С отцом Александром Рудаковым Игорь познакомился на экскурсии по Печерскому монастырю. Тогда они поспорили на тему, кстати, чудес, но спор не перешел никаких границ, оставшись в рамках цивилизованной дискуссии. В результате каждый остался при своих, но Игорь время от времени забегал к отцу Александру в гости – полистать какую-нибудь книгу из обширнейшей, доставшейся в наследство библиотеки священника, и их спор продолжался, хотя они уважали мнение оппонента, но не могли допустить, чтобы столь чтимый оппонент придерживался ложных, по их сведениям, взглядов. Нина была тоже знакома с молодым священником. Несмотря на то, что она не верила в Бога, он никогда не отказывался выслушать ее и помочь, если это было в его силах. Больше того, он не скрывал ни от кого свое восхищение этой женщиной, а его жена вообще смотрела на нее как на нечто неземное, пусть и не безгрешное, но отмеченное печатью.
Сеня стоял там недолго. Даже не стал дожидаться, пока подойдет троллейбус и увезет Игоря с остановки. На Сеню вдруг напало уже знакомое состояние – сознание уплывало куда-то далеко, и он больше не мог даже ощущать, где он находится и что с ним. Вот уж поистине гипнотическое забытье – ведь в это время он вышагивал по улице, но не домой, что было бы естественно, а дальше в Печеры, вглубь массива. Его, как и многих привыкших к улице подростков, видимо, привлекали подвалы, так как он спустился в один из них, в торце большой, длинной девятиэтажки, а перед этим не забыл оглянуться, словно Штирлиц, и при этом находился в своем странном забытьи. Забытье преследовало его в последние дни все чаще, и всё большие куски действительности выпадали из сознания, и он ничего не мог с этим поделать, только с завидной регулярностью каждый день исчезал в этом подвале, будто это была его земля обетованная.
А Игорь Белояр до студии звукозаписи так и не добрался. Встретил в троллейбусе приятеля и уехал совсем в другую сторону.
– Привет правоохранительным органам! – поздоровался Игорь. – Осипов, тебя никогда не застанешь дома, но запросто можно застать в общественном транспорте, причем в таком маршруте, каким ты сроду не ездил. Какими ветрами тебя сюда занесло?
– Белояр! – просиял Осипов. – Мы и правда давно не виделись.
– Не просто давно, – уточнил Игорь. – Последний раз мы виделись осенью, на мой день рождения. Ты пришел к нам первым и подарил мне часы. А после этого исчез, как человек-невидимка.
Осипов почесал за ухом.
– Действительно, – согласился он, – это недопустимо, жить на одной остановке и не видеться месяцами. Но, понимаешь, я совсем закрутился – работы по горло, и семья у меня теперь…
Игорь засмеялся:
– Ты говоришь так, будто у тебя теперь уже жена плюс десять-двенадцать детей плюс дедушки-бабушки плюс прадедушки-прабабушки, как в образцовом восточном клане. Да ладно, не смущайся. Это очень хорошо, что и только Натку ты воспринимаешь как целую семью и несешь за нее ответственность.
Осипов не на шутку разволновался:
– Ты себе не представляешь, Игорь, как я за нее переживаю. Ее родители так возражали против нашего брака, говорили, что мы еще слишком молоды, что у нас нет никакого будущего, я, право же, чувствовал себя совершенно безнадежным.
– Я знаю.
– Я и так ждал, пока она закончит этот свой техникум, сколько же можно еще ждать? Мы ведь любим друг друга и уверены в этом. Они просто считают, что мы слишком молоды даже для такой уверенности.
– Я знаю, Осипов. Ты молодец, что добиваешься своего и настаиваешь на этом. И все-таки, куда ты сейчас едешь?
Осипов снова просиял:
– Представь себе, мы решили купить свой собственный дом и съехать наконец-то с казенной квартиры, так я ее называю. Ты ведь знаешь, это почти что общежитие.
– Да уж знаю.
– И вот, я продал машину, родители обещали помочь, и мы еще перед Новым годом выбрали себе маленький домик. В Сормове.
Игорь присвистнул:
– Сумасшедший! Это же на краю земли! Как ты будешь ездить на работу?
– Да уж как-нибудь. Все равно лучше, чем мыкаться по углам, как раньше. Свой дом представляешь?! И вот еду туда, проверить, как Натка с мамками клеят на стены новые обои. Поехали со мной, я тебе все покажу.
– С удовольствием.
Вот так Игорь оказался далеко от студии звукозаписи. А пока они добирались до Сормовского района, разговор у них зашел совсем о другом. Об отце Игоря. Как ни странно, именно с Осиповым, хорошим знакомым, но вовсе не закадычным другом, он мог спокойно говорить на эту тему. В самом деле, ситуация сложилась более чем непонятная: Нина Белояр ведь женщина очень чуткая и не может не понимать, как больно Игорю не иметь отца как такового, ни живого, ни мертвого. Ее молчание не имело объяснений. И тем не менее она молчала.
– Да знаю я, что он мертв, – резко сказал Игорь.
– Что?
– Я видел ее на кладбище у могилы, о которой я понятия не имел. Хотя это выглядит некрасиво, и звучит плохо, но я ее выследил. Я не выдержал, Осипов. Увидел, что она куда-то собралась идти и при этом стала как хрустальная статуэтка, тронь ее – и разобьется на мелкие кусочки. И не выдержал, пошел следом. На памятнике написано имя: Белояр Вадим Владимирович и даты жизни. Я их запомнил с первого же раза, как только прочитал. Он родился восьмого августа сорок девятого года и умер девятого сентября семьдесят второго года. Он был совсем молодой тогда, не намного старше, чем я сейчас, и на фотографии очень похож на меня внешне. Только волосы у него были светлее.
Игорь немного помолчал, но Осипов был слишком потрясен, чтобы отвечать. Они вышли из автобуса на конечной остановке и пошли пешком по широкой тропе вдоль сугробов по краям дороги.
– Похоже, этот человек действительно был моим отцом. Но он умер за полгода до моего рождения. Мне тогда было всего около ста дней, считая с того момента, как я был зачат, и даже мама, может быть, не была твердо уверена в моем существовании. Сначала я абсолютно ничего не чувствовал возле его могилы, но когда увидел, как он на меня похож был, мне стало жутко. Кем он был и почему так скоро умер – рано или поздно я об этом узнаю. Но в тот момент, признаюсь, мне стало очень страшно.
– И что ты намерен теперь предпринять? – спросил Осипов, обретя дар речи.
– Пока ничего, – ответил Игорь. – У меня нет времени. К тому же, я еще надеюсь, что мама сама мне все расскажет. Я знаю, она все понимает. Только ждет чего-то. Дождется в конце концов, когда я сам начну расследование.
– Если хочешь, я тебе помогу.
– Спасибо, но пока не надо. Я еще не готов к таким разоблачениям.
– Я всегда в твоем распоряжении. Смотри, вот дом. Дым коромыслом!
И впрямь, там кипела работа, а при их появлении три усталые, но довольные собой работницы решили перекурить. Сочинили чаепитие и заставили Игоря к ним присоединиться. В благодарность за это он предложил свою помощь и взобрался на стремянку. С его помощью они быстренько справились с самой большой комнатой в доме. После этого он сказал им, что они напомнили ему героинь старых советских фильмов, и ушел домой, а они в очередной раз убедились, что это самый лучший мальчик в городе, и его мать просто гениальна, раз сумела воспитать такого сына.
Игорь ехал домой в темноте, один, но с хорошим настроением. Жена и мать Осипова и его теща всегда веселили его. В отличие от самого Осипова – к приятелю Игорь относился серьезно. И иногда очень сожалел о том, что к такому возрасту не нашел себе настоящего друга, такого, о каких пишут в книгах. Иногда он даже сомневался, существует ли такая дружба в действительности. Наверное, не существует, потому что он не видел ее собственными глазами, хотя бы на чужих примерах. До сих пор он видел проявления исключительно собственнических интересов. Это и сделало его отчасти скептиком.
Разговор об отце, пусть и состоявшийся давно – днем, не давал ему уснуть. Но в те минуты, когда Нина заглядывала к нему в спальню, он старательно прикидывался спящим. Ни к чему ей знать о его неприятностях. Это ужасно – не иметь возможности не только похвастаться своим отцом, но и сказать, что он вообще был, неважно какой, неважно когда, но знать, что ты появился на свет не искусственным путем!.. Теперь-то Игорю, по крайней мере, известно, как звали отца, когда у него был день рождения. Мертвый отец стал обрастать плотью – земными мелкими подробностями, и даже само это понятие перестало быть некоей абстракцией, отвлеченностью, оно стало ближе и роднее. Как будто это даже не отец, а ангел-хранитель, который всегда следит за ним и прикрывает крыльями, чтобы с ним не случилось беды. Но Игорю этого уже слишком мало. Он хотел знать об отце всё. А всё об отце рассказать могла только Нина Белояр.
И рано или поздно она всё о нем расскажет.
Озарение
Эдгара Тимофеева Сеня Шевченко встретил на улице случайно. Складывалось впечатление, что Сеня всех встречал случайно на улице, а от его воли ничего не зависело. Просто Эдгар шел домой от тетки, нес с собой гостинец – торт из вафельных заготовок с вареной сгущенкой. Сеня тоже кое-что нес – это-то и заинтересовало Эдгара больше всего, потому что нес Сеня невиданную в здешних краях книгу. Она была издана явно за рубежом, о чем говорила белоснежная гладкая бумага и кричащими красками расцвеченная суперобложка. Эдгар, конечно же, не мог упустить случай взглянуть на книгу и попросил посмотреть. Сеня, как всегда, страшно смутился и принялся отнекиваться: мол, вещь не его, он только брал почитать, и теперь несет ее владельцу. В общем, это было обычное поведение Сени Шевченко, но Эдгар не отступал и настаивал на своем – и настоял-таки. Сеня достал книгу из своей сумки, с которой он и в школу всегда ходил, и подал Эдгару. Тот обращался с ней как знаток и любитель, пролистывал странички бережно и раскрытой ладонью поглаживал обложку. Издание было добротное, ни грамма не походило на «желтизну». Эдгар покосился на Сеню, увидел, что он отвлекся на витрину магазина одежды, и решил пока познакомиться с содержанием. Сеня же отвлекся не совсем на витрину. Просто он погрузился в свою очередную прострацию, глаза его смотрели в никуда, и Эдгару потребовались бы усилия, чтобы в тот момент вернуть его к реальности.
Книга называлась «Путь свободы к радости». Автором ее был назван Рабио Прамен. Диковинное имя, Эдгар даже затруднялся определить этническую принадлежность автора. Первая страница показалась бы читателю началом фантастического романа – всю главу составляло подробнейшее описание рая. Он представляет собой некое параллельное измерение, куда переселяется душа праведника после физической смерти, после смерти человеческого тела. В этом измерении нет ни огородов, ни деревень, ни севера, ни юга, ни дня, ни ночи. В этом измерении, короче, нет ни времени, ни пространства, только вечность и бесконечность, где душа праведника раскрывается, как цветок под солнечными лучами, и прямо-таки благоухает блаженством. В этом измерении праведник сам становится воплощением живого божества, единого и присущего всему окружающему миру – животным, растениям, человеку, земле, воздуху, небесам, огню… космосу. В райском измерении нет также ни движения, ни неподвижности – оно, это измерение, абсолютно. Единственное и неповторимое, чего никто никогда не видел и о чем все мечтают. И вот в чем штука – попасть туда можно, при особом желании, и не умирая.
– Слушай, мне пора идти, – напомнил о себе Сеня. – Я замерз.
– Сейчас, сейчас, – пробормотал Эдгар.
Видел ли кто-нибудь, как прекрасна радуга на фоне черных туч? Так вот, это один из путей в то измерение. А кто умеет лежать на поверхности воды на спине, знает, какое это чудесное ощущение, когда тебя колышет вода и греет ласковое солнышко, а ты лежишь себе с закрытыми глазами и блаженствуешь, легкий и свободный… Эдгар вдруг почувствовал это так реально, что закрыл глаза и глубоко вздохнул, как в бассейне, когда лежишь на спине… Его как будто увело в сторону от действительности…
– Эдик, мне пора, – жалобно произнес Сеня, переминаясь с ноги на ногу.
– Подожди еще минутку, – попросил Эдгар.
Снились ли вам когда-нибудь полеты среди звезд? Пытались ли вы продлить мгновения сна, в котором у вас исполнилась самая заветная мечта всей вашей жизни? И вообще, ваши мечты сбывались когда-нибудь, кроме как во сне? Известно ли вам, как это прекрасно? Может быть, еще нет? А хотелось бы? В райском измерении все мечты исполняются сами собой, так как вы становитесь воплощением живого бога, а для него, живого бога, нет ничего невозможного.
– Эдик, – умолял Сеня.
– Ну подожди еще!
– Не могу! Имей же совесть!
– Дай мне ее тогда домой почитать!
– С ума сошел! Это не моя книга! Я и так ее уже давно не отдаю.
Эдгар очень не хотел отвлекаться от книги, так его заинтересовавшей.
– Сеня, минутку. Давай договоримся так. Ты сейчас несешь ее владельцу, попроси ее для меня, почитать, я ее верну немедленно. Или хочешь, я пойду с тобой и попрошу сам?
Сеня вдруг испугался:
– Ох, нет! Пожалуйста, не делай этого. Я попрошу, и если он разрешит, то я принесу книгу тебе домой. Хочешь так?
– Конечно. И желательно сегодня. Пока каникулы, можно читать что хочешь. Не забудь только.
– Ладно. Если он разрешит, занесу сегодня же.
– А кто это – «он»?
Неожиданно Сеня побледнел и ответил почему-то шепотом:
– Профессор.
– А почему шепотом? – удивился Эдгар.
– Потому что нельзя.
Эдгар недоуменно пожал плечами, и они расстались. Эдгар пошел домой, задумавшись до необычайно глубокого состояния. Причем думал он не о книге как таковой и не о ее содержании даже. Это были общие мысли о жизни и смерти, о смысле существования, о добре и зле, и чем дальше, тем глубже он погружался в недра потустороннего мира. Он шагал медленно, хотя холодная погода подгоняла шевелиться поактивнее. Такого с Эдгаром не случалось уже давно – только затянувшаяся «черная» депрессия могла навести на раздумья о вечном. Книга неизвестного Рабио Прамена всколыхнула его до самого основания. Это ощущение давало ему и повод порадоваться – показывало ведь, что он способен чувствовать и сочувствовать, иными словами – что у него есть сердце.
Сеня не забыл выполнить данное обещание. Занес Эдгару книгу в тот же вечер. Предупредил:
– До понедельника. Только тебе вряд ли понравится. Профессор говорит, что почти никто не прочитывал ее до конца. Не смогли.
– А ты читал? – спросил Эдгар.
– Да. До конца. Она действительно очень страшная. В общем, как хочешь. Постарайся прочитать ее до понедельника.
– На беспокойся, я успею.
Сеня пожал, в свою очередь, плечами, словно «умывая руки» и тем самым снимая с себя всю ответственность за дальнейшее развитие событий. Но когда он уходил из дома Тимофеевых, на губах у него появилась улыбка Игнасио Лойолы, и он покосился на окна этого дома с выражением превосходства в глазах – в этих больших, прозрачных, девчоночьих глазах всеми забитого мальчика.
Эдгар с такой жадностью схватил книгу и зарылся в ее страницы, словно от этого зависела его жизнь. До того момента ни одно произведение так его не возбуждало, будь то литература или музыка. Для начала он вернулся к первой главе, к описанию рая, чтобы прочесть его не спеша, как на улице, и более внимательно. Вообще-то для Эдгара вопрос о существовании рая или ада не был актуальным (а кто его знает, есть они или нет, придет время – и всё само собой встанет на свои места), и тем не менее описание рая в книге его впечатлило и даже почти убедило. По крайней мере, очень, очень хотелось верить в такое вот параллельное измерение, где душа воплощается в живого бога…
Вторая глава уже ближе была к роману-фантастике, а скорее даже к мистическому роману, вроде «The Omen». Когда-то давным-давно и в нашем измерении было разлито такое же блаженство и такая же красота, как и в раю. Все люди жили вечно и никогда не старели – истинный Олимп, не иначе. Но вот однажды, во время грозы, сильная белая молния вонзилась в огромный тысячелетний дуб и сожгла его до самого корня. Из черного праха этого дерева, политого волшебным дождем и согретого теплым солнышком, возникло некое существо, внешне похожее на человека, только крылатое. Это был демон зла, Свюк. Он открыл глаза впервые в черную ночь. Безлунную и пасмурную, и внутри у него было так же темно и пасмурно. Он не хотел, чтобы наступало утро. Он вредил природе и людям, пока природа не устала терпеть его бесчинства, собралась с силами и создала его антипод – гения добра, Гуми. Он образовался из чистейшего снега горных вершин и солнечного света. Он был также крылат, но, в отличие от Свюка, был блистательно-белого цвета, как снег, и у него были золотисто-рыжие волосы, как солнце, голубые прозрачные глаза, как небо, и во лбу горела алая звезда, как раскаленный уголь. Это было самое прекрасное существо во всей вселенной. И вот настал момент, когда они сошлись в смертельном поединке, и один из них непременно должен был в этом поединке пасть мертвым. Такова была логика всего мирового развития – в столкновении, борьбе и победе или поражении двух абсолютных начал, добра и зла. И всё живое замерло в трепетном ожидании… Поединок длился семь дней и семь ночей без перерыва. Противники во всем были равны друг другу, поэтому никто не мог получить преимущество. Каждому из них была нужна помощь людей, но люди сомневались, колебались, не решались принять чью-либо сторону, ведь им никогда раньше не приходилось быть свидетелями столь грандиозных событий. А пока они колебались, битва гигантов перешла уже в соседние измерения, затрагивая уже и самый космос. Но по-прежнему никто из них не получал перевеса. Но вот произошло решающее движение во всеобщей материи – Гуми и Свюк сражаются до сих пор, а их ангелы и слуги, возникшие из капель их крови, которые упали на землю во время схватки, ведут борьбу между собой везде, куда ни глянь. День борется с ночью, свет – со мраком, тепло – с холодом, душа – с телом… Взгляни вокруг себя, и ты убедишься в правоте этих слов.