– Никакой он не живой, лучше меня знаешь. И тот чиновник тоже мертвее мёртвого. Вокруг нас давно трупы…
– Они заслужили, – спокойно вынес приговор Оливин. – А о чём спрашивал следователь?
– Спрашивал, моя ли была записка.
– А ты?
– Сказала, моя. Там же мой почерк, да и подпись моя.
– Ты что, написала в записке своё имя?
– Я подписалась: Махаллат. Но следователь образованный попался. Мы с ним даже за мифологию потрещали, про Ад, про Рай, про демонов, ангелов и всё такое…
Оливин схватился за голову:
– Бредятина!
– Не такая уж и бредятина. Шайка наша – точно сборище бесов. Я тебе книжку умную дам, там про это как раз написано.
– Монахова, прекрати! Ты ж сама на тренингах сотням людей голову морочишь. Как ты после этого умудряешься на всякую мистическую пургу подсаживаться?
– Вот прочитаешь книжку и…
– Ничего я читать не собираюсь, – отмахнулся Оливин. – Лучше рассказывай, о чём следователь спрашивал.
– Спрашивал, когда мы с чиновником познакомились. Когда виделись в последний раз? С какой целью написала записку?
– Ну а ты?
– Всё согласно легенде… Сказала, что познакомились недавно. Шуры-муры были небольшие, без секса, чисто поболтать, пофлиртовать. В ресторан ходили пару раз, в театр. Ухаживал красиво, но был немного странный. Настаивал, чтобы писала ему записки. Просил даже в стихах, но я так не умела. А на днях я узнала, что он женат, что у него двое детей. Поэтому решила отношения прекратить. Встреча на крыше должна была стать последним ну типа романтическим свиданием. Он очень настаивал. Записочку очередную попросил написать. В башне под самой крышей есть отель. Думаю, он просто желал там со мной переспать – отметку в послужном списке поставить. Мне же не хотелось стать цифрой в статистике. Я человек простой, замуж хочу, детей, домашнего уюта. Он точно вариант неподходящий. Знаю таких, насмотрелась. Раз в неделю – отель. Раз в год – Турция. Измучают цветами-обещаниями, но благоверных со спиногрызами ни за что не бросят. В общем, не пошла я на свидание. Кто ж знал, что он от горя с крыши сиганёт. Жалко мужика в общем-то, но сам виноват.
Оливин захлопал.
– Большой театр по тебе плачет…
– В Большом опера и балет – не моё, – поправила Монахова. – Но в одном ты прав: роль свою помню, играю её без запиночки. А вот мои дорогие соратнички, видимо, кое-что забыли.
– Хорошо, хорошо, – Оливин закивал. – Забегу к шефу, попрошу, чтобы тебя тоже пригласили на совещание.
– Мне не надо одолжений, – не унималась Монахова. – Я полноценный член команды. Может быть, самый полезный её член. Скольких трудов мне стоило заманить того козла на крышу. Сколько раз он меня лапал своими потными ручонками. Когда его с брусчатки соскребали, я была самым счастливым человеком на земле.
Улыбка на устах Оливина исчезла. Он вдруг ясно понял, почему ему с Машей так комфортно. Эти стальные нотки в голосе и хищный оскал. Откуда подобный набор в хрупкой девушке?
Оливий обнял Махаллат и поцеловал. Поцелуй казался пьянящим, с привкусом крови и смерти. С предчувствием тысяч смертей…
Маммон
– Друзья мои, рад сообщить, что возникшие в «Ростехнадзоре» трудности преодолены и мы можем продолжать наш строительный проект в плановом режиме… Точнее, почти в плановом.
В зале для совещаний раздались аплодисменты.
Борис Юрьевич Маммонов, председатель «Ассоциации Девелоперов» (сокращённо «АД»), обвёл взглядом участников совещания и добавил:
– Хочу особо отметить человека, сыгравшего ключевую роль в решении данного вопроса. Машенька – вы молодчина!
– Спасибо, Борис Юрьевич, – поблагодарила Машенька, не забыв подчеркнуть:
– Очевидно, именно за свою «ключевую роль» я сегодня чуть не пролетела мимо важного совещания по бюджету.
– Я уже обратил на это внимание заведующего регламентом, – мило улыбнулся шеф. – Наш Рене обещал отладить отправку электронных писем через новый зашифрованный канал. Недоразумение связано с техническим сбоем, не более того…
Все вопросительно посмотрели на ответственного за регламент француза с русскими корнями Рене Ронове. В Аду его ненавидели буквально все, от членов совета директоров до мелких клерков. Он платил той же монетой. Сильней всего Ронове раздражала Мария Монахова. Он считал её включение в рабочую группу проекта «Вертикаль» ошибкой. Однако совещание по бюджету – не место для внутрикорпоративных войн. Ронове знал, чем восстановить статус-кво.
– Программисты устранили неисправность, и рассылки теперь будут приходить своевременно. Но я бы хотел напомнить всем о регламенте, – Ронове, словно судья, поднял вверх палец. – Напомню, что мы приняли решение не использовать своих настоящих имён во внутренней переписке, договорились пользоваться прозвищами, придуманными и утверждёнными ещё на первом заседании.
– Ну началось! – всплеснул руками начальник службы безопасности Молохов, он же Молох. – Этот дурдом порядком надоел. Мы будто в преступной шайке или в компьютерной игре.
– Мы не в шайке, мы в Аду, – засмеялся Маммон. – А мне лично задумка нравится. Если вдруг нашу переписку взломают, подумают, что тинейджеры развлекаются ну или сатанисты.
– Я вообще-то человек крещёный, верующий, – робко сказал Молохов. – Я поглядел в Интернете, кто такой этот Молох, которым меня прозвали. Тот ещё душегуб. Да и остальные не лучше. Неправильно это всё, не по-христиански…
– А людей с девяносто седьмого этажа вниз сбрасывать – по-христиански? – с усмешкой отметил Ронове. – Вы, Михал Михалыч, в церковь ещё сходите, помолитесь.
– Да уж ходил, не помогает, – вздохнул Молох.
– Так что с соблюдением регламента? – напомнил Ронове.
– Да будем мы соблюдать твой регламент, отвяжись! – включилась в разговор Лолита Маммонова, супруга председателя Ассоциации.
– Тебе хорошо говорить, тебя-то назвали Лилит – матерь демонов, соблазнительница мужчин, – тихо произнёс кто-то. – А меня вот окрестили Фурфуром, демоном-оленем. Я что, похож на оленя?
Все участники совещания невольно усмехнулись. Исполнительный директор по фамилии Фурманов и вправду был вылитый олень.
– Регламент – дело святое, – резюмировал председательствующий Маммон. – Только давайте уж и без перегибов. Используем псевдонимы только в переписке ну или в общении между собой. На публике рисоваться не обязательно.
Все вдруг разом посмотрели на Монахову.
– А чего все на меня уставились? Ну выскочило вчера на презентации «Махаллат». От избытка чувств. Не каждый день «мерседес» выигрываешь.
– Не от избытка чувств, а от недостатка ума, – прошептала Лолита Маммонова, но все её услышали.
– Недостаток ума – это когда вместо имени собственного пишешь на визитке «Лилит», а партию визиток делаешь из чистой платины стоимостью в двести пятьдесят штук, – огрызнулась Махаллат.
Лолита вспыхнула и подскочила на стуле.
– Ты вообще кто такая? Как смеешь? – закричала та. – Да одно мое желание – и вылетишь отсюда с волчьим билетом! Будешь всю жизнь в супермаркете вкалывать.
– Тоже мне, белая кость, королева бухучёта! – заискрила Монахова. – Ели б не твой папаша…
«Бабах», – вдруг раздалось в аудитории.
Это председательствующий хлопнул по столу то ли дыроколом, то ли степлером.
Воцарилась тишина.
– Напоминаю: наш Ад ненастоящий, и вести себя, словно ведьмы во время шабаша, вовсе не обязательно.
Мамонов бросил грозный взгляд на Монахову, а все присутствующие вжались в кресла, ожидая фирменной фразы начальника: «Уволена».
Однако случилось иное, невероятное.
– Напомню, что в начале совещания наша юная коллега Мария Александровна высказала претензию насчёт доли своего участия в проекте «Вертикаль», – произнёс Маммонов.
Не все сразу вспомнили, кто такая эта Мария Александровна. До этого Махаллат никто не называл по отчеству. Она была просто Маша, в лучшем случае Монахова.
– Так вот, повторюсь: роль Марии Александровны, нашей милой Махаллат, в проекте огромна. Если б не она, то у нас сейчас была бы масса проблем с «Ростехнадзором». И мы должны быть за это благодарны. Вчера мы организовали дело таким образом, что Маша выиграла автомобиль. Спасибо партнерам и «воле случая», отлично организованному коллегой Рене Ронове. Но, как мудро подметила Мария Александровна, машина – это статья расходов, а не статья доходов…
Монахова ударила взглядом-молнией в Оливина.
«Сдал, сукин сын!»
Махаллат, да и все вокруг, снова приготовились к чему-то ужасному, но начальник вдруг достал из кармана чековую книжку, а затем дьявольски прекрасную ручку, предназначенную для лучшей в мире процедуры – выписывания чеков. Взмахнув пером, Маммонов протянул заполненный чек Монаховой.
– Возьмите, Маша. Этого хватит, чтобы обмыть машину, да и не только…
Участники совещания зааплодировали. Аплодисменты длились долго. Всем требовалось переварить увиденное, понять, что происходит? Почему после публичной перебранки с женой начальника Монахову не просто помиловали, но ещё и поощрили?
Маммон же и не собирался тянуть с разгадкой.
– К большому сожалению, сегодня утром на нас свалилась очередная проблема, – произнёс тот, едва рукоплескания стихли. – Один из собственников земельного участка, на котором планируется строительство башни «Вертикаль», подал в суд. Он утверждает, что ему не выплачен гонорар. Он собирается отмотать сделку назад.
Рене Ронове встрепенулся.
– Это случайно не тот хипстер, который ломался дольше всех?
– Именно он, – подтвердил Маммонов.
– Так он же алкаш… Или наркоман…
– Революционер он, – погуглив, сказал кто-то. – Один из будущих лидеров демократической оппозиции. Так говорит Интернет.
– Он может быть трижды алкашом, наркоманом или лидером оппозиции. Это не важно. Важно то, что в суде зарегистрирован иск на отзыв сделки и штраф. А от имени истца выступает юридическая фирма «Эрнст энд Янг».
Кто-то присвистнул.
– Ничего себе.
– Но у нас же наверняка есть расписка, где указано, что он получил все деньги?
Присутствующие воззрились на начальника службы безопасности.
– Расписки нет, – понурив голову, произнёс Молохов. – Обыскали архив, прошерстили каждый миллиметр. Папка по данной сделке как в воду канула.
– Но есть же нотариат, реестр, должны остаться следы.
– Нотариальная контора недавно сгорела, их бумажных архивов больше не существует. Но самое интересное, что и электронная база данных пуста. Сделки словно не было.
В совещательной комнате повисла зловещая тишина. Первым её нарушил демон-олень, он же исполнительный директор Фурманов.
– То есть через пару месяцев суд наложит обеспечительные меры, и стройке конец, – предсказал мрачные перспективы Фурфур. – Это ведь тот самый участок, к которому примыкает сервитут – единственный подъездной путь к стройке. Другой дороги нет.
– Но это невозможно! – возмутился демон Пихтион, он же финансовый директор Пихтиков. – Подрядчики, котлован, опалубка, сваи – всё на низком старте. Все готово к заливке фундамента. Это ж непрерывный процесс месяца на два. Восемь бетонных заводов задействованы, четыреста единиц техники!
– Да начхать тому хипстеру на нашу технику. Нанял банду малолеток, чтоб нотариальную контору сожгли и архив хакнули. Теперь будет из нас бабки тянуть, – резюмировал Маммон.
– А может, снесём к чертям «Федерацию» или «Меркурий Тауэр»? Проложим новую дорогу, построим «Вертикаль». Ну а потом получим страховку и всё заново отстроим, – пошутил вдруг Оливий.
Улыбок не последовало. Участники совещания с тревогой и волнением посматривали на Махаллат. Кажется, все догадались в чем смысл недавнего аттракциона невиданной щедрости.
– Нечего сверлить меня демоническими взорами, – хихикнула Монахова, помахивая чеком, словно костью перед голодно-послушными псами. – Я снова готова всех спасти. Только в чеке нужно дописать один ноль.
Взгляды переметнулись на Маммона.
Тот чуть побагровел, но ответил достаточно бодро:
– Думаю, это возможно. Но после выполненной работы!
Взгляды перепрыгнули на Махаллат.
– Да разве это работа? – улыбнулась та. – Всё будет пучком, по фирменной франшизе. Заманим хипстера на крышу и торжественно сбросим вниз.
– Оформив до этого заново все документы на участок, – выпалил Ронове.
– Или найдём украденную расписку, – поправил Молох.
– Кстати, а как этот ваш революционер смог стащить документы? – спросила вдруг Лилит.
– Спустился на парашюте…
– Из космоса прилетел…
– Пролез через форточку, которой нет…
– Вскарабкался на паутине, как человек-паук… Шутливых предположений сыпалось много. Всем хотелось снять стресс. Наконец кто-то задал более серьёзный вопрос:
– Как он вообще в здание попал? Я вот недавно пропуск забыл, так пришлось домой возвращаться.
– А у меня запиликало что-то на турникете. Так чуть догола не раздели.
– Он просто приехал к нам на лифте с сорок третьего этажа, – ответила Монахова.
– А что он делал на сорок третьем этаже?
– Семинарил, – сообщила Монахова, тыкая пальцем в смартфон. – Нашла его фото в Интернете. Такую лохматую шевелюру трудно не запомнить. Он руководит какой-то НКОшкой. Раз в месяц на сорок третьем они проводят семинары, что-то там про демократию и гражданское общество. Я посмотрю по документам, уточню.
– А когда был последний семинар?
– Три дня назад.
– А следующий?
– Через месяц, но увидимся мы, думаю, намного раньше. Завтра утром…
Все замерли в недоумении.
– Завтра выездной семинар на «Серпе и Молоте». Он там что-то вроде лидера профсоюза. Так в его профиле в соцсетях написано.
– Кажется, провидение за нас! – радостно воскликнул Маммонов. – А кто ведёт семинар?
– Главная скрипка в руках Андрея.
Махаллат кивнула в сторону Оливия.
– Отлично, отлично, – потирая руки, произнёс Маммон. – Представляю, что это будет за шоу. Только нужно внести коррективы. Вас ведь наверняка пригласили «топить» за руководство, но, учитывая новые обстоятельства…
– Адски верно, – подхватила Монахова. – Учитывая обстоятельства, будем «топить» за профсоюз, за пролетариат, за угнетённых манагеров. Устроим там на фиг революцию!
– Да будет так! – с разгорающейся революционной искрой подтвердил Оливий.
– Да будет так! – щёлкнув то ли дыроколом, то ли степлером, утвердил Маммон.
– Да будет так! – почти хором заверили остальные участники совещания и начали подниматься с кресел.
Уже в дверях из уст руководителя вдруг прозвучала крылатая киношная фраза:
– А Вас, Мария Александровна, я попрошу остаться…
Ариэль
Коридоры завода «Серп и Молот» представляли собой запутанный лабиринт. Только в них почему-то пахло не металлической стружкой, а смесью акварели и духов. Повсюду висели картины, иногда красивые, иногда уродливые, но более всего обнажённые.
– Массажный салон какой-то, – усмехнулся Оливин, проходя мимо очередного сомнительного шедевра с голым торсом.
– Это картины Эльзы Раппопорт, жены директора завода.
– А зачем они здесь?
– Современный индустриальный подход! – улыбнувшись, ответила Монахова.
– Да где ж этот чёртов конференц-зал? – выругался Оливин. – Не хватало ещё опоздать.
Монахова взяла его за руку, остановила, заглянула в глаза.
– Андрюш, что с тобой? Ты весь дёрганый.
– Всё нормально…
– Я же вижу, что-то не так, рассказывай!
Оливин покачал головой, но Монахова уже вцепилась в него своим фирменным рентген-взглядом, способным расколоть кого угодно.
– Ну хорошо, хорошо, – сдался Оливин. – Хочу знать, где ты была этой ночью?
– У родителей, – спокойно, не моргнув глазом, ответила Монахова.
Оливин остолбенел:
– У родителей?!
– Представь себе, у меня есть родители. Мама и папа.
– А где они…
– В Кузьминках… Должна ж я была похвастаться машиной. Ну типа – глядите, какая у вас прекрасная дочь, не спилась, не скололась, как все думали. Наоборот, в люди вышла. Эффектно, кстати, получилось. Соседи по хрущёвке чуть с балконов не повываливались, когда меня на «мерсе» увидали. Для закрепления материала пришлось даже переночевать в родительском доме. Теперь у нас «всё как у людей».
– Так ты, получается, москвичка? – удивился Оливин.