во всём помогает ей и живо откликается на любые добрые и светлые мысли. Альва ощущала, как спавшие кустарники словно просыпаются, и слышала их речь в шумящих ветвях. Она понимала, что вся природа вокруг неё наполнена незримой энергией, и училась ей пользоваться, чтобы оставаться здоровой.
Альва полностью опустошила свой тайник, положив всё в заплечную котомку. Девушка поклонилась природе, благодаря её за дружбу и помощь, и стремглав понеслась обратно к берегу.
…Цепочка следов босых ног быстро исчезла под приливными волнами и усилившимся ветром, встревожившим прибрежный песок. Жители посёлка, хватившиеся Альву только поздним вечером, обнаружили лишь ещё одну пропажу – не хватало рыбачьей парусной лодки. Отец девушки долго возмущался по этому поводу, требуя организовать погоню, но один из старейшин утихомирил его пыл, произнеся:
– Её судьба теперь от нас не зависит. Альва всё равно стала бы изгоем, и ей пришлось бы покинуть наш остров, так что толку горевать о какой-то пропавшей лодке?
Через несколько месяцев в посёлке никто и не вспомнил бы о странной девушке по имени Альва, даже если бы ничего не изменилось в их жизни. Но вскоре жителям острова Надежды стало вовсе не до воспоминаний.
«Рокфеллер». Запись № 1. Гавайи
Как часто сказываются привычки прошлой жизни! Вот и сейчас – потянуло взять лист чистейшей белой псевдобумаги (между прочим, моё изобретение!) и начать свой новый дневник. Что ж, я, бывший учёный, не могу сопротивляться желанию изложить свои мысли, хоть и давно отошёл от дел и наслаждаюсь теперь плодами собственной работы. Точнее – дарами райского острова, которым я теперь владею совместно с ещё несколькими учёными.
Но, впрочем, за более чем десять лет без научной работы я, видимо, немного разучился писать. Да простят меня возможные читатели за несколько спутанно излагаемые мысли.
Думаю, нужно всё же представиться. Меня зовут Рокки Маклин, я бывший учёный, а ныне – мультимиллиардер, владеющий не только огромным состоянием, но и собственным островом на Гавайях с построенной нанятыми работниками шикарной виллой. Для друзей, часто посещающих мой остров, я не просто Рокки, а «Рокфеллер» – хотя некоторые из моей компании и сами носят эту гордую фамилию.
Не всякий учёный может стать миллиардером, но нас, гениев, щедро одарили деньгами за изобретения, изменившие мир. Все мы получили в награду небольшие соседствующие участки на Гавайях, и теперь занимаемую нами территорию в шутку называют «Острова мудрецов». Думаю, что вполне заслуженно.
Вот, например, мой лучший друг Тонни. Он не только изобрёл исоргов, но ещё и нашёл относительно дешёвый способ их производства, а уж заложить в них нужную программу стало и того проще – достаточно любому технику Центра автоматического слежения задать нужные параметры в чип, который будет внедрён в кибермозг одного из клонов, ставших основой для создания неодушевленных подобий человека – «неживых», как мы их называем.
Каждый из нас, живущих на «Островах мудрецов», сделал свой вклад в изменение мира. Кто-то придумал веб-модули, другой – антисонные и противосмертные таблетки, ведь ими балуются и сами миллиардеры, спонсировавшие наши изобретения. (Правда, даже противосмертные таблетки не избавили людей от старения, но один из нас нашёл решение и этой проблемы). Ну а мне, «Рокфеллеру», достались лавры выдумщика, который отстоял свою идею. Ведь я не только сконструировал приборы для производства псевдопродуктов, но ещё и нашёл способ создать дешёвые химические ингредиенты. И теперь к псевдопродуктам относится не только съестное, но и такие вещи, как бумага, нефть, бензин, и даже некоторые наркотические вещества. Единственное, что мне так и не удалось сделать – найти способ получения искусственно созданной воды. Но сохранившуюся в городах систему водоснабжения довёл до автоматизма ещё один учёный (то же самое проделали и в веб-модулях), и необходимость в новых экспериментах отпала.
До поры до времени я просто наслаждался своей райской жизнью. Войн на Земле больше не было: когда изменился мир, миллиардеры скупили армии почти всех стран, а тех, кто пытался восстать, быстро уничтожили с помощью уже купленных солдат или боевых исоргов. Управление ядерным оружием мы заблокировали с помощью компьютерных вирусов. Они же блокировали работу компьютеров всех недовольных. Да и больше особо никто не рисковал нам противостоять – люди знали, что иначе за секунду к ним телепортируют отряд боевых исоргов, и те всех уничтожат. Так что теперь мы, миллиардеры, жили в мире и благоденствии.
Остров, море, солнце, огромное состояние – казалось бы, что ещё нужно для полного счастья? За последние несколько дней я нашёл ответ на этот вопрос. Засидевшееся на одном месте тело требовало приключений, и поэтому я, едва узнав о готовящемся круизе на шикарном лайнере, обслуживаемом исоргами, сразу согласился принять участие в путешествии. И вот я сижу в своей богато обставленной каюте и делаю запись в дневник, ожидая отплытия. Вместе со мной отправляются в плавание много друзей, в их числе и Тонни; впрочем, большинство из миллиардеров, взошедших на борт «Джоконды», я не знал. Не беда – впереди много дней плавания по миру, которым мы все теперь полноправно владеем. Так что обязательно познакомимся ближе.
В пути нас ждут красивые места и различные приключения – кто-то даже предложил поохотиться на акулу, но я всё же не настолько рисковый человек, чтобы принимать в этом участие. Нам нет нужды заботиться о пропитании – всеми необходимыми продуктами снабжают те, кто живёт на так называемых Независимых Территориях – люди, оказавшиеся далеко не бедными, сумели купить собственные земли и по договору с нами стали почти автономны. Единственной их обязанностью по отношению к нам, миллиардерам, стало предоставление десятины натуральными продуктами. Эта своеобразная дань делилась между нами и теми, кто работал в различных Центрах автоматического слежения. Ведь мы нуждались именно в натуральных продуктах, поскольку одной из второстепенных причин сумасшествия обычных людей стала именно псевдопища – и я ничуть не раскаиваюсь в этом, ведь благодаря моему изобретению человечество получило практически неисчерпаемый источник еды. Но вернёмся к системе снабжения. Положенная нам десятина отдавалась ответственному за это наместнику, а он переправлял её кораблями или самолётами к нам. Тем более, что некоторые Независимые Территории располагались в самых неожиданных местах – например, посреди бывшей Сибири или на северном архипелаге Шпицберген. Всегда удивлялся, как можно жить в таких холодных краях, да ещё и что-то выращивать, вести сельское хозяйство.
Ладно, буду заканчивать – «Джоконда» вот-вот начнёт своё путешествие, и я не хочу пропустить торжественный момент отплытия. Думаю, за время пути у меня ещё найдётся возможность продолжить свои записи в дневнике, пусть даже несколько сумбурные, но наверняка нужные – ведь можно сказать, что я веду своеобразную летопись нового, изменившегося более двадцати лет назад мира.
Милен и Ярослава. Из ноосферы «Райского сада»
Живая энергия сада любила тех, кто неустанным трудом растил его и ухаживал за каждым деревцем и кустиком, с трепетом прикасаясь к природной силе окружающего мира. Сад благодарил их за это и копил энергию благодати, чтобы защитить в нужный час и всегда прокормить живущих на этой прекрасной и урожайной земле.
«Родителей» у сада было двое – Ярослава и её муж Глеб, искренне любившие не только друг друга, но и всё, что они делали. Сначала жизнь на природе казалась простым увлечением, но потом супруги выкупили эту землю у городских властей, построили уютный домик и всерьёз здесь обосновались. Через несколько лет им уже не пришлось выезжать в город за продуктами, становившимися всё более отвратительными. Урожай собирали обильный, его хватало на весь год. А ещё через пару лет родился Милен – желанный для Глеба и его жены ребёнок. Так они и стали жить вместе в просторном двухэтажном доме посреди сада. Глеб строил его с тем расчётом, что появится у них много детей, а потом и внуков, и места хватит на всех. Увы, эти мечты так и не сбылись…
Всё бы шло хорошо, но Глеб решил однажды показать город сыну, которому исполнилось тогда пять лет. Милен видел только радостную жизнь в саду, и потому совсем не принял душный, задымленный и совсем некрасивый город. Когда мальчик стал хныкать, отец уговорил его потерпеть ещё немного – Глеб, работавший некогда программистом, хотел напоследок навестить старого друга.
…Все деревья в саду знали об ужасе, пережитом мальчиком в тот день. «Друг» Глеба занялся наркобизнесом и потому начал уговаривать мужчину вырастить в саду коноплю. Тот отказался, и они повздорили. Прямо на глазах у Милена отца ударили по голове тяжёлым подсвечником; мальчик, плача, успел выбежать из чужой квартиры, прежде чем гнев хозяина обратился на него.
До сих пор в сознании Милена жива та страшная картина – сочащийся кровью затылок отца, и Глеб, безжизненным мешком падающий на пол, и злорадная ухмылка бывшего «друга». Мальчик чудом спасся – хозяин квартиры хотел броситься за ним следом, но на шум в подъезде выскочили соседи и задержали убийцу. Дальнейшего Милен уже не видел – он нёсся что было мочи в его маленьких ножках.
…Что позволило мальчику не только пробежать несколько километров, но и найти ещё при этом дорогу домой? Какие силы скрыты порой в человеке, даже не подозревающем о собственном всемогуществе и о том, что его энергия может творить миры? Возможно, это сила материнской любви, что проявилась, когда Ярослава приняла в объятия всхлипывающего мальчика, прибежавшего в сад…
Милен, с трудом придя в себя, с горечью в срывающемся голосе рассказал всё матери. На следующий день Ярослава сходила в город и убедилась, что её супруг мёртв. Никакими словами не описать чувства той, что отыскала своё счастье в этом мире – и так страшно и нелепо его потеряла.
Женщина не стала хоронить мужа, как её ни уговаривали ритуальные конторы. Заплатив деньги, заработанные на продаже овощей и фруктов из сада (больше Ярослава подобным не занималась), она попросила доставить тело Глеба ближе к дому. Там, меж вековых сосен, росших чуть в стороне от сада, она развела костёр, а затем сожгла тело любимого. Но его энергия навсегда осталась в саду; смешиваясь с силой природы, она дала Милену и Ярославе новые возможности.