Ночь перемежала тьму с редкими огнями полустанков, и в этом неясном свете лицо алтайки казалось моложе, чем при ярком свете дня.. Она что-то ещё говорила, но уже на своём языке…
Я открыла глаза. Туйлаш стояла надо мной.
– Собирайся, Сопия, подъезжаем к Бийску.
Я села, пытаясь сообразить. Я что – спала?!. Неужели?.. Вот так, безмятежно и спокойно, впервые за столько кошмарных ночей?..
Но я, действительно, была бодрая и отдохнувшая!
– Милая, – с мягкой настойчивостью продолжала Туйлаш, – ты должна понять: духи отступили, но ненадолго. Они скоро вернутся, и тогда тебя уже не спасет ничто. Поехали со мной в Кош-Агач. Я помогу тебе.
В полном смятении, ещё не решив, что же мне делать, я механически и послушно собирала вещи. С одной стороны, я сама рассказывала в своих лекциях о диком невежестве, царившим среди людей до революции, о пережитках тёмного прошлого в наши дни, и об уголовном кодексе, пресекающем знахарство и траволечение. Но, с другой стороны, я только что, впервые, после стольких мучений, выспалась всласть благодаря этой незнакомой женщине, вот так запросто утверждающей, что она – шаманка.
Шаманка?.. Но ведь советская власть давным-давно покончила с этим пережитком прошлого!.. Или же, действительно, они сохранились в глуши?
А почему бы и нет? Я в отпуске. Дома меня никто не ждёт. Мой мозг закоренелой атеистки тут же услужливо подкинул логичную версию самооправдания: эта неожиданная поездка в глубинку – прекрасный повод изучить народные обряды и историю края…
Туйлаш поняла меня без слов:
– Вот и правильно решила. Позже сама всё поймёшь.
Поезд остановился. Подхватив вещи, мы направились к выходу.
На перроне нас встретил мужчина лет сорока, Аксым. Судя по тому, как они с Туйлаш перебросились фразами – тоже алтаец, правда, одет по-современному. Он легко подхватил наши вещи и направился к стоящему «газику». К Туйлаш Аксым относился с глубоким почтением, из чего я сделала вывод, что поступила правильно, доверившись ей. Алтайка села впереди и оглянулась на меня:
– Удобно, Сопия?
– Да, не волнуйтесь.
Аксым тоже повернулся:
– Где же ты, красавица, свой табор оставила?
– Я не цыганка, – нахмурилась я.
Туйлаш что-то сказала ему по-алтайски. Аксым выслушал, кивнул, ещё раз посмотрел на меня с неподдельным интересом.
– Не обижайся, Сопия.
– Я София.
Он кивнул, завёл мотор, и мы поехали.
Всю долгую дорогу мои новые знакомые переговаривались на своём языке. Лишь изредка Аксым бросал мне через плечо объяснения:
– Выезжаем на Чуйский тракт… Бия… Катунь…
Я пыталась рассмотреть что-либо в ночной тьме, но тщетно. А дальше я опять заснула!.. И спала, как младенец! До самого Кош-Агача. Оказывается, я даже проспала погранпост в Акташе. Чудеса, да и только!
В Кош-Агач мы приехали днем. Аксым остановил машину у небольшого бревенчатого домика с плоской крышей, занёс наши вещи к порогу и, распрощавшись, уехал. Туйлаш, а следом и я, зашли в дом, который был не запертым. Студенткой, в этнографических экспедициях, мне приходилось видеть подобные жилища. Поэтому убогость обстановки единственной комнаты меня не удивила: железная печка посередине, у стены небольшой сундук для припасов, над ним – пара полочек с утварью, рядом – низкие столик и пара скамеек, далее – деревянный топчан, покрытый рыжеватыми шкурами и ещё – большой сундук.
Пока я разглядывала всё это, хозяйка разбирала сумки. Я, спохватившись, выложила остатки своей еды на столик: два яйца вкрутую, остатки колбасы и два пирожка с капустой.
– Вот… У меня немного, я не рассчитывала… Но я сейчас пойду куплю!.. Вы мне покажете, где магазин?
– Не надо магазина, – качнула головой Туйлаш, – а еды хватит.
Она положила на столик сыр, пару лепешек, поставила кувшин с айраном.
– Садись, Сопия, поедим да будем отправляться.
– Отправляться? – удивилась я. – Куда?
– Потом объясню. Садись.
Она указала мне на скамейку, сама же опустилась прямо на кошму. Мы быстро и молча съели почти всё. Затем Туйлаш легко поднялась на ноги, взяла оставшуюся целую лепёшку, сыр, завернула всё это в чистую тряпицу и сунула за пазуху своего халата:
– Это духам угощение. Ну, пошли.
Я двинулась за ней, мало что понимая. Затворив дверь, я окликнула хозяйку:
– Мы недалеко? Закрывать не надо?
Туйлаш оглянулась:
– Ты же закрыла.
– А замок?
Алтайка взглянула на меня таким недоуменным взглядом, что я сразу поняла нелепость своего вопроса. Видимо, замка у неё отродясь не было…
Сразу за домиком раскинулась каменистое нагорье, перемежаемое холмами и котловинами, а далее, на горизонте, белели горные вершины. Туда-то мы и направились. Туйлаш, несмотря на свой возраст, шагала легко и быстро, я пока что поспевала за ней. Идти по бездорожью мне, городской жительнице, было непривычно, но я не подавала виду. Хорошо, что на мне был удобный спортивный костюм и ботинки. Я подумала, что путь наш не будет долгим, но ошиблась.
Мало-помалу я втянулась в ритм и даже стала с любопытством озираться по сторонам. Вокруг почти сплошь чернели каменистые курумники, лишь кое-где виднелись островки скудной растительности. Неудивительно, что и живности не было видно. Разглядеть её могли разве что орлы, парившие на головокружительной высоте.
– Мы идём в другой посёлок? – нарушила я молчание.
– Нет. Туда, – махнула рукой Туйлаш в сторону белоснежных вершин. – Там мой бог – камень, дерево, природа, Алтай.
Я не стала больше задавать вопросов. Судя по всему, Туйлаш знала, что делала.
Наш долгий путь продолжался среди пустынного нагорья. Мы взбирались на каменистые холмы, спускались в котловины, в которых кое-где синели озёра, шагали по плато со скупой растительностью, и нигде не встретили ни одного человека. Я даже подзабыла о своих неурядицах и страхах.
Эта неуютная местность действовала на меня каким-то невероятным образом. Бескрайний простор, продуваемый ветром, скудные клочки травы, белоснежные горные громады, мало-помалу приближающиеся к нам – все это, казалось, торжественно входило в мою душу, завладев ею полностью и навсегда.
Солнце клонилось к горизонту. Мы шли уже довольно долго, и по-прежнему не было видно ни жилищ, ни людей, ни животных. На мой вопрос об этом Туйлаш ответила:
– Никто из простых людей не ходит сюда, потому что здесь живут духи нашей земли.
– А как же мы?
– Камов ведут проводники.
Я подумала о том, что кам, то есть, шаманка здесь только одна. А на счет проводников – это, видимо, для красного словца. Просто алтайка хорошо знала дорогу.
Сумерки быстро сгущались. Остаток пути мы шли при свете огромной полной луны. Наконец Туйлаш остановилась и произнесла:
– Всё, пришли. Вот мой аил. – Дальше она произнесла что-то на своем языке.
Аилом оказался большой шалаш, крытый шкурами – мне приходилось видеть такие жилища в этнографических экспедициях.
– Занеси пока это… – Туйлаш подала мне узелок с едой, а сама, оставшись снаружи, принялась разводить костер из каких-то тощих веточек.
Я не стала упрашивать себя дважды и, взяв узелок, зашла внутрь аила. В дыру посередине крыши заглядывали звёзды, и в этом была какая-то невероятная, первобытная прелесть. От долгого перехода у меня гудели ноги, и я с облегчением опустилась на мягкую подстилку на женской половине – справа от входа.
Тем временем свет от разгорающегося костра выхватывал из темноты скромное жилище без обычной утвари – судя по ее отсутствию, постоянно здесь никто не жил.
Внезапно мой взгляд остановился на чем-то, совершенно необычном! Я даже привстала. Вот такого я уж точно не видела во время своих этнографических экспедиций…
На стене висела одежда, но зато какая! Широкое белое платье, а сверху – множество разнообразных, свободно висящих шнурков, косичек, узких полосок шкур и тканей, оканчивающихся внизу кисточками или железными побрякушками. И над всем этим – головной убор такого же типа. Отблески огня плясали на железках, придавая всей одежде необыкновенный, я бы даже сказала, живой вид.
– Вот это да! – не удержалась я от возгласа и повернулась к Туйлаш. – Это ваш костюм? Шаманский?
– Да, для камлания, – ответила Туйлаш, подбрасывая в огонь ветки.
– Какая самобытность!.. Ему же место в музее!
Алтайка исподлобья глянула на меня и коротко ответила:
– Здесь ему место.
– Какая красота… Туйлаш, а вы не боитесь, что его украдут?
Она с изумлением уставилась на меня и покачала головой.
– Да кто же посмеет украсть у кама? Я же сказала тебе: сюда никто не ходит, люди боятся и уважают духов земли и гор. А ты – украсть…
Костер разгорелся. Туйлаш зашла в аил. Я поднялась, чтобы получше рассмотреть шаманское одеяние, но алтайка бесцеремонно отодвинула меня.
– Нельзя трогать вещи кама.
После чего она стала переодеваться, ничуть не смущаясь.
– Камлать буду. Спрошу духов, годишься ли в камы, и долго ли тебе здесь быть одной.
– Мне? Одной? – опешила я.
– Уж как духи скажут.
К такому повороту событий я не была готова. С какой стати? Одна, без еды, у черта на куличках? И вообще… После того, как мне удалось выспаться, прежние мои ночные кошмары отступили – может, навсегда?.. Тогда зачем мне дополнительные трудности?
Между тем Туйлаш облачилась в свой наряд, надела диковинную шапку, скрывшую ее лицо за шнурочками и косичками, вышла из аила и приблизилась к костру; я направилась за ней следом.
Шаманка села у огня и взглянула на меня снизу.
– Чего ждешь? Садись рядом.
Я послушно опустилась чуть в стороне, чтобы не задеть её. Туйлаш, слегка раскачиваясь, пробормотала:
– От-Эне, Мать-огонь, прими наш скромный дар… – дальше последовала фраза на не знакомом мне языке.
Туйлаш положила в костер сухие ягоды, которые тут же воспламенились, распространив смолистый аромат.
– Это священная арча, – предупредила она мой вопрос и протянула мне горсть сушеных можжевеловых ягод. – Вот, возьми, будешь кормить дух огня.
Затем она неторопливо достала из тряпицы лепешку и тоже положила её прямо в огонь. При этом пламя, похоже, совершенно не обжигало её руки. После этого действа шаманка стала сосредоточенно прогревать над огнем свой бубен. Теперь в ней было не узнать мою попутчицу – Туйлаш полностью преобразилась. Прогрев бубен, она несколько раз ударила в него и прислушалась к его глухому рокоту.
– Забудь что ты Сопия, – приказала она мне изменённым голосом, а может, это мне показалось?..
Бум!.. Бум!.. Бум!.. – опять раздались гулкие удары. Некоторое время шаманка, сидя у огня, ритмично стучала колотушкой в бубен и что-то призывно пела на своем языке, то повышая, то понижая голос. Одновременно она то склонялась лицом прямо в огонь, который не обжигал её, то выгибалась в стороны и назад.
Я смотрела во все глаза: мне было безумно интересно, я никогда не видела ничего подобного! Промелькнула мысль, как бы это вписать в мою кандидатскую, мелькнула и пропала.
И тут вдруг шаманка буквально взвилась вверх, в воздух – с места, без разбега или толчка!.. А затем принялась метаться, кружиться, приплясывать, подпрыгивать, что-то бормоча на непонятном языке. Косички и шнурочки на её одежде развевались – то веером, то волнами, железки позвякивали, бубен рокотал, и в такт шаманской пляске метались языки пламени, то припадая к земле, то взвиваясь ввысь и рассыпаясь искрами.
В какой-то момент я вдруг обнаружила, что пламя почти угасло, и бросила в него немного можжевеловых ягод. Огонь, как мне показалось, с благодарностью принял ягоды и взвился ярко-красными лепестками.
Далеко в ночной тиши разносилось пение шаманки. Казалось, это звучит голос чьей-то одинокой души – не то зовет к себе, не то плачет. Вот он прервался криком кукушки, затем волчьим воем…
Зрелище завораживало и поглощало полностью, так, что вскоре я перестала ощущать себя отдельной фигурой. Да, под звёздным небом, у ночного костра происходило самое настоящее сакральное действо, и мечущаяся фигура шаманки приоткрывала таинственную завесу, втягивала меня в него.
Это была фантасмагория! И я стала ее частью. Я бросала в огонь очередную горсть можжевеловых ягод, как только видела начало его угасания. И вот, все это вместе: пляска шаманки, пляска огня и пляска теней – сложились в единый сюрреалистический вихрь. И в нем я внезапно отчетливо увидела те мерзкие рожи, которые до этого превращали мою жизнь в кошмар…
Только теперь я их не боялась, наоборот – разглядывала. Какой-то несчастный худой мальчишка… Мерзкий древний старикашка со злющими глазами…Еще мелькало лицо воина монгольского типа – этот был бы вполне симпатичным, если бы не его надменность… А поверх всего этого черной завесой качалась тень безглазой мерзкой старухи с ртом-провалом, она все пыталась дотянуться до меня, но ей это никак не удавалось.
Не старайся!.. Никто не смеет повелевать мной!
Мой (?) голос прозвучал на незнакомом языке, резко и властно, я не знала, что это за язык, но понимала, что не алтайский. Меня ещё очень удивило то, что вроде бы это говорю не я, а некто незнакомый, сидящий во мне.
Между тем шаманка, бормоча, кружила и приплясывала вокруг, а над ней летали какие-то белые бабочки. Их становилось всё больше, вскоре они закрыли от меня и костёр, и шаманку, и мерзкие рожи, и тень черной старухи… Да нет же, не бабочки – это снежинки необычайной красоты, такие себе филигранные кружева тончайшей работы, и они не таяли на моих ладонях. Откуда-то из-за снежной (?!) завесы послышался далекий голос шаманки: возвращайся, Сопия…
Глава 2
Я словно очнулась ото сна.
Вокруг была предрассветная синева. Снегопад закончился. Костёр погас, видимо, давно, поскольку был укрыт небольшим слоем снега и уже не дымился. Снегом также было припорошено все вокруг.
Я вертела головой, пытаясь понять, что за чертовщина.
– Туйлаш, – окликнула я, но та не отвечала. И бубен молчал.
Я поднялась и прошла в аил – пусто. Моей спутницы не было видно нигде. На стене опять висело шаманское убранство. Выходит, она уже успела переодеться и уйти? Бросила меня? Здесь, среди внезапной зимы?!. Ничего себе ситуация…
Я вышла на улицу и, как опытный следопыт, обошла вокруг аила по расширяющейся спирали, пытаясь отыскать след Туйлаш. Напрасно!.. Значит, она ушла отсюда ещё до окончания снегопада…
Я вернулась в аил и плюхнулась на подстилку, пытаясь собраться с мыслями. Подумала, что не мешало бы разжечь костёр. Но тут же другая мысль пришла мне в голову: ну, и сколько ты собираешься сидеть у костра?.. Нет уж, надо идти, пока не загнулась от холода и голода!
Кстати, я почему-то не ощущала холода… Как, впрочем, и голода.
Я вышла и огляделась вокруг. Вон справа розовеет небо, освещая вершины гор. Значит, надо идти в противоположную сторону. Но ведь придётся топать часов шесть, не меньше! По снегу! А я в простом спортивном костюме…
Ничего, скоро поднимется солнышко и растопит снег, согреет землю – лето всё-таки…
А может, все же лучше сидеть здесь и ждать Туйлаш? Нет, нет, я слышала – она сказала: возвращайся сама.
Но зачем такие сложности? Зачем она устроила все это средневековое действо? Да и ещё оставила меня здесь одну! Поразмыслив, я поняла: Туйлаш решила вышибить клин клином. То есть, своей средневековой мистерией она сумела так воздействовать на мою психику, что я позорно уснула и проспала её уход. Так ею и было задумано, чтобы от этих передряг у меня психика в норму пришла. А что, клин клином – тоже метод…
Я чувствовала себя очень даже бодрой и хорошо отдохнувшей. Интересно все же, сколько прошло времени? Ах, да, вон рассвет. Стало быть, не менее шести часов. А я и не замерзла вовсе, несмотря на снегопад.
Я вернулась в аил и принялась рассматривать шаманское убранство. Мне до чертиков захотелось его примерить, но я удержалась – то ли из-за слов шаманки, то ли из-за моего атеистического воспитания. Я только приблизила к нему лицо, закрыла глаза и вдохнула запах – уж это мое неотвязное желание точно было безобидным…