Обычно в каждой стране, в каждом доме, и даже в каждом сердце есть особое место, словно некая тайная комната, в которую не пускают чужаков, не открывают сразу первому встречному. Именно это место определяет характер и менталитет, измеряет глубину души и сознания – и государства, и человека…
Они четой растут, мои нежные,
Мои узкие, мои длинные,
Неподвижные – и мятежные,
Тесносжатые – и невинные…
Прямей свечи,
Желания колючей,
Они – мечи,
Направленные в тучи…
Зинаида Гиппиус «Кипарисы», 1911
Вечер – пора чая и сплетен, утро – время кофе и новостей, а обед – это стол.
Элегантная, но рано увядшая женщина положила газету на белую скатерть.
– Ты это уже видел?
– Про новые санкции? Видел. Убери.
– Альфия возвращается. На полстраницы заметку с фотографией напечатали.
Мужчина оставил ложку в тарелке и поднял загорелую бритую голову.
– Где?
– Вот. Крымская романистка, покорившая французскую Ривьеру, лауреат национальных литературных премий России и Франции возвращается на Родину.
– Помолчи.
В светлой просторной столовой огромного особняка, угнездившегося сразу на нескольких террасах над морем, повисло напряжённое молчание. Наконец мужчина брезгливо отбросил газету.
– Значит, она получила грант на написание сценария для фильма. Ну-ну.
– Как думаешь, она приедет сюда?
– Если ты имеешь в виду этот дом, то ноги её здесь не будет. Ну, а что касается полуострова, я, к сожалению, не весь его пока выкупил, так что не могу помешать ей приехать на Родину. Хотя искренне недоумеваю, что она собралась здесь найти. Семью? Так нет уже никого. Дом? Их халупу снесли давно.
– Может быть, вдохновение? – робко предположила женщина.
– Чушь! Подумаешь тоже, писака какая выискалась! Вдохновения ей надо! Ну, пусть только сунется, если наглости хватит. Пусть только посмеет!
Серебряная ложка с глухим стуком шлёпнулась на скатерть. Бордовая капля сорвалась с края, и пятно от наваристого борща расплылось и стало бурым…
Длинные стройные ноги в голубых джинсах всем мешали: о них запинались люди, застревали сумки на колёсиках, цеплялась тряпка со швабры уборщицы, но их хозяин и не думал как-то подогнуть ноги под себя. Причина, очевидно, была в запахе, поскольку от упакованного в джинсовый костюм парня разило перегаром.
В Домодедово объявляли рейс за рейсом, а парень в зале ожидания всё спал.
Полицейские растормошили его и потребовали документы.
– А я тебя с щетиной не признал, – сказал полицейский, возвращая паспорт.
– А кто это? – спросил второй полицейский.
– Тоже не признал? Вот, полюбуйся, Костик Рогов из нашей сборной. Крутил педали, пока под зад не дали. Пошли.
– Мы чего, его не забираем?
– Да кому он теперь нужен, забирать его? – с ненавистью произнёс первый полицейский, – чемпионат мира профукал, из команды выперли, вот он и запил.
– Я б тоже запил! – заметил второй полицейский.
– Да ты бы всю страну допингом не опозорил. Пусть валяется. Идём.
Они ушли, а парень застонал и снова безвольно откинулся на сиденье, вытянув ноги на проход…
В Шереметьево их встретила группка журналистов.
– Госпожа Шихматова! Как Вы находите Россию спустя тридцать лет?
– Как Вы планируете реализовать грант на написание сценария для серьёзной кинокартины, ведь Вы известны как романистка, которая годами писала банальные любовные истории, и лишь один Ваш роман удостоен серьёзных литературных премий?
– Кто является продюсером будущего фильма? Правда ли, что это Рашит Чегодаев, член комиссии гранта, бизнесмен и меценат? В каких Вы с ним отношениях, и как эти отношения повлияли на получение Вами гранта?
– Уже известен режиссёр будущего культового фильма?
– А Вы будете участвовать в подборе актёрского состава?
– Где именно Вы будете писать сценарий?
– У Вас уже есть идея сюжета?
– Куда Вы отправитесь из Москвы, госпожа Шихматова?
Романистка вздохнула. Возиться с ними – вот совершенно некогда, а не ответить на приветствие – нарушить пункт в довольно жёстком договоре на грант. Опять же, промолчишь – они чёрт-те знает, что понапишут, потом не отмоешься. В общем-то, по любому напишут, так что лучше вон на ту камеру поработать, всё же телеинтервью перемонтировать сложнее, чем просто интервью переврать. И она, мило улыбнувшись коллегам по цеху, не сумевшим выбиться на вершину литературной лестницы, кивком царственной головы, увенчанной шляпкой с вуалькой, подозвала телевизионщиков. Остальные подтянулись и замерли, внимая.
Дорогие коллеги, просто госпожа Альфия – так её зовут во всём мире.
В России она не была двадцать семь лет, но никогда её в душе не теряла, впрочем, всё прекрасно, Родина есть Родина.
Сценарий или роман – это всего лишь истории, и да, ей лучше всего удаются любовные истории, но любовь не может быть банальной, история каждой любви уникальна и неповторима, непроживаема кем-то по второму кругу.
Да, Рашит Чегодаев её давний друг, но грант присуждает не он, а комиссия, по слухам, ха-ха, очень объективная. Про съёмки ей ничего не известно, её дело создать историю, а снимать фильм и сниматься в нём будут другие люди.
Идеи у неё пока нет, и именно за ней она приехала в Россию, а именно в Крым, куда немедленно и отправляется. Всем спасибо, бла-бла-бла…
– Ещё раз допустишь до меня журналистов – уволю, – прошипела она Николя, когда они выбрались из толпы и захлопнули изнутри дверцы автомобиля.
– Кстати об этом, мадам. Я увольняюсь, – по-французски сказал молодой мужчина, застёгивая ремень безопасности на сидении рядом с водителем.
– Не смешно, – очаровательно картавя, буркнула она сзади, поправляя шпильки в тяжёлом узле волос под шляпкой.
– Я серьёзно. Я говорил вам и месяц назад, и на той неделе, что жду лицензию. Сегодня мне её одобрили и позвонили. Я возвращаюсь в Париж.
– Нет!
– Да.
– А как же я?! – воскликнула она по-русски.
– Я провожу Вас сейчас до Домодедово, прослежу за отправкой багажа. Но оттуда я возвращаюсь в Шереметьево и лечу в Париж.
– Ты не можешь так меня бросить!
– Я приводил к вам Жана на замену.
– Он же гей! – возмущённо воскликнула госпожа Альфия.
– Ну и что?
– А то, что мне нужен помощник, а не помощница! Я инвалид!
– Ха-ха три раза и поклон. Взяли бы Жермена.
– Он толстый! И хрюкает, когда ест. Так ты что, всерьёз приводил ко мне этих идиотов себе на замену?!
– Да. Правда, госпожа Альфия, мне очень жаль, но у меня давно это было в планах, а теперь, когда мне одобрили лицензию… Я уезжаю.
– Только когда найдёшь себе сменщика. Вот долетим до Симферополя, там поездим по Крыму, снимем дом, наймём прислугу, вот тогда и поедешь.
– Увы, мадам, но лицензия ждать не будет. Мне нужно срочно оформить все документы, да и помещение я нашёл на сайте и уже подал заявку на аренду, отправив предоплату. Нужно моё личное присутствие.
– Мне здесь тоже нужно твоё личное присутствие!
– Сожалею, мадам. Вам придётся справиться самой.
– А тебе придётся справиться со своим эгоизмом! Уедет он, видите ли!
– Уеду, мадам, уеду!
– Ага, в деревню к деду!
– Но у меня нет дед!
– О боже, Николя, учи русский!
Они препирались всю дорогу до Домодедово. Поскольку билеты были забронированы и выкуплены заранее, Николя прошёл с ней в зал ожидания, и там трогательно утешал её, когда она расплакалась, как ребёнок.
– Ты подлец и дезертир! – выкрикнула она, уже не опасаясь скандала, и пошла от него прочь, еле переставляя ноги на высоченных шпильках белых лодочек в узкой белой юбке, тяжело опираясь на изящную белую трость.
– Ой! – Она взмахнула руками и чуть не упала, запнувшись о чьи-то ноги, – О, mon dieu!
– Пардон, ма шери мадам, – просипел парень в джинсовом костюме.
Госпожа Альфия и Николя переглянулись и с двух сторон подошли к развалившемуся в кресле пьяненькому пассажиру.
– Вы говорите по-французски? – спросил Николя на языке Вольтера.
– Как троечник-ик. Но пишу и читаю гораздо лучше-э. Бабушка учи-ила.
Парень подобрал под себя ноги, и его тут же скособочило в сторону. Он прислонился к соседу и пристроился спать, но его грубо оттолкнули.
Николя присел к нему с другого бока.
– Эй, друг, а ты куда летишь?
– Я? Я к маме лечу. В Крым. Маманя у меня в Крыму. Единственная душааа.
Парня снова свезло набок, а Николя взглянул на романистку. Встав, он за локоток отвёл её в сторонку.
– Мадам, он не толстый и не хрюкает, и явно не гей. Как вам?
– Что? Этот? Ты настолько мной пренебрегаешь, что готов бросить меня – меня! – с первым попавшимся на дороге пьянчужкой?! – возмутилась дама.
– Да здесь все пьют – вы сами говорили, а этот говорит на французском и выглядит прилично, и мама у него в Крыму – вам по пути.
– Мне не по пути со всякими проходимцами! – гордо отвернулась она.
Николя посмотрел на парня. Абы где такой костюмчик не купишь.
– Так, мадам, это ваш единственный шанс. Ну, пусть он хотя бы поможет вам там с багажом и с домом. А я потом подыщу и пришлю вам кандидата. А?
– Ага! А как я его сейчас потащу? На себе? Он же лыка не вяжет!
– Чего он не вяжет? – растерялся Николя, – а что надо вязать?
– Ай, да ну тебя! Учи русский!
– Лучше я выучу его кратко, что вам нужно. Только нужно его – как это? – вытрезвить.
– Интересно, как? – и она приподняла тонкую дугу правой брови…
Загнанные в угол не должны в него прятаться – только отталкиваться.
Надька зло вытерла щёки и задрала нос, распрямив худенькие плечи.
– Всё равно убегу! – сказала она взрослым.
– Шкуру спущу, – посулил дядька.
Они с женой ушли в дом, а Надька устало уселась на крылечке дома, который был её и мамы, а после смерти мамы стал дядькин.
– Ты его не зли, – сказал ей Гошка – дядькин сын, – забьёт. Он пока не сильно бил, потому что ты девочка, и потому что полицейские, которые тебя привезли с вокзала, недалеко ушли. Но ты его сильно злишь, а злой он дерётся.
– Да чтоб он сдох! – пожелала Надька.
– Не, он мой батя, – вздохнул Гошка.
– Гад он, – сказала девочка.
– Это да, – снова вздохнул мальчик.
– Или хоть самой умереть – и к маме, – и Надька задрала лохматую русую головёнку к небу, – всё равно помощи ждать неоткуда. Не прилетит же волшебник…
В самолёте госпожа Альфия задремала, удобно расположившись в кожаном кресле салона бизнес-класса, но её новому помощнику было не до сна. И хотя его мутило от алкоголя, и голова раскалывалась, но он, трижды заказав себе двойной кофе, раз за разом прокручивал в голове разговор с чокнутым французом в Домодедово. Тот провозился с ним полтора часа, таская его на себе из кафе в туалет и обратно, выгоняя хмель, благо, Костик ещё не успел повторить возлияние в баре. За полчаса до посадки они наконец нормально поговорили.
– Слушай, это бред какой-то, – сходу отмёл Костик предложение стать помощником какой-то там французской писательницы.
– Не бред! – горячо возразил Николя, – не бред! На самом деле ей нужен помощник, а мне надо срочно вернуться в Париж. Ты немного говоришь и читаешь по-французски, форма физическая у тебя в норме, а за ней иногда сумки носить надо. И зарплату такую ты нигде в России не найдёшь.
– Ну, и в чём подвох? – спросил он француза.
Тот оглянулся на писательницу, сидящую неподалёку от кафе.
– Э, послушай, на самом деле, она замечательная. Она добрая и щедрая. Никогда не скупится ни на деньги, ни на доброе слово. За три года работы с ней я сколотил маленькое состояние и теперь открываю своё туристическое агентство. А мне ведь просто повезло иметь в роду русскую бабушку и немного знать ваш язык.
– Тогда в чём проблема?
Николя снова опасливо оглянулся на женщину.
– Иногда она бывает просто невыносимой! Эта её дворцовая психология!
– Какая психология?
– Дворцовая! Ведёт себя как королева! Только самое лучшее – от еды до машины, и деньги швыряет не считая, вся в кредитах. И понимать ничего не хочет. В три часа ночи может за устрицами послать, а в пять утра – за мороженым. То ей шампанского, то чёрного хлеба, то томик Чехова на русском языке – это в Лионе!
– Достала? – сочувственно спросил Костик.
– Не то слово! Но зато зарплата и так, на чай. Но теперь всё – свобода и собственное дело. А ты чем занимаешься?
– Ничем. Я спортсмен бывший. Велосипедист. Списали.
– Так тем более! Пока не определишься – поработай у госпожи помощником.
– Прямо у госпожи?
– Это её широко известное творческое имя, её так все в узких кругах называют. Просто госпожа Альфия. Запомнил?
– Да не надо мне запоминать!
– Тише! Услышит! Тебе не надо – ей надо! Ну, посмотри на неё – одинокая дама, пожилая уже, да ещё инвалид – с тростью еле ходит.
Константин недоверчиво посмотрел на романистку.
– Ага, инвалид. А чего на шпильках прыгает?
Николя тоже обернулся, но тут же снова придвинулся к велосипедисту.
– Я же говорю – королева, имидж поддерживает, но это через силу. Ну, согласен? А то рейс уже скоро объявят.
– Ну, а чего делать-то?
– Запомни главное. Первое – ты обеспечиваешь ей комфорт и выполняешь все её прихоти. Второе – ты контролируешь все её счета и отслеживаешь выплаты по кредитам. Просрочишь – и финансовая смерть. Вот здесь в блокноте – названия банков, реквизиты, счета, сроки. И третье – ты заставляешь её работать. Это самое сложное и самое важное. Если она к концу осени не напишет сценарий, ей придётся вернуть грант. К тому же у неё два незаконченных романа – из тех её любовных историй, которыми она и оплачивает основные счета. Делай что хочешь, но она должна писать. Сейчас начало апреля. К концу месяца она должна закончить один роман и написать синопсис будущего сценария. К августу – второй роман. Понял?
– Нет.
– О, боже! – Николя закатил глаза.
– Не, ну правда. Про синопсис я в Гугл забью, а если она не хочет писать или не может? Ну, вдохновения там нет, муза не пришла.
– Ты пьян, поэтому я не буду вдаваться в подробности. Скажу одно. Госпожа Альфия – это акула литературного бизнеса, причём международного. Если бы она писала по вдохновению и ждала музу, то давно пополнила бы ряды непризнанных гениев и графоманов, пишущих в стол. Она же пашет как вол, выдавая в год по три – пять романов, продавая каждый из них. Каждый! Ты хоть представляешь, что это такое – думать по-татарски, писать по-русски, а издавать на французском?
– Не.
– Вот! А я знаю. Да какое, к чертям, вдохновение! Дисциплина, трудолюбие и организованность – вот секрет её успеха. Трудолюбия и настоящего таланта ей не занимать, а вот организовывать и дисциплинировать её будешь ты, за этим ей и нужен помощник, потому что она всё же творческая личность. Теперь понял?
Константин до сих пор не понял, как он мог тогда согласиться, но вот он летит в бизнес-классе в Крым, но не к маме, и не к любимой девушке, а с незнакомой тёткой практически в никуда.
Он ещё раз посмотрел на госпожу Альфию. Белоснежные туфли и юбка. Алая блузка, белый кожаный укороченный пиджачок, алая шляпка-таблетка с белой вуалькой. Белая трость с ручкой в виде орла с клювом. Алая сумочка на тонком ремешке. Простой тугой пучок тёмных волос.
– Интересно, сколько ей лет? – пробормотал он себе под нос.
– Пятьдесят пять, – сказала женщина, – я круглая отличница.
– О, простите. Вы не спите? – повернулся к ней Костик.
– А вы всегда стихами разговариваете или только с похмелья?
– Ничего я не стихами! И вообще, я еду к маме…
Правая бровь чёрной дугой взлетела на лоб. Константин смутился.