– Взрыв фугаса. Есть «трёхсотые».
– Колонна попала под обстрел боевиков…
Мы шатаемся как неприкаянные и пытаемся проникнуться новыми реалиями. Обстрелы, взрывы. Проводки колонн.
За нами приезжают из соответствующих отделов и разбирают – ну, прям покупатели с войсковых частей за солдатами нового призыва. В конечном итоге остаюсь я и ещё пара человек – куда-то наши будущие подельники и сослуживцы запропастились.
В этом мельтешении ощущаю себя не в своей тарелке. Чего творится? Куда приткнуться? И вокруг все такие тёртые, бывалые, важные, чувствуют себя как рыба в воде. А ты будто под обстрелом – все косятся, губы кривят – мол, что за крендель.
В уголовном розыске докопался до меня какой-то подполковник, один из местных руководителей. Такое высокомерно-презрительный и вместе с тем напористо-болтливый – ну чисто блатной разводчик на дешёвых понтах.
– А чего вас сюда прислали? – бросает весомо. – А зачем вы тут нужны? А какие такие советы вы давать будете?
В общем, он тут центровой, а мы, масквичи такие сякие, только под ногами путаемся. Я тогда ещё сановной наглости не набрался, поэтому отшить его не решился в положенном по должности стиле – типа, тебя не спросили, твоё место сбоку в десятом ряду. К моим старшим и брутально-грубым товарищам, гад, не вяжется – знает, каких изощрённых матюгов на свою голову огребёт. Эх, тяжела она, судьба современного милицейского интеллигента…
Настроение, собака, испортил. А тут ещё не едут за мной. И где ночевать? В общем, настроение как в детсаду у ребёнка, за которым вовремя не пришли.
Кстати, подполковник тот потом к нам в станицу Шелковскую приезжал. Понты куда-то делись, понял, что теперь уже его понты бывалого вояки не работают – и не таких мы повидали. А иметь недоброжелателей в ГУУР МВД России чревато для карьеры и душевного спокойствия, потому уже был весь такой сочувственно вежливый и предупредительный. В общем, артист. Я так не лицедействовать не умею.
Наконец, появился начальник Шелковского ВОВД, высокий такой, круглолицый и вежливый. Представился:
– Шевкунов Николай Николаевич
Пожали мы друг другу руки, перекинулись парой слов. И по машинам.
Три Уазика – один начальственный, и два сопровождения с омоновцами. На окнах болтаются наспех пришпиленные бронежилеты – чтобы шальная пуля не настигла.
Аккуратно так движемся вперёд. Вокруг военные колонны. Танки. Блокпосты. Республика Чечня – треть от Московской области, наполненная, как тыква семечками, военными, бронетехникой, террористами, оружием, взрывчаткой. Центр сосредоточения российских и даже мировых страстей. Регион, куда весь мир готов плеснуть свой бидончик керосина.
Терек с разрушенными арками бетонного моста. Понтонный мост, который после вчерашних дождей немного не доходит до берега.
И вот станица Шелковская. Временный отдел.
Там суета. В самом центре станицы стрельба. Подняли личный отдела состав в ружье. Думали боевики. Оказалось, поддатый офицер своих поддатых контрактников вывел на работу и таким образом подгонял, стимулировал пальбой трудовую активность.
Вот и начались такие странные будни на освобождённой от бандитов территории…
Глава четвёртая
Краснодарцы
Обычно за каждый временный отдел отвечал какой-то субъект Федерации, иногда менялись. Шелковской ВОВД комплектовался из сотрудников ГУВД Краснодарского края.
Опять процедура знакомства. С этими людьми мне предстояло немало поколесить по чеченским пыльным дорогам.
Петрович, он же Евгений Петрович Симоненко – начальник криминальной милиции. В миру – руководитель КМ одного из районов на морском побережье, считай, на курортах Краснодарского края. Приземистый, полноватый, с вполне оформившимся брюшком. Его хитрые смешливые глаза и привычно-нахальная ироничная улыбка вполне типичны для тех, кто отдал лучшие годы жизни службе в угрозыске. Какая-то у нас такая профессиональная энергетика и внешний вид. Он коммуникабелен и достаточно позитивен.
Начальник УР Мишка Григорьев – сухощавый, очень моложавый на вид, подвижный, резкий и эмоциональный. С ним как-то сразу установились доверительные отношения. Он свой в доску, настоящий опер. В Краснодарском горотделе заведует агентурным отделением. А в новой ипостаси – как рыба в воде, ему даже это нравится. Потому что для него война не в новинку. Ещё на срочной службе полтора года оттрубил в Афгане военным водителем. Прекрасно знал на своей шкуре, что такое мерять колёсами военные дороги, километр за километром, когда справа фугас, а слева засада. Правда, Мишка находится в некотором смятении и даже грусти, но к чеченским делам это отношения не имеет. Как раз перед командировкой он потерял своего руководителя и товарища – начальника уголовного розыска города Краснодара. Того расстреляли бандиты. И теперь все мысли у Мишки были о том, кто это сделал и как найти убийц. Всё версии неустанно в свободное время строил. Говорил, что погибший был настоящим мужиком и опером, и отомстить за него – это такой долг.
В коллектив вписался я как-то просто и органично. И впечатления от краснодарцев самые положительные. Ребята не капризные, добросовестные, не алчные. И коррупционеров, которыми якобы славится юг России, там что-то не наблюдалось.
У парней был специфический говор и едкий южный юмор на грани еврейского. Как-то говорили с одним таким массовиком-затейником по поводу порядка выдвижения на очередные мероприятия, мол, стоит ли мне в их машину забираться.
– Не, мы чужих в экипаж не берём, – лыбится опер. – Потому что у нас ребята, проверенные в бою. Как стрельба начинается – мы из машины, врассыпную, и своим ходом каждый до отдела добирается через вражескую территорию. По минным полям и схронам…
Атмосфера такая – вечное зубоскальство, шутки, подначки, ну и просто идущие в комплекте с боевыми действиями у ментов и военных разговоры о том, где бы пожрать, выпить, да и о девках. Нормальный военный быт. Большинство как-то быстро вжились в экстремальную реальность.
Ну а у некоторых крышу снесло капитально. Не от того, что пули над головой свистят или фугас рядом шипит. Просто от самого факта, что ты в центре пусть и вялотекущей, без бросков грудью на вражеские доты, но всё же войны. Как её не назови – наведение конституционного порядка, контртеррористическая операция, но на деле война она и есть война. Пусть уже не в горячей стадии, как несколько месяцев назад, без лихих атак и артналётов. Но это сути не меняет. Здесь стреляют. Здесь совсем рядом враг – пусть порядком потрёпанный, но ещё имеющий силы, злость, оружие и боеприпас.
Это чувствуется сразу, как только пересекаешь границу зоны боевых действий. Будто рвёшь какую-то ленточку. И главное ощущение – рядом смерть. Она вообще в жизни идёт человеком всегда рядом. Вон, и в мирное время кирпич упадёт, дед Кондрат прихватит. От неё, костлявой, никто не застрахован. Но в мирное время она где-то прячется, присутствует незаметно. А здесь она вон, рядом, на расстоянии вытянутой руки. И не устаёт махать своей косой. Она в сводках, пестрящих информацией о подрывах и погибших. Она в ночных обстрелах. Она напоминает о своей близости холодком по твоей спине, когда въезжаешь в населённый пункт, где, по оперативной информации, хоронятся ваххабиты.
Большинство людей легко переключаются на новые реалии. Если уж сподобился согласиться на такую военную авантюру в мирное время, то уже не трус. Но когда касаешься своими пальцами ткани войны, то в любом случае сдвигается восприятие. И некоторые начинают чудить. Кто-то замыкается в себе. Кто-то распоясываются. А кто-то реально дурит.
В спальном кубрике уголовного розыска по стене идут рядком выбоины от пуль.
– Чего это? – удивляюсь я. – Бой что ли был?
– Хуже, – хмыкает начальник розыска. – У нас один дебил тут присутствовал своим бесполезным телом. Так добудет где-нибудь бутылочку горькой. Хряпнет мензурку. И орёт как оглашенный: «Мы же герои!» После чего хватается за автомат – и очередь в стену. Ну, наваляли мы ему, автомат отобрали. Потом простили. А через несколько дней снова-здорово: «мы же герои!!!» На этот раз кладёт гранату Ф-1 в алюминиевую кружку и пытается сорвать кольцо. Тут ему уже наваляли существенно. И спровадили по основному месту службы. Такие герои нам без надобности. Пусть у себя геройствуют, Бэтмены.
Это ещё ничего. Все хорошо, что хорошо кончается. А вот когда была пересменка, новички ещё даже дела не приняли, ни в одной зачистке не поучаствовали. Так выходит на плац офицер из вновь приехавших – кажется, дознаватель. Вытаскивает из кобуры пистолет. И пускает пулю себе в лоб. Что у него в башке было? Зачем такое творить? Иррационально вроде бы. Просто психика не выдержала реалий войны. Не выдержала самого факта, что он здесь…
База временного отдела расположена в самом центре станицы Шелковская. Расположена, надо сказать, козырно. Раньше здесь было вполне себе монументальное здание Райпотребкооперации. Укрепили его, из кабинетов сделали кубрики. Баньки соорудили – общую для всех, и ещё для ОМОНа с СОБРом – те как истинные куркули чисто для себя, с душем. Столовка такая просторная.
В общем, всё как у людей.
Я вместе с руководством обосновался в кабинете бывшего начальника райпотребкооперации. Кабинет просторный – несколько коек влезло спокойно, да ещё огромный начальственный стол. Был и предбанник для секретарши, с работающим звонком – это чтобы по движению пальца босса прискакивать. В предбаннике мои сослуживцы, в основном с побережья Азовского моря, развесили воблу и всякую другую рыбку, к которой так и просилось пиво.
В нашем спальном помещении была невиданная по тем местам и временам роскошь. Работающий кондиционер. Он помогал выжить в обрушившуюся на Чечню в тот год жару.
Пулемётные гнезда и башенка на крыше с постоянно дежурящими бойцами. Заложенные мешками с песком окна, на стене у каждого – схемы с секторами обстрела. У всех своя задача по плану «Крепость» – при нападении на райотдел или расположение – кто куда бежит, где занимает оборону.
Шелковской район считается относительно мирным. Бытует мнение, что боевики его считают спальным – то есть здесь они не воюют, а отлёживаются и залечивают раны, находят отдохновение душой и телом. Но все равно ждать можно чего угодно и в любую минуту. Вон, недавно БТР выезжал с территории, зацепил антенной хитро прилаженную на ветках гранату. Растяжка такая, как раз рассчитанная на то, что антенной заденут. Слава тебе, Господи, никого не ранило – повезло.
Эх, сколько лет не жил я в военных лагерях и городках. Приходится вспоминать военный быт и распорядок, с его дежурствами, хозяйственными делами.
У всех здесь вечная проблема – дозвониться до дома. Мои вообще не знают, что я в Чечне – чего нервировать их лишний раз? Связь с «материком» только в дежурке. И то по спутниковому телефону. Да и к тому поди – прорвись. Пользуясь служебным положением, сперва уговаривал дежурного дать позвонить. Звонил. И нарывался на вопрос от родных:
– Ты что там, пьяный?
Спутниковая связь идёт с задержкой и растягивает слова, поэтому полное ощущение, что разговариваешь с вдрызг наклюкавшимся человеком.
В основном, пользовались мы платным пунктом связи, что рядом с расположением. Ходили туда группами – приказ меньше трёх из расположения хобот не высовывать. Звонили там все. В общем, если кто-то из боевиков имел походы к пункту связи, то мог бы получить данные о семьях практически всех бойцов.
Вообще, с защитой личных данных и секретностью в этих Кавказских войнах всегда все было через одно непристойное место. Дикие утечки шли от военных и сотрудников МВД. Разговаривал с прапорщиком бригады ВВ, который в Первую войну попал в плен. Переговоры начались, вроде договорились его обменять. И ведут его на разговор перед обменом. В палатке восседает за столом Шамиль Басаев, собственной персоной, гордый воин Ислама. Смотрит с насмешкой на прапорщика:
– Фамилия, звание?
Тот отвечает.
Перед Басаевым ноутбук. Бегая тонкими пальцами по клавиатуре, полевой командир входит в программу, набирает данные. И прапорщик видит краем глаза, что там официальные какие-то списки. Басаев удовлетворённо кивает:
– Есть такой. Числишься пропавшим без вести. Готовьте к обмену.
То есть бандитам слили базу данных с личным составом бригады внутренних войск. А, может, и всей группировки.
А вояки вспоминают случаи, когда боевики узнавали планы наступлений раньше, чем они доводились до личного состава. Утечки были массовыми. Почему, из-за чего? Да за деньги. За эти проклятые кровавые баксы.
Как все это получалось? Кто за это ответил? Что это за бардак? За подобные вещи надо сразу к стенке ставить, но что-то о громких процессах по поводу тех, кто бандитам сливал информацию, в том числе и тактическую, я не слышал. Поговаривали, что выявляли все же таковых чекисты и, чтобы не тащить сор из избы, кулуарно и радикально вопрос решали – вот пуля прилетела, и ага. Война всё спишет.
Всегда и всем, в том числе руководству, твердил, что когда людей посылают в горячие точки, им по полной программе надо делать документы прикрытия, особенно оперативным работникам. Но это же какая сложность, сколько бланков и бумаг извести надо. Через нашу бюрократию шиш прорвёшься. В общем, дела никому нет. А ведь полевые командиры неоднократно давали указание на выявление и расправы над всеми, кто воевал в Чечне на стороне федералов. Поговаривали, что одно время чеченцы, у которых кровная месть, пытались вычислить и натравить киллеров на тех, кто воевал против них. Неважно кого – лишь бы был на их земле с оружием, и тогда кровная месть будет выполнена…
Рядом с расположением раскинулся винзавод. Работающий на всю мощь, производящий различное вино, которое распродавали втихаря. Ассортимент был не слишком разнообразный. Как сейчас помню – литр белого вина стоил двадцать рублей, а литр красного аж целых сорок. Так что со спиртным проблем не было. Хотя никто не злоупотреблял. Ребята в основной массе были настроены на тяжёлую работу. Употребление спиртного всячески каралось. Да и пьянство на войне – самый короткий пусть к героической гибели.
Только один раз временный отдел упился чуть ли не в полном составе.
Чего уж скрывать, многие сотрудники согласились на командировку из меркантильных соображений. То есть из-за денег. На милицейскую зарплату особо не разгуляешься. А в зоне боевых исправно действий платили боевые. В месяц получалось что-то около тысячи долларов – для бедного мента сумма приличная. Многие мечтали урегулировать за счёт этого свои жилищные проблемы, выбраться из ставшей уже привычной, но от этого не менее тягостной нищеты.
И вдруг в Москве кому-то пришло в голову, что слишком зажрались федералы. Много денежек уходит на них в виде этих самых боевых. Ну и решили по Тереку обрезать два якобы мирных района – Шелковской и Наурский. Там же мир, тишина и покой. Какой там был покой – об этом ниже.
Приезжает из Краснодара заместитель начальника ГУВД, кажется, по тылу. Весь такой суровый и неприступный. И зачитывает решение – мол, вы теперь не на войне, а так, прохлаждаетесь. Так что шиш получите боевые, пашите за командировочные – сто рублей в день. Но это не повод расслабляться. В общем, стоять смирно, не дышать и радоваться, что вас вообще держат в будке на поводке и позволяют лаять.
В общем, дурацкое такое выступление было. Пилюля, конечно, горькая, но с народом так напрямик нельзя. Помягче надо. В общем, народ это воспринял как плевок в лицо. Решили, что дальше будет итальянская забастовка. Отныне ноль инициативы. Пущай кто эти деньги захапал, сам боевиков и ищет.
А тут ещё винзавод рядом. Потянулись гуськом туда гонцы. В общем, к ночи отдел упился в хлам. Гармошку вытащили, наяривать на ней стали. Чистая банда Махно. И начальство, видя, что личный состав на взводе, даже не реагировало. И мудро поступило. Бывают моменты, когда людей лучше не трогать – потом не разгребёшь последствия.
Потом народ протрезвел. Проспался. Огляделся. И вновь себя ощутил на острие борьбы. А в этих раскладах деньги никогда не были главным. А главное – это победить и выжить. И вести себя так, чтобы стыдно не было перед боевыми друзьями.
В общем, ребятишки вздохнули. Попечалились ещё немножко. И вновь закрутилась милицейская машина на всю катушку.