19
Коньяк, коктейли и сигары…
мельканье разномастных лиц,
загулы, пьяные угары,
лобзанье вздутых губ девиц.
Деляги, менеджеры, клерки
шныряют словно в водах нерки.
Кидалы, сутенёров ряд —
все ловят тайно нужный взгляд.
Субретки разных поколений,
то группами, то по одной,
в надежде каждой быть женой
ждут им желанных мановений.
Чтоб провести хоть с кем-то ночь.
А утром разбежаться прочь.
20
Отдал Илюша дань пороку.
Зачем, уж кто теперь поймёт.
Зарёкся, к злачному порогу
он больше близ не подойдёт.
– Пора найти свою дорогу,
оставить «новую породу»
пока не поздно – честь спасти,
сойти с опасного пути.
Так думал в дремоте Онегин,
когда его в рассветный час
таксист лихой, нажав на газ,
мчал на авто окраски пегой.
Продолжим сразу мысль его
пока на сон не увлекло.
21
– Что я нашел в кругу далёком
от дел мирских, мечты и грёз?
Хотя бы только лишь намёком
всё это принимал всерьёз:
хмельной кураж и «наслажденье»,
как бесовское наважденье,
комедиантов пошлый круг
и сонм назойливых «подруг».
Паяцев в вычурных халатах.
Отныне в «пропасть» ни ногой.
Найду я в жизни путь другой.
Забуду о гульбе и «хатах».
Не тот я вытянул билет,
туда, где счастья, пользы нет.
22
Сомненья, поиски, терзанья
Ильи в излёте юных лет
и заблужденья, и страданья,
наверное, найдут ответ.
Уж, очень велики соблазны
(быть может, вы и не согласны),
и с малых лет рука отца
не выправляла путь юнца.
Он не обрёл по жизни друга.
К тому ж, лишен отцовских уз.
Носил он с детства этот груз,
не чувствуя родного круга.
Он одинок и чувством жил
и от того исканий пыл.
23
Илья нередко удивлялся,
как отошел легко от дел.
Чем на чужбине занимался,
к тому и быстро охладел.
Неужто же греховный омут
затягивает так, что тонут
в нём всяк, кто станет на краю
и попадёт в его струю?
И вспоминал приют спартанский,
где стол рабочий у окна.
Лишь нужное для дум и сна.
И в обстановке пуританской:
компьютер, стул, кровать, диван,
да полка с книгами в навал.
24
Для всех студенческие годы,
предтеча взрослых зрелых лет.
Там начинают свои всходы
и гражданин, и человек.
Днем, лекций толк и откровений,
открытий, прений, озарений,
а вечер – оперный театр,
душевный нравственный «заряд».
И чинный плавный круг в антракте,
где тихий говор в такт шагам.
И вдруг, сокурсница – мадам
«плывёт» к тебе в вечернем платье.
Полночный хлад остудит кровь,
чтоб утром жизнь кипела вновь.
25
Не выезжал Илья из дому
и дни в прогулках коротал.
Искал замену он содому,
в котором раньше обретал.
Пожить решил пока спокойно.
Романов авторов достойных
прилежно, с толком почитать
и с ними вместе помечтать.
В конце – концов, и передачи
по телевизору смотреть.
За футболистов поболеть.
Но редко выпадут удачи.
Хотел он душу освежить,
достойно в трезвости пожить.
26
По материнскому совету
взять у неё с десяток книг,
назавтра, встав уже с рассвета,
перебирал по виду их.
Смородина, Гонцова, Босхи…
он отобрал для переноски,
насколько позволял их вес
и проявился интерес
к матриархату от культуры.
Решил поверить в женский вкус.
Быть может есть средь них и Пруст,
и утонченные натуры.
Конечно, есть и не одна —
писатель дельный и умна.
27
Но после краткого прочтенья,
лишь уделив на строчку миг.
Илья, не выказав почтенья,
к литературе дамских книг,
отнёс обратно всё беремя.
Чтоб не терять напрасно время
и рассовал по полкам сам
творения прекрасных дам.
– Быть может, телевизор годен
разбить подспудную хандру.
Он развлекает всю страну
и стал сегодня очень моден.
Рекламу, правда, говорят,
без меры вставить норовят.
28
Так мыслил, думаю, Онегин,
когда с расстройства на диван
уселся вечером, наметив,
глядеть в мерцающий экран.
Программы мало что сулили:
стриптиз, правительство хвалили,
невестку хаяла свекровь,
а в остальном – кошмар и кровь.
Да «юмор» черный, низкий, пошлый,
со всех каналов в мир летел.
Над пультом депутат потел
и выступал политик дошлый.
Илья, то злился, то скучал
и телевизор выключал.
29
Разочарованный Онегин,
отвергнув свет, ушел в себя.
Уж стынет Пётр из звонкой меди,
прицелив остриё копья.
Он вспомнил ярко эту пору
и санки юркие под гору,
зажатые между колен,
как необузданный олень,
неслись. И инея узоры,
как звёзд неведомых лучи,
накидкой белой из парчи
застлали окна и заборы.
И мчался в ночь морозный день,
под звёзд мерцающую сень.
30
Но иногда порой бессонной,
Илья, открыв завесу штор,
глядел на звёзды в небе тёмном
и про себя вёл разговор.
О вечном, мнимом в этом свете,
о смысле жизни и завете.
Зарубках прожитых годов,
неверно сделанных шагов.
О будущем своём уделе
и предназначенности в нём.
Семье, где царствуют вдвоём
и настоящем в жизни деле.
Петра творенье – город жил,
полночный месяц в небе стыл.
31
Невольно мог сравнить Онегин
два Петербурга, тот, что был,
его вписал Поэт навеки
и тот, что перед взором стыл.
«Встаёт купец, идёт разносчик,
на биржу тянется извозчик,
с кувшином охтенка спешит,
под ней снег утренний хрустит.
Проснулся утра шум приятный.
Открыты ставни, трубный дым
столбом восходит голубым,
и хлебник, немец аккуратный»…
И дальше продолжал Поэт.
Перед Ильей же этот свет.
32
Встаёт в тревоге город дымный,
в сугробы снега погружён.
Стоит в сосулях дом старинный,
пудовым грузом заряжён.
Под ним с опаской торопливо
по тропке узкой молчаливо
спешит испуганный народ
различных классов и пород.
Толпятся менеджеры, клерки
у точек для продажи вин,
как – будто там «забили стрелки»
среди бугров собачьих «мин»…
Но тут хандре пришел конец,
от дяди зов принёс гонец.
33
Онегин был при встрече с дядей,
растроган, сильно удручен.
Ведь, на того с любовью глядя,
он видел – старец обречен.
И встрече не дано продлиться.
Они смогли уединиться
из-за вмешательства врачей,
лишь через несколько ночей.
Там дядя все свои наказы
обговорить не опоздал.
Илье от сейфа ключ отдал
и адвокату дал приказы.
Предчувствовал второй отец
многострадальный свой конец.
34
И вскоре грянула разлука,
теперь уже до судных дней,
а ритуальная обслуга
церковный разлила елей.
Немного было провожатых
и рук с сочувствием пожатых.
Прискорбный поминальный час,
я думаю, не тронет вас.
Не то с Онегиным. Впервые
он расставался навсегда.
Не раз отверзнулась слеза
в минуты эти роковые.
И скоро вечный хладный холм
для дяди стал – приют и дом.
35
Лишь после дня сорокового,
обычай предков соблюдя,
Илья, не видя в том дурного,
в наследство дяди ввёл себя.
Чтоб облегчить хозяйства бремя,
хотя ещё не вышло время.
Он порешил – пришла пора,
так будет лучше для двора.
Отвлечь себя от дум прискорбных.
К тому же был служивый люд,
чтоб содержать аллеи, пруд…
И отобрать людей проворных
на в дом, и кухню, чтоб беда
не приносила всем вреда.
36
Оставлены для всей обслуги:
хозяйка, повар, садовод,
шофер, управделами, слуги,
электрик, столяр, коневод.
Еще с десяток караульных,
на случай и для дел патрульных,
забор, периметр охранять.
Конечно, трудно нам понять
запросы и причуды мужа,
пока еще и без жены,
но в этом нет его вины.
Наверно, каждый в доме нужен.
Не мы их будем содержать
и пред хозяином дрожать.
37
Пока Илья жил одиноко,
приёмы светские не вёл,
но приглашений в гости много
в хозяйской папке он нашёл.
Лишь обустройство и заботы
и по имению работы
ещё не отпускали в мир.
Он жил теперь не как жуир.
Лишь временами было время
прогулку в роще совершить,
или галопом поспешить,
поймав ногою ловко стремя.
Но за пределами ворот,
не знал, какой живёт народ.
38
Лишь иногда смотрел визитки,
раскрыв в гостиной свой бювар —
своеобразные калитки
в дома, где сроду не бывал.
Соседей, дядиных знакомых,
к Илье сочувствием влекомых
и тех, кто провожал его,
он не запомнил никого.
Но был готов отдать всем почесть
и долг за дядю им вернуть.
Не прочь был заодно взглянуть,
что тут скрывать, на мнимых дочек.
Но всё откладывал поход,
как бережливый – свой расход.