Он уперся локтями в стол, мечтательно устремив взгляд за окно, где буйствовала зелень и было бы так легко и просторно, если бы у Майоровых был отец…
Ване очень не нравилось это тоскливое, сонное состояние духа, и он встряхнулся. Нечего сидеть дома, когда на улице так хорошо, и вообще, дел по горло… А он тут сидит, разнюнился…
Тогда он пошел проверять свои грядки. Их надо было прополоть, полить, проредить морковку. Участок был большой, грядок Ваня успел наделать много. На земле всегда работы хватает, зато и результат этой работы всегда радует душу, если не ленишься.
Ваня не умел лениться, а ведь иногда хотелось.
Привычное и самое любимое занятие подействовало на него, как всегда, хорошо, успокоительно, как будто и обстановка разрядилась, и терпеть эту обстановку как будто стало проще, чем за полчаса до этого. Ваня часто распрямлялся в полный рост, делал глубокий и свободный вдох и смотрел в блистающие небеса. Он набирался сил от матушки-земли, он не мог без нее жить.
Подходя ближе к дому, он зашел в открытую теплицу, где он в одном уголке уже второй год пытался вырастить несколько пальмочек, но пока у него ничего не получалось. Экзотические капризницы плохо приживались, дома за зиму почти совсем не росли и теряли листья, а летом на воздухе вроде бы чуть-чуть оживали и подрастали, и становились внешне уже почти похожими на взрослые, настоящие пальмы. Но их неизменно ожидал один и тот же конец – с них облетали листья, а стволы темнели и умирали, умирали навсегда, и приводили в отчаяние Ваню, который еще пробовал их реанимировать, возвратив в дом.
Не помогало.
А “младенцев” пальм ему каждый год привозил из Турции сын председателя, районный предприниматель.
– Выращивай, крестьянин! – говорил он Ване. – Научишься – будем их продавать здесь за бешеные деньги. Для красоты.
И хохотал над своими словами, как будто удачно пошутил.
А Ваня ничего не отвечал на это, только очень огорчался, когда растения погибали. Он всегда огорчался, когда любое растение гибло, и старался спасти, если мог. Получалось не всегда.
Нынешнее поколение пальмочек лишь недавно, буквально на днях, было выпущено на свежий воздух, и пока еще не было ясно, приживаются они или нет. Во всяком случае, листочки их говорили о том, что им плохо, что они болеют и просят сжалиться над ними и сделать с ними что-нибудь… Например, вернуть их на исконное место проживания и больше не тревожить…
Ваня вздрогнул.
Он услышал голос своего будущего отчима. Тот Ваню не замечал, не заглядывал внутрь теплицы и даже не догадывался, что “пацан”, как он называл Ваню, находится где-то поблизости. А Ване так не хотелось обнаруживать свое присутствие и обмениваться с навязчивым гостем хотя бы одним словом, что он присел в уголок и спрятался за зеленой рассадой.
Зуев разговаривал с кем-то по сотовому телефону – эта вещь лишила Ваню дара речи, когда он впервые ее увидел. Он думал, что такие штуки бывают только за границей и в импортных фильмах. И вообще было странно видеть и слышать человека с сотовым телефоном – складывалось впечатление, что человек разговаривает сам с собой.
– Что значит – где я? – возмущался Зуев. – Тебе что, не сказали?
Он немного помолчал, затем немного сбавил тон, но все равно был недоволен.
– Я в Агееве. Что значит – что я здесь делаю?
Он неприятно засмеялся.
– Налаживаю свою личную жизнь…
Еще минута молчания.
– Конечно, шучу. Я просто расширяю мой бизнес, дружок. Нет, я не собираюсь здесь ничем торговать… Потому что я не специализируюсь на сельхозпродукции. У меня несколько иной профиль… На селе нет моих клиентов…
Он сделал еще одну паузу.
Ваня слегка пошевелился, так как у него затекли ноги, он устал сидеть на корточках, согнувшись. Пауза несколько затянулась. Ваня посчитал разговор законченным и приготовился встать и продолжить свои дела.
Но разговор отнюдь не закончился.
– Не тебе учить меня жизни, – резко сказал Зуев. – Ты еще пешком под стол ходил, когда я уже зарабатывал себе на хлеб с маслом… Да и сейчас ты ведешь себя как юнец желторотый… Ты на самом деле ничего не понимаешь, или только притворяешься?
Очередная пауза.
Тут уже Ваня понял, что разговор затянется, и снова двинулся, на сей раз с недовольным вздохом. Ему вовсе не было любопытно, с кем это Зуев говорит так долго, и вообще не хотел подслушивать.
Скорее бы он уже ушел в дом.
Зачем ему говорить на улице?
Следующая порция сообщения дала ему понять, зачем.
– Да никто меня не слышит, я в огород вышел… И пацана не видно, где-нибудь у соседей сидит или в колхозе… Странный он какой-то, нелюдимый. Но крепкий на загляденье, я его грузчиком к себе возьму. Обойдется дешевле, а работать сможет за двоих. А что? Пусть оглядится вокруг, ума наберется. Это тоже, знаешь ли, ценно…
Ваня нахмурился.
У его будущего отчима, оказывается, далеко идущие планы насчет пасынка!
“Обойдешься, негодяй”, – мысленно ответил ему Ваня. Его ждет ПТУ и агеевский колхоз, и никак иначе.
Ваня и сам не ожидал, что его так оскорбит мысль Зуева взять его в свою фирму грузчиком. А еще больше его оскорбляла уверенность Зуева в согласии пасынка на это, в его беспрекословном подчинении.
Но ведь беспрекословно подчиняться способны только холопы.
Зуев между тем продолжал:
– Объясняю первый и последний раз. Ты слышал о Безбилетнике? Да, он месяц назад погиб в аварии… Конечно, конечно. Пока еще окружающие не опомнились, надо не терять времени, забирать его сферу влияния… Что?
Он расхохотался.
– Нет, я не подавлюсь! Я же не претендую на всю его вотчину… Мне и половины вполне хватит… Иначе я вызову подозрения и раздражения всякие… Да я и сам не хочу такого резкого рывка, лучше уж я постепенно… Так я и расширяюсь, и ситуацию контролирую. Это меня устраивает… Пока.
Очередная пауза.
– Не задирай нос, дружочек, пока ты работаешь на меня. Ты не реалист, а … – Он обозвал собеседника нецензурными словами. – Вот и иди туда работать, если примут! Впрочем, вряд ли примут, там и своих «шестерок» хватает…
Пауза.
Ваня чертыхался. Вот не жалко же денег человеку! Он слышал, что разговоры по сотовому телефону стоят очень дорого, простым людям такое удовольствие недоступно. А этот – разболтался с кем-то, как обычная сельская кумушка-сплетница.
– Мне на твое высшее образование чихать, если ты по натуре … – Он повторил нецензурное слово. – А Равилю скажи, что мне нужно еще несколько дней. Не больше двух недель. После этого я буду готов к заключению любых сделок… А еще лучше – продиктуй ему номер моего сотового, пусть он позвонит мне сам… А то ты еще перепутаешь что-нибудь, испортишь мне все дело… Не будь идиотом. Ты что, не знаешь, чем торгует Равиль?
Пауза.
– Так вот именно для этого мне и нужен дом в Агееве! Большой дом, с большим участком земли, с большими сараями и погребами! Наконец-то до тебя дошло!
Пауза.
Ваня скрипел зубами от напряжения.
– Если бы можно было обойтись… традиционными средствами, я бы давно уже справился с этой проблемой! Я и так потерял массу времени… Я не хочу больше ждать. И возможность ошибок должна быть исключена. Никаких ошибок, ясно? Я действую наверняка…
Пауза.
– Ладно, пока… Звони, если что… И Равиль пусть обязательно звонит, я жду… Давай…
Он сунул телефон в карман, вздохнул так тяжело, как будто его заставили заниматься непосильным трудом, и несколько минут вполголоса произносил ругательства, но без особой злобы, а просто от усталости.
Ругательства вскоре удалились к дому и совсем стихли.
Ваня с облегчением вздохнул и встал, потянувшись во все стороны и разминая тело, которому не нравилось так долго находиться в свернутом положении.
Вместе с тем ему не давали покоя полученные таким некрасивым путем – подслушиванием – сведения.
Конечно же, он всегда знал, что их дом – большая ценность. Во-первых, он сам по себе был новый и красивый, построенный с соблюдением всех требований и даже капризов – в частности, все комнаты в нем были изолированные. Во-вторых, комнат этих было аж четыре, и еще просторная кухня. Нечто похожее, только на порядок дороже, было всего лишь в одном доме в Агееве – в доме председателя.
В-третьих, у Майоровых было много просторных и новых, почти не использовавшихся хозяйственных построек, из которых жильцы регулярно посещали только баню. Обширный хлев явно был рассчитан на полный комплект домашних животных, имелась даже конюшня – вовсе излишняя роскошь, поскольку Майоровы держали только кур, а загоны для коров, поросят, коз, овец всегда пустовали.
Пустовало также помещение для сеновала.
Зато два сарая были битком набиты самыми разнообразными инструментами для обработки земли – сначала Алексей, а затем Ваня занимались этим.
Участок при этом замечательном доме был большой и плодородный, и ухоженный вдобавок – предмет зависти для любого сельчанина.
И еще следовало учесть очень удобное расположение дома, хорошую дорогу до самого крыльца. Словом, это был не дом, а настоящая мечта.
Все это Ваня понимал.
Неясным для него оставалось одно: зачем эта мечта нужна Зуеву. Ведь зуев занимался оптовой торговлей в областном центре и розничной – в районном. Точнее, если соблюдать хронологию, сначала у него появилась небольшая розничная торговля в уездном городке, а затем он переключился на опт. Денег у него было много, хотя он был далеко не самым богатым и успешным предпринимателем в районе. Но он тщательно планировал свою жизнь и деятельность и мало-помалу шел в гору. В городе он выстроил роскошный по здешним меркам особняк, в областном центре приобрел трехкомнатную квартиру в абсолютно новом, только что построенном доме. Поэтому Ваню удивляло стремление Зуева приобрести дом в селе Агеево, ведь жить-то он здесь не собирался, и торговал вовсе не сельскохозяйственной продукцией.
Его разговор по телефону открыл только то, что дом ему понадобился для расширения бизнеса. Ване это ровным счетом ничего не говорило. Каким образом именно их, Майоровых, дом мог расширить бизнес Зуева, находящийся вообще не в селе?
“Темный лес!” – подумал Ваня.
Ему не хотелось вникать в эту гадость, но и отогнать мысли об этом не получалось. Все-таки теперь от этого зависит судьба мамы. Она-то, несчастная, думает, что Зуев ее любит, что он к ним проникся жалостью, к ее тяжелой жизни.
Ничего он не проникся, но ведь ее не переубедишь.
Она видела только то, что хотела видеть. Так было и при Алексее Майорове, а без него и подавно.
Что касается личной жизни Зуева, о чем непременно должны были бы узнать родственники невесты, то об этом он сам, естественно, не распространялся. Известно было лишь то, что он вдовец, детей у него нет и, видимо, не предвидятся.
“Может быть, именно из-за этого в нем нет ничего человеческого?” – подумал Ваня. Все-таки любимая жена, ребеночек способны открыть даже очень жестокое сердце таким ценностям, которые меняют людей окончательно и бесповоротно, причем в лучшую сторону.
А Зуев, увы, не менялся.
Ваня так увлекся своими размышлениями, что делал перерывы в работе, распрямлялся и машинально окидывал взглядом округу. Зуев при этом заметил его присутствие в теплице и нахмурился.
А что, если пацан все время был в этой проклятой теплице и, следовательно, мог слышать, как он говорил по телефону?
Не докажешь, конечно, и спрашивать мальчишку об этом бесполезно, все равно он ничего не скажет, но… настораживает…
Это лишний раз подтверждает его мнение, что опасных людей следует в первую очередь держать при себе, по возможности, чтобы контролировать ситуацию и не допускать всяческих форс-мажоров. Не любого опасного человека можно держать при себе, разумеется, но Ваню держать было можно, можно было его даже проверять и даже лепить из него что-нибудь, и в глазах окружающих это было бы вполне нормально, вписывалось бы в представление обывателя об отношениях отчима и пасынка: взрослый участвует в воспитании ребенка. Все как у людей, не подкопаешься.
При этом за все время их вынужденного знакомства они не сказали друг другу ни единого слова. Но с первого взгляда почувствовали друг друге противника, силу которого до поры до времени не могли оценить.
Галина Майорова, хоть ничего этого не замечала и не подозревала, но мешала им проявлять свою вражду открыто. При ней ни один из них не решался активничать. Впрочем, Ваня в силу своего возраста не осмелился бы нападать, но к защите был готов и показывал это всем своим видом.
Кроме того, Ваня надеялся, что мамино присутствие и в дальнейшем не даст Зуеву безобразничать.
Тут Ване пришло в голову, что ему ведь и уйти-то некуда, нет у него родственников, и нет у него знакомых, достаточно близких для того, чтобы приютить его в самом крайнем случае. От этой мысли ему стало так страшно, что даже сжалось сердце. Ведь он, по сути, был человек не агрессивный и пока что лучшим способом разрешения конфликта считал уход – уход от конфликта, уход от проблемы. А тут от отчима уйти не удастся, он привязан к дому… Разве только ночевать в мастерской?
Ваня наткнулся на мрачный взгляд Зуева и вздрогнул.
Неужели он был обнаружен?
Лишь бы мама от этого всего не пострадала.
Регистрация была назначена на пятницу, восемнадцатое мая. В среду и в четверг Зуев развел в агеевском доме бурную деятельность: привез кое-какие вещи в качестве подарков – комплекты постельного белья, посуду, ковры, ковровые дорожки, японский телевизор, холодильник. Ваня косился на все это и с трудом подавлял в душе возмущение. Он видел, что Зуев сплавлял сюда предметы, давно надоевшие ему в городе, вышедшие из моды и замененные на новые, более продвинутые. Вообще, городским жителям свойственно перевозить всю рухлядь на дачу, потому что и в квартире не надо, и выбросить жалко.
Вот так один из лучших агеевских домов стал просто дачей Зуева.
В эту минуту Ване стало совершенно ясно, что он лишился своего дома.
Кроме перечисленных предметов, Зуев привез и большое количество продуктов питания для праздничного стола, хотя сидеть за ним, кроме Галины, Вани, Зуева и его шофера, было некому. Да и вряд ли шоферу будет позволено сесть за стол рядом с хозяином – Зуев даже на вид не производил впечатления “демократического правителя”… А продукты могли сильно воздействовать на мальчика, выросшего в нужде: здесь было мясо, причем самое лучшее мясо, почти без костей, и никакого ливера, и мясные деликатесы, и экзотические фрукты, с которыми никто в Агееве не умел обращаться и не знал, как из вообще есть, и много рыбы горбуши – и для соления, и для маринования, и для жарки, и уху сварить. И много бутылок дорогого вина и дорогой водки.
А чтобы новоявленная жена бизнесмена не беспокоилась насчет праздничной сервировки, Зуев привез еще и кухарку – одну из своих знакомых, большую и шумную, которая только и знала, что настряпать ему побольше вкусной еды, развлечь его грубыми анекдотами, желательно неприличными и желательно касающимися его самого и его избранниц, и получать от него за это всё деньги.
Ваня округлил глаза от удивления, когда ее увидел и услышал – он и не думал никогда, что ради какой-то ничтожной платы человек может так подхалимничать перед другим человеком.
А она потрепала его по щеке, громко сетуя на судьбу бедного “сиротинушки”, потом так же громко восхитилась какими-то воображаемыми прелестями Галины Майоровой, на что сама Галина никак не отреагировала, а потом начала хозяйничать в кухне, отдавая распоряжения таким тоном, словно у нее в услужении был целый штат поваров и поварят, она – шеф в лучшем ресторане столицы.
Зуев удовлетворенно улыбнулся, когда дело пошло по отведенному для него руслу, отдал кухню и продукты, в том числе и припасы Майоровых, в руки новой кухарке и преподнес невесте свой подарок – костюм для регистрации брака. Ваня снова округлил глаза, но на сей раз от восхищения. Костюм действительно был изысканный и дорогой, и мама в нем выглядела замечательно, на много лет помолодела и прямо-таки светилась от счастья. У Майоровых в платяной шкаф было вставлено зеркало, которое теперь отразило именно то, что Галина хотела бы в нем видеть всегда.
– Я очень красивая, правда? – заявила она.