Пролог
Морозный, чистый и звенящий, словно горный хрусталь, воздух застыл в полном оцепенении. Обширная поляна, окружённая высоченными вековыми соснами с седыми шапками крон и могучими, похожими на дружину былинных богатырей, чёрными дубами, сверкала и искрилась снежным нетронутым покрывалом. Тишина стояла такая, что казалась нереальной, космической, потрясающей своей бездонной глубиной и безграничностью. Суровый пейзаж завораживал взгляд и гипнотизировал сознание, едва пробудившееся от сна.
Мужчина, стоящий возле приземистого сруба охотничьей заимки, тихо прошептал:
–– И впрямь – Белое безмолвие… Господи, хорошо–то как…
Даже этот едва слышимый шёпот разнёсся по округе с быстротой молнии и вспугнул лесных обитателей. Тут же в ответ послышался раскатистая и долгая дробь дятла, где–то треснула ветка под вспорхнувшей птицей, захлопали крылья. Мужчина улыбнулся, ничуть не сожалея о нарушенном вселенском покое. Занималось ленивое зимнее утро, и уже пора было отправляться в путь. Мужчина обернулся, чтобы поторопить товарищей, но вдруг за его спиной скрипнула дверь, и из избушки вместе с клубами пара гурьбой вывалились охотники с полной амуницией.
–– А денёк–то будет клёвый, – с довольной ухмылкой сказал коренастый парень в тёплой меховой камуфлированной куртке и пушистой лисьей шапке. Он хлопнул Андрея по плечу и спросил: – Ты чего задумался, Андрей?
–– Да так… Красота, – ответил тот, широким жестом указав на окрестности.
–– Ничего себе картинка, – согласился с ним Николай.
–– Картинка… Эх, городские, – то ли с обидой, то ли снисходительно вставил Петрович – местный егерь, вышедший из избушки последним и заперший дверь на обычный колышек, вставленный в проушину накладного «языка». – Не умеете вы жить.
–– Да ладно тебе, Петрович, это я так, в шутку, – ответил ему Николай.
Петрович только кивнул, не желая вступать в полемику, и сказал сурово:
–– Хорош, трепаться, мужики. Пора выступать.
Охотники принялись молча и деловито укладывать снаряжение в снегоходы, а через несколько минут взревели моторы, и небольшой отряд тронулся в путь, прокладывая укатанную колею прямо по снежной целине поляны.
Вот уже более часа Андрей лежал за поваленным стволом дерева, стараясь не шевелиться и не издавать ни звука, но без движения мороз пробирал до костей даже сквозь толстый слой гагачьего пуха канадского комбинезона. Не помогала и куча лапника, которую он настелил возле расщеплённого пня по совету опытного Петровича, расставившего охотников по номерам. Чтобы хоть как–то согреться, он поочерёдно напрягал и расслаблял мышцы, но и этот приём помогал лишь на минуту – другую. И всё же, Андрей терпел и мороз, и невыносимое желание закурить ради редкого удовольствия полностью отдаться первобытным человеческим инстинктам. Охота – древнейшее занятие мужчин – привлекала его не возможностью самоутверждения. Исход поединка со зверем был предрешён заранее. Мощный полуавтоматический карабин с оптикой практически не оставлял ни малейшего шанса даже самому свирепому хищнику, лишая охотника законной гордости от такой «победы». Охота давала эмоциональную разрядку от общения с живой природой и снимала с плеч хотя бы на время груз проблем цивилизованного человека, что было куда важнее любых добытых трофеев. Но охотничий азарт не был чужд и ему. Вот и теперь, лёжа на лапнике и замерев под белым маскхалатом, Андрей весь обратился в слух и был предельно внимателен.
Вот, наконец, где–то далеко послышался заливистый и остервенелый лай собак. Этот сигнал был понятен даже человеку, не слишком искушённому в тонкостях и премудростях охоты, и означал, что начался гон зверя. Загонщики вышли на логово волчьей стаи, умные и бесстрашные сибирские лайки подняли её с лёжки и теперь гнали серых прямиком на флажки, под пули охотников, не позволяя им свернуть с рокового курса и оторваться от преследования.
Напряжённо всматриваясь в пространство перед собой, Андрей ждал приближения стаи, разминая в рукавицах замёрзшие пальцы. Лай становился всё громче и яростнее. Один за другим хлопнули три выстрела, и эхо разнесло по лесу их громовые раскаты, всполошив мелких птиц и белок, мигом попрятавшихся в дуплах. Уже можно было различить и приглушённые крики загонщиков. Андрей решил, что пора изготовиться. Стянув рукавицы, он снял карабин с предохранителя, прильнул к окуляру и ещё раз тщательно подрегулировал фокус, ориентируясь на видневшиеся среди торчащих из сугробов голых кустов флажки. Вереница красных тряпок охватывала небольшую поляну полукольцом, за которой и расположились в укрытиях стрелки. Андрею всегда казался странным и непонятным почти мистический страх этих очень умных, коварных, сильных и свирепых хищников перед обычным куском ткани. Где–то в глубине души он сочувствовал волкам.
На минуту, задумавшись, Андрей всё же прозевал момент появления стаи на поляне. Волки бежали совершенно бесшумно, и только тихое поскрипывание снега под лапами выдало их, когда стая оказалась совсем близко. Несколько серых силуэтов быстро двигались след в след. Строй возглавлял седой матёрый вожак, за которым бежали молодые волки и волчицы с более тёмной шерстью. Андрей поразился сообразительности волков. Они явно понимали, что погоня может оказаться долгой, и экономили силы, ведь бежать по проложенному следу было значительно легче, чем по глубокому снегу. Но вот, вожак внезапно остановился и тихо зарычал, морща нос и обнажив клыки. Шерсть на загривке зверя вздыбилась, а сам он присел на задние лапы и поджал хвост. Прямо перед ним, всего лишь в нескольких метрах, висела красная тряпка. Чуткий нюх зверя уловил враждебный запах человека, но неведомый и странный источник угрозы сбил опытного вожака с толка, и он словно растерялся. Сквозь линзы оптического прицела Андрей в мельчайших подробностях мог рассмотреть этого красивого и сильного хищника, настоящего хозяина леса. Ему показалось, что он увидел выражение страха и отчаяния на морде волка, от ума и решительности которого зависела судьба всей стаи, и сердце его вдруг защемило. Зверь был в его руках, но что–то удерживало палец на спусковом крючке. Андрей так и не смог нажать на него, давая зверю шанс.
Эта секундная заминка стала роковой для стаи. Слева и справа от Андрея загремели выстрелы. Сразу три волка, выбежавшие из строя и попавшие в сектора обстрела, упали на снег, забившись в предсмертной агонии и обагряя белое покрывало брызнувшими фонтанами алой крови. Вожак среагировал молниеносно, с места отскочив в сторону сразу на три метра. Это спасло ему жизнь. Ударившая пуля взметнула клубы снежной пыли как раз на том месте, где он стоял мгновение назад.
Волки заметались по поляне, проваливаясь по брюхо в глубоком снегу. Они искали спасения, отчаянно борясь за жизнь, но смерть настигала бедняг одного за другим. Их жуткий пронзительный вой, визг от страшной боли и яростное рычание отчаяния эхом метались по поляне вместе с ними, смешиваясь с треском выстрелом и злобным лаем собак.
От ужасной какофонии звуков Андрею стало не по себе. Он наблюдал за этим побоищем в каком–то странном оцепенении, так и не сделав ни одного выстрела. Ему почему–то расхотелось участвовать в охоте, азарт бесследно исчез, а где–то в глубине души зародился неясный протест против убийства. Разумом он понимал, что волки зимой – настоящие разбойники и наносят большой вред и без того небогатым крестьянским хозяйствам, вырезая за одну ночь по нескольку десятков коз и овец, а порой забираясь в сараи и утаскивая телят и поросят. Но он понимал и то, что они – санитары леса, поддерживающие баланс в хрупкой экосистеме. Эти простые истины, известные со школьной скамьи, заставляли усомниться в праве человека уничтожать божьи творения по собственной воле и уразумению. Каждая тварь была сотворена Создателем с какой–то целью, и только Он мог решать судьбу своих творений…
Всё это промелькнуло в мозгу Андрея как озарение. Он встал на колени и уже не таился, с болью в сердце, глядя на безжизненные трупы волков, разбросанные по истоптанной поляне. И вдруг он увидел его – большого седого вожака. Волк больше не метался по поляне. Он бежал на флажки, презрев свой страх перед опасностью и смертью. Перемахнув через гирлянду, вожак призывно взвыл. Ещё двое или трое волков последовали за ним, но были сражены пулями. Вожак, не останавливаясь, мчался вперёд прямо на Андрея. Три десятка метров между флажками и лёжкой за поваленным стволом он преодолел в несколько прыжков и был уже совсем рядом с человеком, но охотник так и не вскинул карабин, хотя и мог уложить зверя одним выстрелом в упор. На мгновение их глаза встретились. Андрея словно обожгло ледяной решимостью зверя. Со стороны вожака было чистым безумием пытаться вырваться из западни таким способом. Но выбор у него был не богат: либо погибнуть под пулями охотников, либо от клыков свирепых лаек. И зверь, и человек каким–то непостижимым образом поняли друг друга. В самый последний момент вожак чуть уклонился в сторону и прыгнул, перемахнув через ствол поваленного дерева и едва не зацепив Андрея лапами. Мужчина вскочил на ноги и обернулся, глядя вслед убегающему волку, чей серый силуэт быстро исчез среди частокола деревьев. На его губах застыла восхищённая и довольная улыба.
Выстрелы внезапно смолкли. Только разгорячённые погоней лайки всё ещё заходились в лае и рвали на поляне поверженных врагов. Андрей услышал хруст снега под ногами бегущих к нему людей и спокойно встретил товарищей. На лицах охотников читались досада и раздражение.
–– Ты, почему не стрелял, Андрюха?! – Воскликнул Николай. – Такого волчару упустил! Это же вожак!
–– Извини, патрон заело… – Виновато ответил Андрей, придумав не слишком правдоподобную версию. – Пока провозился, он и рванул. Но каков молодец! Это надо же, через флажки да на стволы!..
–– Жить захочешь – пойдёшь на всё. Терять–то нечего. Пан, или пропал, – согласился с ним Николай, смягчив тон.
–– Заело, говоришь? – Недоверчиво переспросил Андрея подошедший к ним Петрович и протянул руку к его карабину. Тот отдал оружие без пререканий и спокойно наблюдал, как егерь, передёрнув затвор, осмотрел карабин, хмыкнул и, понимающе взглянув ему в глаза, сказал коротко, но многозначительно: – Бывает…
Глава 1
Высоко в небе, распластав крылья на упругих струях ветра, кружил коршун, зорко высматривая добычу. Опытная птица знала, что шансов поживиться у неё больше не в поле, а на довольно узкой, но длинной, полосе меж двух странных рощ, протянувшихся до самого горизонта. Посреди этой полосы сновали ещё более странные и не живые, но громыхающие и чадящие, огромные чудовища. Именно они были источником дармовой пищи для хищника, не брезгующего и падалью. Множество раздавленных трупов мелких животных валялись на твёрдой широкой тропе, а по обе стороны от неё на откосах виднелись сотни нор грызунов, облюбовавших это шумное место из–за изобилия остатков пищи, разбрасываемой стальными монстрами.
С высоты птичьего полёта серая лента дороги с белым пунктиром разметки казалась бесконечным транспортером, а мчащийся по ней автомобиль – всего лишь перепуганной медлительной букашкой, стремящейся уползти подальше от опасности, угрожающей его временному владельцу.
Эту незримо и стремительно надвигающуюся угрозу, сидящий за рулем, мужчина ощущал едва ли не кожей, и от того движения его были резкими и нервными, а мысли путанными, рваными и нелогичными. Его состояние можно было охарактеризовать одним лишь словом – паника, и оно всецело охватило и подчинило себе волю и разум этого отнюдь не глупого и не слабохарактерного человека, каким все знали в недавней прошлой жизни Андрея Макарова.
Крепко вцепившись руками в баранку, Андрей вёл машину, как безумец, выжимая из потрепанной «Лады» всё возможное. Он то и дело бросал подозрительный тревожный взгляд в зеркала заднего вида, со страхом ожидая погони, и пристально вглядывался вдаль, пытаясь угадать, не поджидает ли его притаившаяся где–нибудь за поворотом или в лесопосадке засада. Страх накатывался на него волнами противной нервной дрожи, едва он замечал настигающие его автомобили, и костяшки пальцев белели от напряжения, а сердце начинало биться, как в лихорадке. В который раз он утирал с лица холодный пот, когда очередная иномарка, обогнавшая его, уносилась всё дальше вперед, не проявляя к нему интереса.
Судорожно вздохнув, Андрей чуть–чуть расслабился. Даже несмотря на леденящий душу страх и ужас от жутчайшего кошмара, который ему довелось пережить, невозможно было постоянно находиться в том крайне взвинченном и напряженном состоянии, в котором находился он с того самого момента как…
Андрей встряхнул головой, словно пытаясь отделаться от навязчивых мыслей, и машинально похлопал ладонью по карманам. Он забыл, что они были совершенно пусты, и, поняв это, коротко и раздраженно выпалил:
–– Чёрт!
Ему невыносимо хотелось курить. За сигарету он бы отдал сейчас всё на свете. Открыв «бардачок», Андрей стал шарить в нём, но рука натыкалась лишь на магнитофонные кассеты, какую–то крепёжную мелочь и пару отвёрток. Единственно полезной вещью для него оказалась коробка спичек, и она перекочевала в карман брюк. Не успокоившись на этом, Андрей выдвинул пепельницу. К его радости хозяин машины не часто наводил в ней порядок, и ему удалось поживиться парой полноценных «бычков». Сдув пепел, и слегка размяв окурки в пальцах, Андрей спрятал один в карман пиджака, а другой, отбросив неуместную брезгливость, зажал в губах и с силой вдавил прикуриватель в гнездо. Он с жадностью затянулся крепким табачным дымом и медленно выпустил из легких сизую струю. В горле запершило с непривычки к дешёвому сорту, но забористость табака сейчас была как нельзя кстати. Выкурив остаток сигареты до фильтра, Андрей щелчком отправил тлеющий огрызок в открытое окно. На душе стало ничуть не легче, но всё же нервы, словно натянутые до предела струны, слегка ослабили своё натяжение. Впереди маячил чадящий КАМАЗ с прицепом. Вонь от чёрных клубов выхлопа раздражала. Андрей переключил передачу и стал настигать грузовик, намереваясь обойти его, и в этот момент минутное расслабление сыграло с ним злую шутку. Безжалостная память снова ввергла его в пучину кошмара…
Пробуждение было похоже на мучительное всплытие с большой глубины, когда воздуха в лёгких уже нет, а над головой – давящая толща темной и мутной воды. Задыхаясь, он очнулся, резко и конвульсивно выгнув спину и до хруста в скулах распахнув рот, словно пытаясь втянуть в себя всю земную атмосферу одним махом. Руки дёрнулись в последнем рывке, и что–то звякнуло. Этот странный звук удивил Андрея, только начинавшего соображать, что сидит он на чём–то твёрдом и ровном и непохожем ни на морское дно, ни на берег. Перед его глазами всё расплывалось, как в тумане, но всё же контуры предметов, окружавших его, хотя и с трудом, но угадывались.
Кажется, это была комната, обставленная дорогой и красивой мебелью. Ну, да, прямо перед ним стоял огромный белый платяной шкаф! В его зеркальных дверцах, в мягком полумраке пространства спальни, он разглядел своё размытое отражение. Свет падал откуда–то сзади. Чуть повернув голову, Андрей увидел стоящую на тумбочке лампу с симпатичным зелёным абажуром, а прямо за ним виднелась просторная кровать, на край которой он опирался плечами. Затылком он ощутил что–то тёплое и мягкое. В зеркале Андрей видел лишь какое–то большое светлое пятно за своей спиной, и разобрать, что это такое, не мог. Он не помнил, как оказался здесь, и даже чей это дом, и с недоумением озирался, пытаясь хоть что–то припомнить. Затем он попытался подняться с пола, и с удивлением обнаружил, что руки и ноги плохо слушаются его. Всё тело, все мускулы были словно чужими и непослушными, слабо реагирующими на приказы мозга, да и сами мысли были какими–то неповоротливыми и тягучими, а ощущения… странными. И всё же, хотя и с трудом, ему удалось повернуться и встать на четвереньки. Рука оперлась на что–то твёрдое и холодное. Он взял этот предмет в ладонь и вдруг почувствовал боль. В его руке был большой кухонный нож, и, если бы не боль в порезанной ладони, он вряд ли бы хоть как–то отреагировал на это, поскольку разум словно дремал и был очень далёк от восприятия реальности. Боль заставила его бросить нож. Андрей выпрямился, стоя на коленях, и хотел получше разглядеть ранку в свете лампы, как вдруг его взгляд упал на кровать.
То, что виделось непонятным отражением в зеркале, предстало перед его затуманенным взором кровавым кошмаром, леденящим душу, от которого он оцепенел и не смел пошевелиться. На кровати лежало обнажённое женское тело, но любоваться этим зрелищем мог бы только обезумевший маньяк, поскольку шея, грудь и живот были просто искромсаны ужасными ранами, а белую кожу сплошь заливали потёки крови. Под телом на шикарной простыне из белого шёлка расплылась огромная кровавая лужа. Андрея передернуло, словно ударом тока, он вскочил на ноги и в ужасе закричал:
–– Элла! Эля–я–я!!!
Душераздирающий вой клаксона, резанувший по ушам, мгновенно вернул Андрея к реальности. Прямо на него мчалась сорокатонная фура, которую он, начав обгон чадящего КАМАЗа, каким–то непостижимым образом не заметил. Волосы на его голове встали дыбом. Тормозить было поздно, и Андрей вдавил педаль акселератора в пол, резко приняв вправо перед самым носом грузовика. «Лада» проскочила в узкую щель меж двух автомобилей, лишь чудом избежав столкновения. В открытое окно пахнуло плотной горячей гарью от промчавшегося в полуметре огромного «Мерседеса». С минуту он никак не мог прийти в себя от потрясения, затем смахнул капли пота с бровей и тихо выдохнул: