Лана Мейер
Демон внутри меня – 2
Пролог
А знаешь, на что ещё способен Дьявол? Наполнить человека… такой злобой и такими тёмными мыслями, что они поглощают его. Но каждый сам делает выбор: позволить тьме гноиться и расти, либо дать свету внутри пробиться и подавить тьму.(c)
«Меня зовут Мелисса. Мелисса.»
Я повторяю это про себя, как мантру, когда выхожу из такси и спокойно иду по дорожке, ведущей к входу в Психиатрическую клинику Нью-Йорка.
– Меня зовут Мелисса, – произношу снова, но теперь уже вслух. Это всегда помогало мне, но ненадолго. Помогало забыть мне все, что я пережила.
Выкинуть из жизни три года не так уж и трудно, когда думаешь, что они происходили не с тобой. Именно поэтому я начала писать. Смех, да и только. Но я начала писать книгу о Лейле, тем самым пытаясь убедить себя, что Лейла всего лишь плод моего воображения.
Чудовищная фантазия, которую я выдумала.
Но каждый раз, когда я видела в отражении зеркала отметины, которые Кай навсегда оставил на моем теле, я вспоминала жуткую реальность.
Отпечатки его рук – заметные только мне, и все же заметные, до сих пор красуются под моими ребрами. Следы от его пальцев, что высечены рубцами на коже в форме полумесяцев.
Это можно запудрить, спрятать, скрыть. Над внешностью можно измываться, как угодно.
Да, из души не вычеркнуть всего кошмара, как и не вычеркнуть то, что я чувствовала, когда человек, которому я отдала свое сердце, рикошетом швырнул мне его обратно.
Поставил на колени, заставил прилюдно ублажать другого. Когда-то я была для него рабой, вещью.
А потом Кай Стоунэм стал для меня всем.
В те дни.
В те дни, когда мы держались за руки, провожая закаты над небоскребами Нью-Йорка в саду на вершине сотого этажа. В том самом саду, где он помог мне понять все, и принять то, что нуждаюсь в этом мужчине.
В те дни, когда он целовал каждый шрам на моем теле, который оставил не он.
В те дни, когда мы жили вместе, как семья, и казалось, это будет длиться вечно.
В те самые дни, когда я наконец узнала многие из его тайн и доверила ему все свои мечты, которые Кай воплощал в жизнь.
Я до сих пор помню капли дождя на наших телах, и то, как он берет меня на руки. Помню, каждое слово и прикосновение. За последние три года своей жизни я столько раз падала вниз, столько раз поднималась до звезд. Вместе с ним.
Наверное, я слишком быстро поверила в сказку, которая стала нашей реальностью. На несколько дней, мгновений. Это была наша бесконечность.
Безумная бесконечность.
Когда наша вселенная умирала, я знала, что это навсегда. И не думала, что приду к нему сама, что мы снова встретимся.
Мне необходимо увидеть Кая.
Я должна. Должна дописать нашу историю. Силы и вдохновение покинули меня без него, поэтому нужен…в последний раз.
Моя маленькая месть. Небольшая доза эйфории, наркотика и вдохновения.
Осталось всего несколько строк…
И я мечтала о том, чтобы Кай Стоунэм упал в мои ноги, когда увидит меня ТАКОЙ.
На мне белая легкая блуза с открытыми плечами и рукавами фонариками. Юбка-карандаш до колена с молнией спереди, вытягивающая и без того длинные ноги. Лабутены, красная помада, и роскошная укладка. Я выгляжу…как модель с обложки.
Кого я обманываю?
Я выгляжу, как кукла. Но разве не этого хотел Стоунэм?
И в то же время я выгляжу сильной, гордой и независимой. Я хочу чтобы он видел, что ему не удалось меня сломать. Присвоить.
Но знаю, что вся иллюзия моей силы разрушится, как только я загляну в бездну его манящих и притягательно дьявольских глаз.
Я показываю пресс карту администратору клиники, расплываясь в улыбке.
– К мистеру Стоунэму, пожалуйста.
– Вы уверены, мисс? – молодая девушка на ресепшене явно в смятении. Конечно, ведь то, что Стоунэм находится в психушке, должно быть тайной для всех. А тут журналистка пожаловала.
– Уверена. Можете не притворяться, Синтия. Я знаю все про этого пациента и уверяю вас, мне необходимо быть у него ровно через две минуты, – хладнокровно сообщаю я, постукивая ноготками по столешнице.
Я сама себе отвратительна. Я отвратительна Лейле…но стерва Мелисса вернулась и не собиралась падать в ноги своему монстру.
– Хорошо, хорошо. К нему…можно, – после короткого звонка девушка сжалилась. Я направилась за ней по белоснежным коридорам клиники, то и дело замечая странноватых личностей. Кто-то истошно орал ругательства, когда мы проходили мимо столовой…кто-то кричал о том, что он «нормальный» и его срочно нужно выпустить отсюда.
Страшно подумать о том, что еще бы чуть-чуть… Еще совсем немного, и я бы тоже слонялась по стенам этой клиники. А Кай? Он бы жил, продолжая и дальше коллекционировать своих живых игрушек.
– Если что, вы можете нажать красную кнопку на стене, – предупредила меня Синтия, улыбнувшись скромной и тихой улыбкой. Еще одна будущая жертва. Девочке нужно быть поосторожней и не задерживаться на улицах города после полуночи…
Администратор открыла полностью стеклянную дверь, впуская меня в белоснежную комнату с мягкими стенами.
Кровь стыла в жилах от такого зрелища.
Стены помещения были обиты подушками, интерьер скромный: кровать и кресло. Белоснежные, чистые. Такие, какими никогда не будет душа человека, восседающего на кресле.
Он не сразу поднимает на меня взгляд. Клянусь, лучше бы он этого не делал.
Я смотрю на Кая, чувствуя, как органы внутри шевелятся словно змеи. Путы волнения съедают меня изнутри, нижняя губа предательски трепещет.
Он чертовски сексуален даже в белом одеянии – хлопковые штаны и рубаха. Он похож на принца из фильмов о эпохе семнадцатого века – они спали в похожей одежде. Рубаха ему велика, и я могу видеть четкие ключицы, в которые столько раз впивалась зубами в порыве оргазма.
Нас разделяют считанные шаги, и вся моя решительно падает перед моим создателем и королем.
Ты не Леа.
Она жалобно скулит, лезет и царапает стенку, бьется в агонии, мечтая дотронуться до него лишь кончиками пальцев…
Но ее боль впереди. Ее боль там – во взгляде каре-зеленой бездны. Кай, наконец, поднимает глаза и смотрит на меня.
– Вот мы и встретились, Стоунэм, – несмотря на все мои старания, понимаю, что ему ничего не стоит прочитать по моему голосу ВСЕ, что ему нужно. И дрожь, и боль, и боготворение.
Но его равнодушный, пустой, холодный, как снега Арктики взгляд отталкивает меня не хуже массивного кулака Кая.
Это была не маска. Не специально сыгранный, смоделированный взгляд, желающий меня задеть, как это бывало прежде.
Взгляд праведный, спокойный, сдержанный. За пеленой зеленых глаз нет психа, что привязывал меня к кровати и трахал в рот. Там нет психа, что говорил мне грязные вещи, избивал ремнем и унижал раз за разом.
Это не Кай. Не мой Кай. Это…
Сердце разлетается на куски, не веря в то, что я не обрела того, чего так долго хотела. Я даже не пригубила свою Вендетту…
Он играет? Неужели играет? Но зачем, Кай? Так далеко зашел в своих играх? Уже испробовал все, что мог, и не знал, как ударить больнее?
У тебя получилось.
Лучше бы он бил. Лучше бы кричал. Лучше бы кинулся ко мне, горя в агонии и злости. Ненавидел бы. Плевал бы в лицо.
Присвоил, клеймил, как раньше. Но не глядел бы на меня так, будто видит впервые.
Будто нас не связывает не единое воспоминание.
Не единое!
Нет…нет…пожалуйста.
Мой милый. Вернись…вернись ко мне.
Я задыхаюсь, но Каю мало. Он хочет нанести последний удар, загнать кол в мое итак бездыханное, полуживое, разбитое сердце. Он хочет добить осколки.
Я слышу голос моего мужчины, но вижу то, что его больше нет. И этот голос заставляет ВСПОМНИТЬ все и трепетать, но в то же время осознавать, насколько другим он звучит.
Это не мой король и моя боль.
– Я вас знаю? – это все, что звучит из его уст в сочетании с совершенно сдержанным взглядом в мою сторону.
Я едва стою на ногах, чтобы не загнуться от боли, что заражает мое сердце.
Глава 1
Египет, 2027 год (после событий романа «Демон внутри меня» прошел год, который Кай провел сначала в Штатах, потом в Египте и на острове Бали)
Мне слишком хорошо знакомо это чувство. Я прожил с ним всю жизнь.
Давление на виски до разрыва вен на лбу, перекрытие кислорода в легких.
Мне приходится прикладывать все свои силы, чтобы двигаться вперед. Несмотря на мою физическую подготовку и форму, мне действительно тяжело. Баттал – наш гид, предупреждал об этом.
Мы все должны пройти через муки, подобные тем, что испытываем, когда рождаемся, чтобы получить шанс на отпущение грехов.
Лишь бы успеть до рассвета.
Периодически оглядываясь назад, я вижу позади себя вереницу из задыхающихся и запыхавшихся людей. Мы поднимаемся к звездам почти в кромешной тьме.
Взойти на гору Синай высотой 2285 метров не было моим спонтанным решением. Я всегда знал об этом месте. Согласно Библейским рассказам именно здесь Бог явился Моисею и дал Десять заповедей.
По преданию тот, кто сможет взойти на вершину, получит отпущение всех грехов с рассветом.
Я думал о всех этих людях, что плетутся позади меня и гида. Паломниках, глубоко верующих и просто туристах.
Что гложет их настолько сильно, что они по своей воле взбираются на гору, чтобы просто встретить рассвет? Свято верят в то, что Бог отпустит им все грехи?
Я думал не конкретно об этих людях, а о том, что едва ли среди всей этой толпы здесь есть тот человек, который не в курсе, сколько непростительных грехов он совершил. Они по крайней мере отдавали себе отчет в своих действиях.
Деймон совершил много ужасных поступков. Я совершил. Но я… «настоящий я» бы никогда не лишил человека жизни. По крайней мере, очень на это надеялся.
Бывало, в порыве гнева я часто хотел причинить боль, истязать. Но не перейти за грань.
Единственный человек, которому бы я пустил пулю в висок, был Деймон. Демон, что сидел внутри меня всю жизнь и питался моими самыми яркими эмоциями, оставляя в душе лишь ненависть.
Иногда я думал о том, чтобы это было бы единственным верным решением. Лучше бы я дал тот пистолет в руки Леа и позволил бы ей убить меня.
Я бы хотел прикоснуться к ее губам вместо последнего слова, а там уже и умереть не жалко.
Но все изменилось. Я бы мог убить. За Леа. Если бы этой девочке угрожала опасность, я бы уже не рассуждал здравым смыслом.
И этого молокососа Кристиана. Одного кадра из воспоминаний хватит мне, чтобы представить, как холостая пробивает его узкий лоб.
Гребанный придурок. Воспользовался Леа. Воспользовался моей девочкой, моей игрушкой.
Только я могу причинять этой девочке боль… И я уже причинил. Придет время и мне придется ответить за каждый свой поступок и поступок Деймона, чтобы вернуть ее.
Мои чувства к Леа были монетой, что крутилась и падала вверх то одной, то другой стороной – иногда светлой, когда мне казалось, что я беззаветно влюбился в нее, как обезумевший подросток.
Да. Полюбил одну из своих экспериментальных девочек, кукол, на которых годами отрабатывал техники программирования.
Порой сторона выпадала темная, и мне хотелось вцепиться зубами в ее нежную шею и растерзать, при этом приговаривая, как сильно я ее ненавижу.
Как хочу наказать за то, что ее губы вытворяли с другим…
Но нет. Я, конечно, ублюдок, но в состоянии осознать, что у девушки не было выбора. Я хочу побороться. Слишком поздно понял, что мне не нужна запрограммированная кукла, жаждущая меня только потому, что я внушил ей желать. Я хотел быть ее осознанным выбором. Ее настоящим выбором.
Почему понадобилось столько времени, чтобы прийти к такому выводу? Я не знаю. Мы часто совершаем ошибки. Говорим, не думая. Делаем, рубим с плеча. Я был одержим мыслью подчинить ее, но она все переиграла. Наверное в тот момент, когда я увидел ее крылья на дне ванной, в моем мозгу что-то переключилось. Перемкнуло.
Мне искренне хочется верить, что в тот момент все изменилось: моя душа приостановила свое разрушение, которое длилось многие годы. Возможно даже, начала постепенно становиться цельной.
Я ухватился за канат, который Леа, сама того не зная, бросила в мою яму с демонами, и собирался любой ценой выползти наружу.
Желательно новым, полноценным человеком.
Но едва ли я исправим. Искреннего раскаяния здесь мало. Леа нужны поступки.
Я не знаю, КАКИЕ поступки смогут перечеркнуть все, что я сделал с кисой. Я могу сделать только хуже.
Ведь не могу, не умею любить и проявлять свои чувства так, как нормальные люди.
Я пытался лечиться, вернувшись в Штаты, и кое-что удалось прояснить: обрывки воспоминаний из детства стали более яркими и живыми. Но как только я начинал подбираться к разгадке, голова отключалась. Провал в памяти за провалом.
Сидеть в психушке или тюрьме я все же не собирался. Все, что у них есть на меня, это записка с угрозой, которую Деймон оставил Лейле. Это был еще один кусочек распавшегося пазла.
Записку «другой я» положил в цветы и наверняка добавил яду в виде фотографий, которые довели Лейлу до попытки самоубийства. В глазах Леа я – безумец с тягой к извращенным удовольствиям. Представляю ее состояние, когда она поняла, что я занимаюсь подобным бля*ством, а сам прошу жить, дышать мной, и боготворить меня. Она просто не выдержала такого предательства. Этот кошмар достоин более грязных ругательств, но правда в том, что не я управлял своим телом во время подобных фотосессий. Я, конечно, не святой, но не заводят меня предпочтения Деймона.
Гребанный извращенец.
Экспертиза показала, что подчерк на записке не мой, поэтому с меня сняли все обвинения. Еще бы. Это был подчерк Дейма.
Лидия убила себя сама. Вот что я точно вспомнил на последних сеансах психотерапии. Это был настоящий прорыв. На какое-то время я будто соединился со вторым своим «я» и все вспомнил. У нас с женой намечалась горячая ночка, и мы всегда любили ролевые игры. Она умоляла связать ее, более того, она сама звала Деймона, потому что была одержима им.
Но даже Дей бы не убил Лидию. И он этого не делал. Я вспомнил, как Лидия шептала в порыве страсти, чтобы он пообещал…пообещал больше не возвращаться в свой злачный клуб. Обещала ему, что заменит ему ВСЕХ этих девушек, от чего он разозлился и наговорил ей грубостей. И чтобы не придушить ее в порыве ярости, Дейм вышел из номера.
Эти воспоминания были невероятны. Даже у Деймона, как оказалось, есть сердце. Пусть дохлое и безобразное, но хоть наполненное какими-то чувствами к человеку. Понятия не имею, почему он так проникся к Лидии.
Она покончила с собой даже не из-за ссоры и его грубости, а потому, что просто не выдержала. Устала бороться с моими демонами, да и со своими тоже.
У Лидии было слишком тяжелое детство и жизнь. Она стала психиатром, чтобы понять проблемы в своей душе, но в итоге сделала себе только хуже.
Любовь к Деймону ее добила.
Но не я ее задушил.
Я продолжал лечение, понимая только то, что не могу даже думать о Лейле, пока хоть немного не соберу свое сознание. Нельзя подвергать ее новому риску.
Но никогда не переставал за ней наблюдать. Многое из ее поступков расстраивало меня, но у нас еще будет время обсудить это…Она и Аксель Честер.
Хм, серьезно? Девочка моя. Серьезно думаешь, что сможешь быть с другим?
Оставался только вопрос: хватит ли жизни на то, чтобы стать цельным?
Могу ли я полностью понять свое «я», пока мое подсознание упорно не хочет принимать то, что случилось со мной в далеком детстве?
Годами я строил догадки. Пытался найти ответы, зная, что они лежат на поверхности. Отец сделал что-то ужасное в ту ночь в террариуме. Я помню запах крови.