Вот так, месяцами ничего не происходит, а потом бац – и не угодно ли слетать домой за казенный счет? Правда, не на пикник, а на работу, и довольно непривычную… Как в анекдоте про кремлевскую стену: «уговорил, похоронят тебя в ней. Но ложиться нужно завтра».
Антон какое-то время сидел в нерешительности. За всю свою карьеру он проэкзаменовал всего-то трех кандидатов, каждый раз долго к этому готовясь и очень волнуясь, чтобы не облажаться самому. А тут такая толпа. Боязно как-то…
А фиг с ним, вдруг подумал он. Вряд ли они там будут разбираться, сколько у него опыта. И вообще не факт, что соберется толпа желающих поехать. Во-первых, русских в конторе немного. Во-вторых, срочность: по местным меркам полторы недели – это как в России завтра. Ну и наконец, из тех наших, кто здесь давно сидит, далеко не все рвутся на родину. Даже ненадолго. Но вот двадцать человек… я после этого голос не потеряю? Да нет, наверное – это же они отдуваться будут, кандидаты то есть. Ладно, кажется, решился…
Оставался, правда, еще вопрос с собственной семьей, и тут Антон почувствовал легкую робость. Он давным-давно никуда не ездил один, да еще на целую неделю. Правда, дети уже не маленькие, так что, наверное, Лена справится… да и вообще, это же командировка, а не то чтобы для собственного удовольствия… но все же домашний номер он набирал с некоторой робостью.
– Лен, привет, – сказал он. – Слушай, тут такое дело… Ты как посмотришь, если я на неделю съезжу в Москву? Точнее, даже в Питер. По работе, – поспешно прибавил он и перессказал ей остальное. – Это как… ничего?
– Конечно, поезжай, – спокойно ответила Лена. – Хоть Питер наконец увидишь. Поезжай, поезжай!
– А вы тут как, справитесь одни? – все еще не очень уверенно спросил Антон.
– Нет, от голода умрем, – съехидничала Лена. – Приедешь и найдешь три мертвых тела. Ладно… когда, ты говоришь, у вас отъезд? Может, я тогда для мамы еще кое-что успею купить…
«Уф, слава богу», – подумал Антон, положив трубку. Конечно, бывает, что Ленка слишком многого от него хочет. С детьми сидеть – всегда почему-то в неподходящее время; в выходные расслабиться не дает… Но все-таки приятно убедиться, что, когда надо, можно на нее рассчитывать. «Надо будет ей обязательно подарок призвезти», – решил он. Отправил ответ в международный отдел, посмотрел на часы (до обеда оставалось еще полчаса) и, вздохнув, вернулся к заевшей программе.
***
Через полторы недели, в субботу рано утром, в аэропорту Сан-Франциско он сел на самолет. Все набранные в поездку «десантники», командование которыми возложили на индуса средних лет с непроизносимо длинной фамилией, попали на разные рейсы. Антону предстояло добираться до Москвы в одиночестве, двумя самолетами с пересадкой в городе Атланта, а от Москвы до Питера ехать на поезде.
До Атланты он долетел часов за пять. Рейс в Москву отправлялся из другого терминала, в противоположном конце аэропорта. Чтобы размяться, Антон решил дойти туда по подземному тоннелю для пешеходов. В результате тащиться пришлось километра полтора – таким огромным оказался этот полный народа транзитный караван-сарай. А город-то – меньше нашего Ростова… Второй самолет провисел в воздухе десять часов, за которые день с ночью поменялись местами, а Антон, как всегда, слегка одурел от бесконечного сидения в кресле. Наконец, вынырнув из низких облаков, «Боинг» со стуком коснулся колесами бетонки. Заревели двигатели, гася скорость на реверсе. За окном под низким небом желтела пожухшая трава, вдали маячило серо-коричневое здание аэропорта… приехали. Здравствуй, родина.
Паспортный контроль и получение багажа прошли довольно резво; мордатые таможенники скользнули по обладателю единственного маленького чемодана ленивыми взглядами, и только. На улице было прохладно, воздух был по-осеннему прозрачным и бодрящим. Антон с наслаждением вдохнул полной грудью. Да, пахнет не так, как в Штатах, и первое, что чувствуется – запах выхлопов. А ведь все равно приятно. И странно как-то, чудно, и отчего-то весело. За высоким бетонным забором шумели самолеты. «Нигде нет неба ниже чем здесь… нигде нет неба ближе чем здесь» – всплыла в памяти строчка из песни.
Когда он добрался до дома, в Калифорнии была ночь. Там все давно спали – кроме жены, ждавшей его звонка. Он иногда и не знал, радоваться или раздражаться на то, что его так опекают. Особенно в последнее время. Что-то, кажется, слишком активно стали ему указывать, что делать…
– Антошка, я без тебя уже скучаю, – сказала Лена. – Дети давно спят, пора самой ложиться, но одной даже странно как-то…
– Я тоже скучаю, – стараясь копировать ее интонацию, ответил Антон. Правда, сейчас, на свободе, за возбуждением, усталостью и нервозностью по поводу завтрашнего, он особенной тоски расставания не испытывал. Если уж совсем откровенно, сбежать от однообразной семейной жизни было даже приятно. Но ему все же не хотелось выглядеть перед ней каким-то бездушным.
– Андрей страшно завидует, что ты на поезде поедешь, – продолжала тем временем Лена. – Полчаса меня расспрашивал, как там все устроено, где ты будешь спать, будут ли тебя кормить… Прямо по-настоящему волнуется. Может, ты ему посмотришь в подарок какой-нибудь паровозик игрушечный?
– Хорошо, – без особого восторга ответил Антон. Ему было очень приятно, что маленький сын так помнит о нем. Но почему из этого следовала необходимость покупать очередную игрушку, когда они и так вываливаются отовсюду… – Посмотрю, если время будет, – сказал он, стараясь говорить потверже. – Или просто расскажу ему, как что было, когда приеду. Ты ему так и передай, – а про себя подумал: «не забыть бы опять…». Неприятные случаи забывчивости уже бывали. Почему-то плохо у него получалось помнить все эти семейные обязанности.
Они еще поговорили о каких-то домашних мелочах и распрощались. Антон положил трубку и почувствовал, что его тянет в сон. Москва, о которой он мечтал столько времени, была вон там, за окном. И погода была отличная – сквозь ветви еще не облетевших деревьев в комнату ласково заглядывало невысокое солнце, словно приглашая пройтись. «Славная осень! Здоровый, ядреный воздух усталые силы бодрит…». Некрасов. Давным-давно в школе учил. Теперь уже как-то не верится, что вот здесь, куда сейчас прибыл с кратким визитом, я когда-то учился в школе… Действительно, что ли, пойти погулять?
В этот момент зазвонил телефон. Мама взяла трубку, послушала и сказала:
– Тебя. Не успел приехать…
Звонил Сергей, которому Антон еще из Америки сообщил о приезде. Тот самый, с которым они когда-то студентами прошли вместе шесть или семь сложных походов. В том числе и достопамятный, на Полярном Урале, где в одну из ночей сражались с порванной палаткой. С тех пор, правда, многое изменилось. Антон уже не первый год обретался за границей. Серега же, который в свое время учился в Бауманском институте на кафедре двигателей внутреннего сгорания, в итоге приземлился в фирме, занимающейся всевозможной компьютеризацией. Там он работал над вещами, не имеющими ни малейшего отношения к двигателям, но все же требующим приложения кое-какой конструкторской мысли. Год назад его сделали руководителем маленькой группы, а теперь в ней было уже человек двадцать. Судя по тому, как Сергей командовал в тех походах, где его выбирали командиром, он должен был быть хорошим менеджером – ответственным, заботливым, планирующим все детали. Слуга царю, отец солдатам.
Вот только эта работа совсем его засосала. И их общую спортивную страсть, которая свела вместе его, Антона и остальных, подарила им крепкую дружбу и общие воспоминания – да какие! – он давно забросил. Сделался из героя-путешественника офисным червем… да ладно, все мы хороши. Какие тут к черту путешествия, в особенности совершенно необходимая подготовка к оным. Какое планирование маршрута, подбор снаряжения, тренировки, когда домой, насколько было известно Антону, Серега теперь добирался не раньше одиннадцати, а отпуск с трудом выцарапывал на неделю-полторы в год? Память о славном прошлом тускнеет с каждым годом, ничего нового и яркого не происходит… спасибо, что вообще не забыли друг о друге.
– Привет, Антон, – бодро сказал Сергей. – С приездом. Ну как, нормально долетел?
– Привет! Да в общем, нормально, долго только.
– Ну, ты у нас привычный, – усмехнулся Серега. – Как тебе Москва-то?
– Да в общем, как обычно. Вроде пару каких-то новых высотных зданий по дороге заметил, а в остальном все по-прежнему. А, еще на Ленинградском проспекте что-то копают без конца.
– Может, расширяют. Или чинят.
– В мой прошлый приезд они, по-моему, в тех же самых местах чинили…
– А ты думал. Надо же людей работой обеспечивать.
Они договорились насчет встречи после возвращения из Питера, а потом Сергей полюбопытствовал:
– Ну ты как, готов к миссии?
– Более-менее. Да и не один же я там буду.
– А что, много вас таких приехало?
– Человек десять.
– Ух ты! А зачем так много?
– Да понимаешь, у фирмы политика, что с каждым кандидатом разговаривают пять-шесть действующих сотрудников, по очереди. И решение принимается по сумме мнений. Это не везде так, но у нас вот такая… демократическая система.
– Демократия ваша американская… – по голосу почувствовалось, что Серега скептически улыбается.
– Да ладно, почему американская. Она еще в Древней Греции была. Или в Новгороде. Но вообще-то, – примирительно закончил Антон, – это наше внутрифирменное народовластие – оно, конечно, относительное. Все равно на последней стадии начальство все утверждает. Или не утверждает.
– Вот я и говорю, – Серега заметно оживился, получив, по-видимому, подтверждение своим мыслям. – Ерунда все это. Везде, как начальство скажет, так и будет. И тут, и там.
– Ну, на уровне фирмы, пожалуй, да. – Антон призадумался. Ему было ясно, что между типичным западным и отечественным стилем управления все-таки есть разница, но он как-то не мог сходу объяснить, в чем она. – Я думаю… – тут он вспомнил про нынешнюю Серегину работу, – все-таки есть отличие – делает руководство, как его левой пятке захотелось, или хоть что-то обсудит сперва. Ты вот сам теперь начальник. И лично у тебя, если вопрос сложный, не возникает желания с кем-нибудь из своих подчиненных посоветоваться? Как в свое время в горах, помнишь – подходим под перевал, начинаем вместе думать, как его пролезть, в каком порядке пойдем, кто что будет делать…
– Посоветоваться, может, и хочется. Да только народ в последнее время пошел какой-то… бестолковый. Или безынициативный. А часто и то и другое сразу. Хотя денег еще как хотят… Я вот свою группу всю сам набирал. Сначала набрал, а потом самому же пришлось чуть не половину уволить из-за полной непригодности. Те, что вместо них взял, оказались ненамного лучше. И все они, честно говоря, только на выполнение указаний и годятся. Сами думать, планировать, тем более новые идеи рожать – либо не могут, либо ленятся. А те немногие, кто и могут, и в силах, ответственности боятся. Вот и командую один, как диктатор. А что делать?
Действительно, а что делать, подумал Антон. Сетования такого рода он в последнее время слышал практически от всех московских друзей и знакомых, выбившихся в какие-никакие руководители. Можно было подумать, что все остальное население вдруг разом обленилось и поглупело. Понятно, что так не бывает. Но если знать, как в последнее время упал в России уровень любого образования, и сколько умных голов отъехало искать счастья за границей, то приходилось признать, что в этом суждении есть доля истины… И все же у него не проходило смутное ощущение, что что-то тут не так. Слишком поверхностное объяснение. Ведь там, где он жил сейчас, большинство тоже состояло из не слишком умных, слабо образованных, от природы ленивых. Но ведь как-то работает у них все, находятся в нужный момент новые руководители, выделяются из общей среды… Вот именно, что из своей же среды выделяются, и нет этого нашего постоянного антагонизма: «ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак». Тут разница в менталитете действительно очень заметна. Может, в этом все дело, в пресловутых правах человека, в признании за другими права на собственное достоинство и разумение – и, кстати, в ответном признании ими ответственности за свои действия… Да, прекрасное объяснение. Осталось проверить его на практике – не хотите ли вернуться и чем-нибудь поруководить на родине, дорогой вы наш эмигрант?
Остаток дня он провел в разговорах с соскучившимися родителями и каких-то вялых действиях, призванных побороть желание спать. Наконец, около полуночи погрузился в «Красную стрелу», зашел в свое купе, блаженно вытянулся на полке и тут же заснул.
На следующий день с утра, еще окончательно не придя в себя и сам удивляясь тому, где и чем занимается, Антон сидел в комнате арендованного офиса и разговаривал с первыми претендентами. Причина спешки и неожиданного обилия кандидатов давно разъяснилась. Оказалась, что другая американская фирма, у которой в последнее время плохо шли дела, неожиданно решила закрыть свое отделение в Питере. Наиболее сильным из нескольких десятков увольняемых сотрудников предложили, правда, переехать в отделение в Чехии. Но переезжать почти никто не захотел – выяснилось, что их и тут могут трудоустроить. Возможно, даже на лучших условиях. По крайней мере, «Зиллион», росший и искавший таланты по всему миру, отозвался сразу.
Большинство кандидатов Антона приятно удивили. Если быть совсем честным с собой, он отнюдь не был уверен, что сумел бы быстро справиться со всеми тестовыми вопросами и задачами, которые он и остальные «десантники» им подсовывали. А эти напрягались и, надо же, почти все вытягивали. Многие выглядели не только технически подкованными, но и инициативными, с огоньком в глазах. Похоже, не везде ситуация с рабочей силой была так плоха, как представлял ее Серега. А может, здесь просто больше платили и лучше умели руководить?
Три дня пролетели быстро, работы было навалом, и города за это время он почти не увидел. Потенциальные сотрудники шли и шли – дотошный начальник миссии решил воспользоваться моментом и обработать здесь всех, кого только можно, включая способных студентов. Поток иссяк лишь в середине завершающего дня. Антон дописал последний отчет и почувствовал необыкновенную легкость, как когда-то после экзаменов. Вот она, свобода – пора грабить город!
Правда, разграбление, по нынешним скучным временам, их доблестному войску заменили автобусной экскурсией. Но и это было неплохо. Погода, в последние несколько дней мрачная и дождливая, вдруг смилостивилась. Город, который он до этого видел лишь однажды, еще ребенком, открылся весь, в ясном, холодноватом свете осени. И Антон неожиданно понял, что удивлен и восхищен, несмотря на то, что уже видел и Лондон, и Париж, и Нью-Йорк.
Он почувствовал здесь как будто какой-то отрыв от повседневного, нездешность. Этого не было в других прославленных городах. Они были красивыми, разными, но всегда земными, сухопутными поселениями… а Питер вдруг оказался как будто и не городом, а кораблем, плывущим над металлически-синей Невой, словно по морским просторам. Улицы были вычерченны в правильном, параллельно-перпендикулярном порядке, как коридоры на судне. Шпиль Петропавловской крепости вдруг оказался мачтой, Дворцовая площадь – просторной, чисто выметенной верхней палубой, дома на набережных глядели окнами вдаль, подобно корабельным надстройкам. В одном городе как-то совмещалась природная стихийность и геометрический порядок, романтизм и суровые будни, безбрежное море и корабельная теснота, чудеса архитектуры и бездушный индустриальный пейзаж… Может, из этого сочетания несовместимого здесь родилась поэзия Серебряного века, а еще лет через семьдесят – немалый и лучший кусок русского рока? Да, и еще революция между ними…