И, разумеется, Кремль, самое загадочное, самое зловещее – в определённом смысле – место Московского Леса. Увы, здесь Сергей не мог удовлетворить его любопытства: как и прочие лесовики, он питался байками да слухами, редко содержащими хотя бы крупицу истины.
– Кстати, рассказали тут недавно… – Бич припомнил анекдот, слышанный от знакомого лодочника. – Стучится лешак в кремлёвские ворота: «Можно тут у вас поселиться?» Охранники фигеют: «Ты чё, больной?» «Да, – говорит – больной и очень-очень старый».
– Да ведь этому анекдоту лет сто! – восхитился Виктор. – его ещё в советские времена придумали, кажется, при Брежневе. Сам-то я не помню, отец рассказывал – он страсть, как любил подобные истории.
– Да? Тогда ещё один: «Почему кремлёвская стена такая высокая?..»
– Знаю! – заржал Смотритель. – «…чтобы всякая сволочь не перелазила!»
– «…туда, или оттуда?» – закончил егерь. – Ну, точно: ничего в этом мире не меняется…
– Веселитесь? – раздалось из проёма в потолке, куда вела кирпичная, с коваными перилами, лестница. – А форточку опять не закрыли. Смотрите, заберётся какая-нибудь многоножка, будете за ней по всей Норе скакать с топорами…
Форточкой в Норе называли небольшой люк, проделанный в кровле – он служил для проветривания и играл роль аварийного выхода: выбравшись на крышу, можно было по пожарной лестнице спуститься на землю. Или перепрыгнуть на нижние низко свисающие ветви огромных, по полсотни метров в высоту, лип. Правда, для этого желательно быть почтовой белкой, как родная дочка Смотрителя Норы, чья зелёная, с ярко изумрудными глазами, рожица как раз сейчас и смотрела сверху на собеседников.
Яська преодолела лестницу одним длиннющим прыжком. По пути она мазнула беличьим хвостом по столу, опрокинув бутылку марочного армянского коньяка. К счастью – на две трети пустую.
– Осторожно, посуду побьёшь! – Виктор едва успел подхватить драгоценную ёмкость. – Можно хотя бы в доме ходить, как все люди, а не изображать Бэтмена?
Вместо ответа Яська показала отцу острый язычок и, подобрав хвост, уселась на табурет. Пёс поднял кудлатую башку, огляделся, и со вздохом водрузил её на колени белке. Та тут же принялась чесать его за ухом и, лишь завершив эту ответственную процедуру, соизволила обратиться к гостю.
– Привет, Бич! Надолго в Нору?
– Да как получится… – егерь неопределённо пожал плечами. – Вроде, ничего срочного на горизонте нет. Решил вот, пока есть время, привести в порядок арсенал.
В Норе Бич держал лишь малую часть своей оружейной коллекции – рабочие стволы, которые могли пригодиться в странствиях по Лесу. Остальное хранилось в подвальном «схроне» на площади Гагарина.
– Вот и отлично! – Яська захлопала в ладоши. – Ева на днях тоже обещала заглянуть, что-то ей срочно занадобилось…
Сергей кивнул. Ева слыла в сообществе егерей непревзойдённым медиком и знатоком лесной фармакологии. В обширных подвалах Норы она устроила целую лабораторию.
– Между прочим… – обернулась к отцу, состроив ехидную рожицу, – она спрашивала, ты баньку-то достроил? Сказала: «приду – вместе обновим…»
При этих словах лицо Виктор приобрело бурый оттенок – на обветренной, задубевшей коже смотрителя Норы это изображало румянец смущения.
«…вот, значит, с кем он собрался париться? Ну, Ева, ну старая греховодница…
…впрочем, почему – «старая»? Ей и шестидесяти нет. Как известно, в Лесу годы порой текут в обратном направлении, а притирания и прочая косметика на особых, лесных ингредиентах, неизменно давала чудодейственный эффект. Так что, Ева могла вогнать в депрессию любую обитательницу Замкадья, тратящую миллионы на пластику и прочие ухищрения в надежде скрыть свой истинный возраст…»
– А для меня ничего нет? – осведомился Сергей. Небрежно осведомился, не желая давать девчонке повод для колкостей. Устал.
Вместо ответа та хлопнула себя ладошкой по лбу.
– Ещё как есть! Странная история: утром находит меня Томка – это наша, белка, – и говорит: «тут для твоего Бича, пакет имеется.
– Пакет? От кого?
Вместо ответа она развела руками. Егерь понимающе кивнул строгие кастовые правила запрещали почтовым белкам раскрывать имена клиентов. Может, ради него Яська и пошла бы против профессиональной этики – но она, видимо, и сама не знала отправителя.
– Ладно, давай сюда. Сколько за доставку?
– А сколько не жалко?
– Значит, нисколько. – не удержался Сергей. Он взял со стола вилку и вскрыл пакет. – Вот оно как… интересно…
– Что там? – жадно спросила Яська.
– Да так, ничего особенного… – он сложил листок и спрятал в карман. – Прости, Палыч, но придётся вам обедать без меня.
III
Чекист упёр приклад «Маузера» в плечо, поймал в прорезь россыпь шариков-глаз и дважды нажал на спуск.
Бац – вз-з-з!
Бац – вз-з-з!
Визг рикошета. На хитине, там, куда ударили пули калибра 7,63 мм, возникли светлые звёздчатые отметины. Второй ракопаук, отсидевшийся за спиной своего собрата, изготавливается к броску.
Сапёр закинул за спину дробовик и, держа в левой руке баллон, направил узкий раструб на тварей. Резкое шипение, облако пыли заволокло ракопауков.
– Всем задержать дыхание!
Белёсый туман рассеивается почти сразу, словно его частички притягиваются к бурому хитину. А гадина продолжает движение – поднимается на задние пары ходуль, поднимая корпус, украшенный широким шипастым гребнем. Некрупная, не больше собаки, тварь мгновенно прибавляет в росте чуть ли не вдвое, клешне-шипы вскидываются для разящего удара сверху вниз.
Одна из опорных конечностей ломается с сухим треском. Ракопаук падает на бок, острия с размаху впиваются в паркет. Второй, опомнившийся после ударов пуль, сдерживает разбег – между ним и вожделенной добычей неуклюже копошится пострадавшая особь.
Щелчок, сектор переводчика-предохранителя послушно сползает на одну риску.
Р-р-рах! Р-р-рах!
От двух коротких, по три патрона, очередей, панцирь лопается, как арбуз, разбрызгивая во все стороны гнойно-белое содержимое.
Р-р-рах! Р-р-рах! Р-р-рах!
Оставшиеся патроны вылетают по пытающейся подняться твари – новая порция ошмётков разлетается по стенам, с которых свисают отставшие полосы дорогущих тиснёных, с потускневшей позолотой, обоев.
Щелчком сменить магазин, рвануть на себя рубчатую головку затыльника. Длинная со сквозным отверстием, спица курка замирает в крайнем положении – «Маузер» снова готов разразиться пулемётной дробью.
– Берегись, твою мать! Слева!
Мессер навскидку, с одной руки, стреляет из карабина и опрокидывается на спину, кувырком уходя от новой опасности. Пуля срезает один из шипов на гребне появившегося в дверном проёме ракопаука – здоровенного, раза в полтора крупнее погибших собратьев.
– Окно держите, мать вашу! Окно!
Это Мехвод. Он подхватывает тяжёлое, обтянутое расползшейся полосатой тканью, кресло на вычурно-гнутых ножках, вскакивает на кровать. И – с размаху обрушивает свой снаряд на ракопаука.
Треск ломающегося дерева, паническое верещание шипастой дряни, пришлёпнутой к паркету образчиком мебельной роскоши.
– Холера ясна!
Яцек прыжком преодолевает полтора метра, отделяющего его от ракопаука. Суёт ствол обреза между шевелящихся хелицеров, жмёт на спуск. И пятится, брезгливо вытирая лицо от брызнувшей дряни.
– Мессер, коридор!
Чернявый, цыганистого вида, боец, осторожно выглядывает из- за дверного косяка. Карабин у плеча, палец подрагивает на спуске.
– Чисто, начальник! Этот был последний, драть его вперехлёст…
Чекист выглянул в окно. Вид с двадцать седьмого этажа открывался величественный. Купы громадных клёнов загораживали Новоарбатский мост и набережную, и только верхушка высоченного, прямоугольного, с маленькой квадратной башенкой по центру, здания, выглядывала из-за крон. Когда-то это здание было белым, но теперь зелёное одеяло мхов и лишайников укрывало его снизу до верху сплошным рыхлым ковром. Соседняя башня – узкий вертикальный пенал из стекла и бетона – давно обрушился, и его руины прятались за деревьями, оккупировавшими противоположный берег.
– Слышь, боец, а чего ты орал про окно? На кой его держать, если эти твари по деревьям не лазают?
– И по древолианам тоже. – добавил поляк. Он оторвал от покрывала кусок ткани и брезгливо стирал ошмётки внутренностей со своего «фельдграу».
– …и по стенам. Только по земле бегают, курва мать…
– Так я, эта… – Мехвод сдвинул танкошлем и поскрёб затылок. Процесс анализа собственных поступков давался ему нелегко. – Гляжу, значит – окно открыто, ну и крикнул. На всякий случай.
– На всякий… – поляк сплюнул и отшвырнул испакощенную тряпку. – баран, пся крев… Командир, влепи ему наряд, а?
– За што?
Чекист сощурился и кивнул.
– Два. За ненадлежащее знание матчасти. А будешь спорить – ещё добавлю. Матчасть учи, боец! Этот, как его… определитель фауны Леса. Зря я, что ли, копию у Шапиры выпросил?
– Откуда они вообще тут взялись? – спросил подошедший Сапёр. Баллон распылителя висел у него на плече. – В «Определителе» же ясно сказано: «ареал обитания – Бережковская набережная, руины старой ТЭЦ».
– Точно, вспомнил! – обрадовался Мехвод. – Сетуньцы их там ловят для боёв на Арене.
– Арене-шмарене… – Командир «партизан» сплюнул. – Вот оттуда и взялись – чего тут до Бережковской-то? Ты лучше скажи: там ещё что-нибудь есть?
Сапёр встряхнул распылитель.
– Использовал только два раза. Должно было остаться ещё на два-три пуска.
– Да толку-то от этого дерьма! – влез Мессер. – Только в носу першит, а этим гадам хоть бы хны!
И пнул ногой дохлого ракопаука.
– Не, боец… – Чекист присел на корточки и стал осматривать поверженную тварь. – Вон, как разъело – весь панцирь будто кислотой сбрызнули! А нога и вовсе не выдержала, подломилась. Ты, вот что: отковыряй пару кусков хитина – там, где посильнее разъело. Отнесём Шапире – не зря он нам эту шипучку отдал для испытаний. Пущай порадуется…
Он встал, отстегнул кобуру и стал засовывать в неё маузер. Тот никак не лез. Чекист вполголоса выматерился.
– Погоди, пан командир.
– Яцек осторожно отобрал у него «Маузер», отщёлкнул длинный магазин. Вставил на его место другой, короче, на десять патронов.
– Так…
Чекист благодарно кивнул, засунул пистолет в коробку. Попал только с третьего раза – руки у него крупно дрожали.
Яцек, заметив это, покачал головой.
– Мехвод, флягу доставай, осталось там ещё? И давай по кругу, тшеба нервы трохэ успокоить.
Верно… – командир «партизан» защёлкнул, наконец, крышку кобуры, глотнул из фляги и удовлетворённо крякнул.
– Сейчас, только дух переведём, обшарим, что тут осталось – и ходу, пока новые не набежали. Мессер, ты сейф нашёл?
– Тута он! – раздалось из соседней комнаты. – В стену вделан, за картинкой. Ща я его…
Громкий металлический лязг. Пауза, разочарованная матерная тирада.
– Ну, чё там?
– Да ни хера! Пачка баксов, тощая. И блямба какая-то ссохшаяся, будто насрали.
– Чекай трохэ, гляну…
Яцек засунул обрез за пояс и направился к Мессеру.
– То были кредитки, пластиковые карты. – сообщил он спустя несколько минут. – Больше ничего – только пятьсот тридцать долларов мелкими купюрами и золотые запонки с агатами. Плесень всё сожрала, подчистую.
– Так ведь они, карты, то есть, в сейфе были?
– Ты совсем баран? Когда это сейфы бронили от Леса?
Чекист ещё раз приложился к горлышку и с сожалением вернул флягу владельцу.
– Ну, чего стоим, бойцы? Хабар сам в рюкзаки не запрыгнет. Нам ещё весь этаж надо осмотреть, и следующий тоже. Арбайтен, арбайтен, шнелль!
IV
– Здравствуйте, дорогие друзья! С вами снова Евгений Гурвиц и постоянный гость программы «Слово для Мира и Леса", признанный знаток истории этого вопроса, профессор Гарвардского университета Давид Рар. В прошлый раз мы говорили о трагедиях, к которому привело наступление Зелёного Прилива в Шанхае и Карачи…
Музыка вливалась в открытый иллюминатор, заглушая все прочие звуки. Оркестр на верхней палубе старался вовсю – настоящая, живая музыка, как и положено, на первоклассном теплоходе. Изюминка круиза – недолгая стоянка на Речвокзале знаменитого Московского Леса, во время которой пассажиры могут посетить местный рынок, приобрести сувениры, а так же некоторые снадобья, которые за МКАД днём с огнём не сыскать, а если и сыскать, то лишь за очень, очень большие деньги. Например – сильнейшие афродизиаки, потрясающую косметику, сделанную из чудодейственных лесных ингредиентов и – тс-с-с! – кое-какие не столь безобидные субстанции.
Пассажирам, перед тем, как сойти на берег, дают подписать бумагу, что они ознакомлены с опасностью подобных покупок – как и с ответственностью за попытку вывоза за пределы Леса запрещённых веществ. Но разве такие подписки способны кого-то остановить? Досмотр на Химкинском терминале сугубо формален, а в каютах хоть первого, хоть второго классов при минимальном старании спрятать можно что угодно. И уж тем более – вне каюты, если заранее заинтересовать стюарда или палубного матроса.
– …в Москве Зелёный прилив грянул в десять тридцать утра. Тринадцатого мая две тысячи двадцать четвёртого года. Масштаб бедствия нарастал лавинообразно: уже через три четверти часа встали в пробках все направления, по которым можно было покинуть город. Всё больше зданий разрушали стремительно прорастающие сквозь фундаменты деревья; число погибших под развалинами уже в первые часы, не поддавалось учёту. Посланные для разведки вертолёты и беспилотники либо разбивались из-за отказа бортовых систем, либо сообщали о вынужденных посадках, после чего связь с ними прерывалась. Немногие вернувшиеся принесли шокирующее известие о том, что город за пределами Садового Кольца захватывается громадными деревьями, растущими порой прямо сквозь жилые дома. В центре подобного явления не наблюдалось – там дело ограничивалось появлением на мостовых и тротуарах стремительно разрастающихся покровов мхов и лишайников, полностью блокирующих движение транспорта….
– Я часто думала: а как бы я повела себя, окажись в тот день в Москве?
Татьяна перевернулась на спину и закинула руки за голову. Простыня сползла, открыв взору грудь с вишенками сосков. Егор залюбовался столь соблазнительным зрелищем.
– А ты?
– Что – я?
– Ну, ты что бы делал?
– Не знаю… – он повторил движение подруги. Теперь они оба лежали, закинув руки за головы, и смотрели в низкий потолок каюты. – Наверное, помогал бы людям выбираться из города. А может, и остался бы, как Серёга.
– Кто?
– Ну, Серёга, Бич. Егерь, который скрипку принёс.
– А, он…
Татьяна перекатилась на живот. Простыня при этом движении упала на пол, обнажив пару не менее соблазнительных округлостей. Он не удержался и положил ладонь на ложбинку спины и медленно двинулся по направлению к пояснице.
– Заставил меня смотреть эту дурацкую передачу – вот и страдай теперь в одиночку. – Она извернулась, стряхивая расшалившуюся ладонь. – Я в душ, и даже не думай стучаться, не пущу!
Она вскочила с постели и, как была, нагишом, упорхнула в туалетную комнату. В каюте первого класса она была достаточно просторной, с душевой кабиной и джакузи. Егор проводил её взглядом, разочарованно вздохнул и прибавил громкость.
– …Люди, застигнутые Зелёным приливом в центре города, стихийно стекались к Кремлю, к чему несколько позже стало призывать их и МЧС. Попытки наладить эвакуацию по воздуху привели к новым жертвам, после чего людей стали вывозить, используя линию правительственного метро, соединяющего Кремль и «Внуково-2» – причём беженцами пришлось идти пешком по тоннелю. К 15.00 на всей территории города прекратила работать не только проводная, но и радиосвязь, а так же любые электронные устройства. К 17.00 начали приходить первые сообщения о так называемой Пластиковой Плесени – случаях стремительного разложения полимерных материалов. Счёт умерших от ураганных отёков гортани к тому моменту шёл на десятки тысяч…