– Давай позовём Савчика. Он нас спасёт. Сначала он вынесет меня, а потом вернётся за тобой, – Эля говорила вполне серьёзно, – он честное слово и тебя вынесет. Правда! Я ему скажу, и Савчик вернётся…
– Ну ты и… – Анфиса чуть не задохнулась от негодования, но вдруг поняла, что объяснять что-то подружке – только время терять. – Давай, пошли. Будем сами выбираться.
Она решительно открыла дверь и, не оглядываясь, шагнула в темноту и дым. Секретарша пожала плечами, подняла и уложила губную помаду в сумочку, бросила взгляд на своё отражение в зеркале и направилась вслед за племянницей мэра. Она успела сделать только пару шагов, как столкнулась с Анфисой. Подруга одной рукой прикрывала рот, а другой втолкнула секретаршу в комнату. Девушки буквально рухнули на мраморную плитку пола. Лицо Анфисы напоминало маску джокера из известного фильма. Слёзы самопроизвольно катились по щекам, кашель разрывал гортань. Немного отдышавшись, она вытерла рукавом рот и осипшим голосом прошептала.
– Не выберемся сами. Ты звонила Савелию? – она с трудом поднялась с пола и открыла кран с холодной водой. – Звонила? Или нет?
В глазах Эли появилась мысль, она стала торопливо доставать телефон из сумочки, бормоча себе под нос:
– Сама – дура! Когда бы я успела позвонить? Щас позвоню. Щас он придёт, – девушка несколько раз нажала кнопку выключателя, – надо же… разрядился! Фисочка, дай свой мобильник, мой, зараза, разрядился…
Анфиса посмотрела на подругу как на воплощение убогости и не ответила. Лишь тихонько вздохнула и подняла глаза на форточку в стене:
– В форточку тоже не пролезем. Отверстие на Кейт Мосс рассчитано, да и высоко очень, – она снова посмотрела на секретаршу, – что делать-то будем, подруга? Скоро задохнёмся. Я свой телефон на столике забыла, когда тебя сюда повела, – добавила Анфиса невпопад.
Элеонора начала понимать, что это всё не шутки и что это происходит именно с ней. Мозг заработал с новой силой. Ей очень хотелось жить.
– Слушай, Фиса! Если мы не можем позвонить Савчику, давай позвоним пожарным! Они-то нас точно спасут!
Анфиса ничего не ответила «поумневшей» девушке, просто обняла её и погладила по голове. Как ребёнка.
– Глупенькая ты моя! Ёлочка, – она хотела сказать что-то ещё очень важное, но не успела: дверь внезапно содрогнулась и плашмя рухнула на пол, едва не придавив подруг. На пороге стоял вымазанный сажей и пеплом Мишка Курилкин.
– Живы! Вот вы где! А я с ног сбился, – кашель раздирал его грудь, но парень, подавив спазм, нагнулся и рывком приподнял девушек с пола, – бежим, я знаю, как выбраться! Ещё успеем!
Он первым выскочил в задымлённый коридорчик и тут же повернул налево: там находилась подсобка уборщицы, про которую знать не знала хозяйка коттеджа. Ей было незачем. Михаил ударил ногой в дверь, и она открылась. Можно было просто нажать на ручку, но парень не знал, что дверь давно не закрывается из-за сломавшегося три месяца назад замка. Впрочем, ему было не до мелочей. Время поджимало. Курилкин втянул девушек в комнатку и перевёл дыхание:
– Я всё время смотрел на вас, Анфиса Анатольевна! Отвлёкся только на минутку, когда вы к Селиванову направились. Тогда придурок Пистольеро и швырнул пиропатрон… Ладно, потом расскажу, если интересно будет… А сейчас – прошу! – молодой человек распахнул окно. – Только быстрее! Я помогу.
Воздух Академгородка заполнился воем пожарных сирен, но Лука проснулся не от этого – на нём начали тлеть брюки. Он немного поворочался и проснулся. Вокруг висела плотная завеса из дыма, пепла и почему-то туалетной бумаги. Ещё не совсем очнувшись ото сна, осложнённого похмельем, Владимир Владимирович тупо посмотрел на дымящиеся штанины брюк.
– Что за хрень? Где я? – будучи уверенным, что, заснув в своей постели он, как обычно, уронил непогашенную сигарету, Лука осмотрелся вокруг. – Что за хрень? Я не дома?
Обрывки воспоминаний стали потихоньку складываться в картинки сюрреалиста, а уже не на шутку разгоревшиеся штанины окончательно вернули Великолукского в реальность:
– Блин! Пожар! – Лука с остервенением захлопал по дымящимся брюкам. – Стоп! Анфиса!
Страшная мысль молнией сверкнула в голове. Только сейчас он чётко разглядел густые клубы дыма и язычки пламени, бегающие по паркету. Жар припекал ступни через подошвы полуботинок, а притушенные было штанины брюк снова начали дымиться у щиколоток. Если бы на его месте в курилке находился любой другой человек, то тот наверняка бы уже или задохнулся, или потерял надежду на спасение. Но в комнате стоял отрезвевший от предчувствия беды Лука. Живо оценив обстановку, Великолукский не стал выпрыгивать в спасительное окно, а, завернувшись в сорванный со стены гобелен, бросился в зал. Откуда он знал, что Анфиса находится в коттедже? Не иначе как синдром поэта Безродного проявился. Может, оно и так. Кто знает? Скорее всего, Владимир Владимирович никогда не читал четвёртой главы бессмертного романа, но, как и в случае с Иваном Николаевичем, его вела вперёд неведомая сила.
Перед глазами Луки предстала картина полного разгрома. В зале, наполненном плотным туманом из дыма и освещённом лишь языками пламени, валялись мебель, разбитая посуда и забытые в панике вещи. Увидев на сцене нечто, напоминающее тело человека, мужчина бросился к нему, перескакивая, как в стипль-чезе, через перевёрнутые столы и стулья. Взлетев на подиум и не обращая внимания на ожоги, Лука приподнял с пола кучу брошенной одежды, но под ней никого не оказалось. Только микрофон с оплавленной ручкой лежал на обуглившемся паркете. «Так, спокойно! Где же ты? – чувствуя, как дым просачивается уже в самое сердце, Великолукский посмотрел в глубину зала. – Точно! Она там!».
Спрыгнув со сцены и едва держась на ногах от удушья, Лука почему-то бросился к входным дверям. Слёзы и пот струями стекали по щекам и высыхали от жара, не достигнув подбородка. Ему было наплевать на как-то незаметно свалившиеся брюки и занявшийся на спине огнём пиджак. Он должен спасти Анфису, и это сейчас было главной целью всей его жизни. Собрав остатки сил и прикрыв рот ладонью, Лука сделал несколько шагов вперёд и увидел лежащее на пороге тело. Опустившись на колени, он подполз к человеку и снял с его головы остаток портьеры. Это был Пистольеро, ещё живой, но уже одной ногой шагнувший в вечность. Владимир потом так и не смог вспомнить, как он поднял тело диджея и сделал спасительный шаг к двери. Он помнил только, как на пороге появились пожарные, похожие на космонавтов и марсиан одновременно. В мозг ворвалась старая, давно забытая блатная песня, и Великолукский потерял сознание.
Гости и персонал собрались у пруда. Большинство из них уже оправилось от шока, и они с удовольствием разглядывали полыхающий коттедж, не забывая делать селфи на фоне пожара. Между людьми сновали прибывшие к месту происшествия медики и пытались оказать помощь пострадавшим. Пожарники развернули брезентовые рукава и старательно поливали дом пеной, стремясь сбить пламя. Некоторые из сотрудников, очевидно, по ошибке и совершенно безо всякого умысла, периодически направляли мощные струи на соседние коттеджи. Наверное, они просто хотели проверить стеклопакеты на прочность. В конце концов: «лес рубят, щепки летят!». События шли своим чередом, как вдруг, раздался пронзительный женский крик: «Савчик!». Это Элеонора пришла в себя и, не увидев среди людей Савелия Сергеича, забилась в истерике. Анфиса и Михаил пытались удержать рыдающую девушку. Им было очень трудно. И неловко. Особенно Анфисе, заметившей в толпе своих коллег-конкурентов. Она глубоко надвинула на глаза неизвестно откуда взявшуюся на голове бейсболку, и с ненавистью прошипела:
– Заткнись, овца! Никуда не денется твой Савчик, – девушка повернулась спиной к публике и посмотрела на Курилкина, – что делать?
– Я сейчас! – парень отпустил руку Элеоноры Округлой и, пригнувшись, побежал к коттеджу. Впрочем, его и так никто бы не заметил. Все были заняты своими делами. Вот только оцепление почему-то забыли выставить. Бывает!
Михаил остановился в нескольких метрах от здания. Было очень жарко. Парень подставил голову под ниспадающий поток воды и, смочив волосы, стал внимательно осматривать периметр коттеджа. Он увидел, что внутри дома уже работают пожарные, и успокоился. «Если Савелий внутри, то его найдут сотрудники, – резонно подумал отставной корреспондент, – осмотрюсь-ка я вокруг дома». Уже совершенно не беспокоясь о маскировке, он выпрямился и сделал несколько шагов. Под окном лежало туловище мэра, прикрытое сверху портьерой и карнизом. Михаила, что называется, «замкнуло», и вместо того, чтобы позвать на помощь, он взял Савелия Сергеевича за ноги и поволок через газон к людям и к жизни.
Занималась заря… «Народ» рассаживался в автомобили, персонал ждал указаний. Только Великолукский, стыдливо спрятавшись в кустах и страдая от ожогов, ждал, когда верный Олежек привезёт ему брюки, трусы и обувь. Тоска разрывала душу, и только бутылка текилы помогала кое-как поддерживать силы.
Суббота решительно вступала в свои права. «Вальпургиева ночь» закончилась, как и положено – огнём.
Глава девятая. Выходные дни
Жизнь течёт своим чередом: утро сменяет ночь и переходит в день, который, достигнув апогея-полудня, становится сумерками. Наступает ночь. Круг замыкается. Так и с недельным циклом: день тяжёлый, понедельник, всё-таки заканчивается, середина недели, целых три дня, как правило, плодотворна, а вот к пятнице люди чувствуют, что усталость накопилась и им просто необходимо сбросить с плеч груз будней. Это происходит везде: на Манхэттене в Нью-Йорке, и в лондонском Сити, и у нас, в Засарайске. «Народ» устаёт всегда одинаково, а вот стресс снимает по-разному. Не нам судить, кто отдыхает лучше, кто хуже. Люди просто устают и хотят восстановить силы к следующей неделе, когда начнётся очередной виток их привычной жизни. Ну, что же? Имеют право. Наверное, нам надо оставить их в покое и дождаться понедельника. Впрочем, кажется, стоит немного подсмотреть за некоторыми героями нашей истории.
Анфиса не сразу заснула после известных событий. Ей снились кошмары и в них, сменяя друг друга, появлялись и исчезали то Мишка Курилкин в костюме начала 19-го века, то Лука в ластах и с аквалангом в руках, то диджей Пистольеро и ещё много других, неизвестных ей персонажей в невероятных одеждах. Очнувшись от странных сновидений, девушка опустила ноги на прохладный пол и осмотрела комнату. На душе было пусто и противно. Она не понимала, что происходит, но чувствовала, что стала совершенно другим человеком. Каким? Анфиса ещё не знала.
Лука сидел напротив Олега и тупо смотрел на полупустую бутылку виски, нехотя ковыряя вилкой разогретую тушёнку с луком. Подняв глаза на товарища, Владимир Владимирович подул на забинтованные кисти рук:
– Значит, говоришь, что с Фиской всё в порядке?
Олег обрадованно заёрзал на стуле и с готовностью откликнулся.
– Лука! Не бери в голову! Всё в полном порядке. Волосы немного подгорели, да каблук отломился, ну и хромала чуток. А так всё нормалёк! Её в машину Мишка, сынок члена власти, усаживал! – Олег широко улыбнулся и вдруг осёкся, увидев, как и без того красное лицо начальника исказила гримаса бешенства. – Постой, Лука! Я что-то не то сморозил?
Владимир Владимирович с трудом поднялся со стула:
– Да, нет, Олежка… ты всё правильно сказал. По теме! Я, значит, спасать её… в огонь… А она, значит, с Мишкой-ушлёпком?
Олег осторожно пригубил пахнущий сивухой напиток и тоже поднялся из-за стола. Так, на всякий случай. Он-то знал крутой характер начальника не понаслышке.
– Лука! Ты, это… не бери в голову. Анфиса ведь не овца, чтобы тебя на ушлёпка поменять. Кто он? А кто ты? Сам подумай!
– Тут и думать нечего. У него высшее образование, в столице учился, у папаши денег куры не клюют. Да ещё он и подвернулся вовремя! Пока я её разыскивал, он тут как тут! Весь в белом и на белом коне!
Лука подошёл к окну и тоскливо посмотрел во двор:
– Слушай, Олег! Ступай домой. Я прилягу. Засну, может быть.
Нечасто шеф называл его полным именем, поэтому парень не стал напрашиваться на неприятности и ушёл, осторожно, без стука прикрыв дверь квартиры.
Савелий Сергеевич проснулся внезапно, как от бесцеремонного толчка. Открыв глаза, он сел на диван и ощупал затылок. Боль тонкими иголками дала о себе знать. Мэр тихо застонал и откинулся на спинку. В доме было тихо, как ночью на кладбище. Только внизу, на первом этаже почти бесшумно суетилась прислуга. Настроение – ниже нулевой отметки. Как ни гнал Селиванов воспоминания о прошедшем вечере, они властно и нагло возвращались к нему. Хорошо ещё Эля уехала домой!
– Дура! – вслух сказал глава Засарайска. – И я – дурак! Какого чёрта попёрлись в Академгородок? Сидел бы сейчас на даче в Похмелках. А тут: коттедж сгорел, сам чуть не погиб, да и диджей чуть «кони» не двинул! Да! Шуму будет… Что делать-то?
Мужчина подошёл к бару, достал бутылку коньяка и, посмотрев на свет прозрачную жидкость, вернул её на место. Не время, стало быть… Надо что-то решать. Мыслей не было. Было немного стыдно. За себя. Сейчас он понимал, что мог повести себя на пожаре по-другому. «Ладно, я не виноват, – успокаивал себя мэр, – если бы не проклятый карниз, я бы всё сделал, как надо: организовал бы эвакуацию, руководил бы спасателями. Всё бы сделал, как положено!».
На мгновение тоска ушла, Савелий Сергеевич снова посмотрел на бар. «Достать, что ли? – но вновь проснувшееся чувство гадливости к самому себе змеёй вползло в его сердце. – Нет! Не время! И Остерман, скотина, знает же всё! И молчит, как будто я умер. Плетёт, наверное, свои интриги… Решает, как ситуацию к своей выгоде развернуть!». От этих мыслей стало совсем плохо. Мэр присел в кресло и опустил голову на руки. Ему вдруг захотелось заплакать. Как в детстве. Горько и навзрыд. Не получилось…
Дверь осторожно приоткрылась, и в щель робко проникла голова домохозяйки.
– Савелий Сергеевич! Тут к вам Генрих Иванович с этим, как его… ну, из «Члена». Впускать? – глаза женщины были полны сочувствия и почти материнского тепла. – А то я скажу, что вы заболели. Вон как голова-то, вся в бинтах!
Селиванов почувствовал, что спасение рядом. Не бросил его Остерман. Нет, не бросил! Выручит, как тогда, десять лет тому назад, выручил! Мэр с нескрываемой признательностью посмотрел на женщину:
– Спасибо тебе… Скажи, что я через минуту буду готов. Только умоюсь.
Дверь тихо закрылась, и мужчина пошёл в душевую, бормоча на ходу:
– Примчались, голубчики! Знают, что без меня никуда! Без меня они, все – пустое место! Интересно, что там Немец придумал? Умён, заместитель!
Прошло десть минут, и Савелий Сергеевич вышел из душевой комнаты. Побрился он не слишком удачно, порез на подбородке пришлось заклеить пластырем, и это немного портило улучшившееся было настроение. Впрочем, рассмотрев своё отражение в зеркале, мэр увидел, что пластырь и забинтованная голова довольно органично сочетаются, придавая ему вид мужественного страдальца. «Ладно, пойдёт! Всё, что ни делается, всё к лучшему! – Селиванов осмотрел комнату. – Куда же мне сесть? Сейчас мелочей нет, не зря же Остерман привёл Глинкова. Видать, что-то придумал… в кресле встречу… за столом!».
Мэр, чуть прихрамывая, подошёл к столу и отодвинул на край ноутбук. Присев в кресло, он положил перед собой невесть откуда взявшийся прошлогодний экземпляр «Органа Власти» и открыл газету на третьей странице. Ещё раз осмотрев кабинет и с шумом выдохнув воздух, нажал кнопку вызова. Дверь отворилась с трёхсекундной задержкой, в проёме, словно вышколенный лакей, стояла домохозяйка, которая произнесла торжественным голосом.
– К вам Генрих Иванович и Дмитрий Сергеевич! – осознав свою оплошность, женщина покраснела и постаралась исправить ошибку. – Сергей Дмитриевич, главный редактор «Члена Власти».