– Вы хотите сказать, что с момента смерти Марии Хейвуд Марк тут не появлялся ни разу?
Бурмистров сознательно избегал обращаться к собеседнице «баба Нина». Очередная небольшая порция орешков скрылась во рту старлея. С любопытством отследив это его движение, старушка подтвердила:
– Ни разу. Уж я бы непременно заметила. Да и как он появится без моей подмоги? Единственные ключи от квартиры Марии у меня. Вон они, в колидоре, на крючке висят. Того и гляди ржавчиной покроются. Как и вся их квартира. А жалко… Квартира-то хорошая, денег немалых стоит… Покойный американец большим уважением пользовался. Генералом был… А ты че там клюешь все, внучок? – отреагировала баба Нина на новую порцию кедровых орешков, скрывшуюся во рту оперативника. – Как голубь какой… Крошки, что ли, на дворе подобрал? Голодаешь небось? Так ты эту бяку плюнь. Пойдем, я тебя лучше борщом накормлю. Только вчера вечером наварила. Я же по старинному рецепту его готовлю. Как меня мама учила. С кислой капустой. И гренки у меня есть. Будешь?
– Нет, спасибо, – отказался старлей. – Мне бы водички глоток. Не нальете?
– А чего не налить-то? Водички я завсегда налью. Этого добра у меня в кране хоть упейся. Слава богу, с водой у нас в стране перебоев нету пока. Только это… Может, лучше кваску, внучок? Домашний. Сама бражила.
– Не откажусь, – охотно согласился Бурмистров. – Спасибо… баба Нина.
– Ну, погодь тут. Сейчас вернусь.
Старушка скрылась из виду. Якубович в телевизоре, открыв очередную букву, радостно приплясывал на месте. Вместе с ним плясал и кудрявый белокурый мальчуган лет трех. Ведущий притомился первым, демонстративно взялся за поясницу, а уже через секунду ткнул мальчугану микрофоном в лицо. Баба Нина вернулась к окошку со стаканом в руке. Бережно передала его Бурмистрову. Старлей жадно осушил емкость до дна.
– Еще? – с улыбкой спросила седовласая старушка.
– Достаточно. Спасибо. – Георгий вернул стакан и тут же произнес: – Дело, собственно, вот в чем, баба Нина. Мы ищем оружие, зарегистрированное на покойного Джеймса Хейвуда. Винтовка с оптическим прицелом. – Он на пальцах продемонстрировал, как это выглядит. – Никогда не видели такой?
– Отчего ж не видела? Видела. Мне случалось бывать в квартире Марии. Уже после того, как ее супруг скончался, царствие ему небесное… Мы всем домом навещали ее время от времени. Поддерживали… И оружие, о котором вы тут кумекаете, примечала. В шкафу оно хранилось у нее. В стеклянном. Покойный генерал ужо шибко гордился этим бесовским сувениром. Я никогда не понимала…
– Она и сейчас там? Винтовка?
– Вероятно, – пожала худенькими плечами старушка. – Куда ей деваться? Говорю же, сынок их окаянный со смертью матери как сквозь землю сгинул. Нету его. А в квартире все как было осталось. На своих привычных местах. Никто ничего не трогал. Это уж знамо дело…
– А можно взглянуть? – осторожно спросил Бурмистров.
– На что?
– На этот стеклянный шкаф. И на винтовку в нем. Вы ведь сказали, что ключ у вас. Не могли бы вы подняться со мной и… впустить меня в квартиру покойного Хейвуда?
– Но это ведь супротив правил? Да, внучок? – заколебалась баба Нина. – В чужую квартиру постороннего человека… Даже если в квартире энтой никто уже не проживает… У тебя должна быть соответствующая бумага. Как, бишь, она там называется?
– Ордер, – подсказал Бурмистров, но тут же добавил: – Только в данном случае он мне не нужен. Я не собираюсь обыскивать квартиру. Я лишь хочу взглянуть на шкафчик. А вот если винтовка окажется там и она будет соответствовать искомой, тогда ордер и понадобится. При таком раскладе я получу все необходимые документы, приглашу понятых… И в первую очередь вас. То есть сделаем все по закону. По всей форме. А пока…
Георгий замолчал, глядя в глаза собеседнице и ожидая ее дальнейшей реакции. Баба Нина все еще пребывала в растерянности. В телевизоре за ее спиной «Поле чудес» сменилось рекламой какого-то вновь открывшегося в столице медицинского центра. Жизнерадостный голос за кадром обещал всякому, кто пройдет УЗИ в их центре, мазок в подарок. Чей именно мазок будет фигурировать в качестве подарка, в рекламе не уточнялось.
– Хорошо, – решилась наконец старушка. – Будь по-твоему, внучок. Подняться и посмотреть мы можем. Но только посмотреть. Ничего руками в квартире не трогать. Обещаешь?
– Клянусь! – Бурмистров с улыбкой вскинул над головой две раскрытые ладони.
Баба Нина удовлетворенно кивнула и сказала:
– Ну, ступай тогда к подъезду и жди меня. Я скоренько.
Старлей послушно отлепился от подоконника и сместился вправо. Пользуясь случаем, что старушка его не видит, отправил в рот добрую порцию кедровых орешков. Окно первого этажа закрылось, а минуты через три щелкнула дверь подъезда, и баба Нина, показавшись в проеме, призывно помахала ему рукой:
– Входи, внучок!
Бурмистров перешагнул порог, и они уже вдвоем двинулись вверх по лестнице. С учетом того, что баба Нина отдыхала по паре секунд едва ли не на каждой ступеньке, а миновав пролет, останавливалась на целых двадцать, подъем на третий этаж занял внушительное количество времени. Наконец старушка достигла заветной квартиры с цифрой 6, вставила ключ в замочную скважину, дважды провернула его, толкнула дверь и первой вошла внутрь. Старлей последовал за ней. Со стены на незваных визитеров грозно уставилась волчья голова со свирепым оскалом и блестящими матовыми глазами.
– Джеймс Хейвуд при жизни был охотником? – спросил Бурмистров.
– Нет. Этот кошмар ему преподнес кто-то в подарок. Я поначалу тоже пужалась, внучок, но потом пообвыкла. Проходи, голова не кусается… Гостиная со шкафом, о котором я говорила, сразу налево.
Бурмистров направился заданным курсом. Остановился в проеме и тут же заметил средних размеров стеклянный шкаф. Старинный предмет интерьера располагался на самом видном месте, и не заметить его было невозможно. Вот только шкаф этот был пустым.
– И где же винтовка?
– Ась? – Старушка вынырнула из-за спины старлея, а через секунду изумленно всплеснула руками: – Нету!.. И впрямь нету! Но была же. Я своими глазами видела…
– Когда вы в последний раз ее видели?
– Вот этого не припомню, – виновато поджала губы баба Нина.
– Хотя бы до или после смерти Марии Хейвуд?
– Да не помню я, внучок. Мне уж сколько годков-то… Всегда она там висела, окаянная, и никогда никуда не девалась… А тута… Вот ведь несуразность.
– А могла хозяйка сама ее переместить в другое место?
– Энто точно нет, – категорично отвергла подобное предположение оперативника старушка. – Мария оружие ни в жисть в руки не взяла бы. Не любила она этого… Пыль протирала, но и то с огромной опаской. А чтоб взять да перевесить… Нет! Не могло такого быть!
– А ключ с момента ее смерти, говорите, только у вас был?
– Тока у меня. Но я сюда никого не водила… И сама не хаживала. Вот те крест, внучок, – бегло перекрестилась баба Нина. – Мы с тобой первые, кто пришел сюда за год с лишним.
– А запасной ключ?
Бурмистров вернулся к входной двери, склонился и внимательно осмотрел замок. Следов взлома не наблюдалось.
– Не было такого. Никогда не было. У Марии тока один ключ от квартиры и имелся. Она страсть как боялась, что сынок непутевый ее обворует. Даже на похороны ничего не оставит… Вот, стало быть, один ключик этот и есть.
– Ясно. – Георгий разогнулся и хмуро взглянул в лицо старушке: – Квартиру все же придется обыскать, баба Нина. Приедут оперативники из нашего отдела и все досконально здесь осмотрят. Я направлю их к вам. И еще… Очень прошу вас, когда они приедут, постарайтесь вспомнить, кто из соседей навещал Марию Хейвуд незадолго до ее гибели. Составьте список. Хотя бы приблизительный. Кого вспомните… Сможете?
– Постараюсь, внучок.
Бурмистров вышел на лестничную площадку, достал из кармана мобильник и набрал номер полковника Гурова. Долго и терпеливо вслушивался в длинные заунывные гудки. Вызываемый абонент не отвечал.
Тогда он отпечатал сообщение: «Винтовка пропала из дома Хейвуда. Нахождение неизвестно. Взлома не было. Неизвестно и нахождение Марка Хейвуда. Еду в Управление. Перезвоните».
Глава 4
– Его фамилия, кстати, Микаберидзе. Я посмотрела в контракте, – гордо сообщила Маргарита Васильевна, а затем пожала плечами: – Но вижу, что вам это уже ни к чему. Вы вроде как и без того знакомы.
Крячко продолжал свирепо надвигаться на грузина. Каха схватил Свистоплясову за плечи, толкнул ее в сторону полковника и метнулся к ограждению.
– Успокойся, Каха! – окликнул его Гуров. – Что за глупости? Куда тебе деваться? Прыгнешь за борт?
– Может, и прыгну, – не оборачиваясь, буркнул бармен. – Это куда лучший исход, чем вновь терпеть необоснованные нападки батоно Крячко. Что за непруха? Почему судьба постоянно посылает мне вас двоих? В Москве других оперов нету, что ли?
– Необоснованные? – Крячко схватил Каху за ворот рубашки. Тот попытался вывернуться, но не сумел. Ткань затрещала под цепкими пальцами Стаса. – Ты в прошлый раз человека подстрелил. А он был патрульным при исполнении. Забыл уже?
– Это вышло случайно. Шальная пуля. С кем не бывает? К тому же я искупил. Искупил ведь? Я сдал вам целую преступную группировку. А патрульный ваш выжил. Он даже не пострадал толком…
– Нет, я ему точно вмажу, – хрипло обронил Станислав, обращаясь скорее к самому себе, нежели к кому-то из окружающих.
– Погоди! – осадил напарника Гуров и тут же спросил все еще цеплявшегося за ограждение Микаберидзе: – Оружие есть?
– Нету.
– Стас, проверь.
Бармен попытался воспротивиться личному досмотру, но и эта его попытка оказалась тщетной. Крячко ощутимо ткнул его кулаком в поясницу, а затем, буквально впечатав в борт, двумя ударами носка ботинка заставил развести ноги в стороны. Похлопал по туловищу, потом опустился ниже и задрал обе штанины канареечного оттенка шелковых брюк одновременно. На правой волосатой лодыжке у Микаберидзе обнаружилась компактная кобура с торчащей из нее посеребренной рукояткой. Станислав забрал оружие и хмыкнул:
– А говорил: «нету».
– Это сувенир, – живо отреагировал Каха.
– Серьезно? – Дуло пистолета ткнулось грузину в затылок. Палец Крячко мягко опустился на курок. – То есть, если я сейчас выстрелю, ничего страшного не случится? Так?
– Господи! – охнула Маргарита Васильевна. – Не надо! Не делайте этого! Умоляю вас! Меня за такое непременно уволят! Наша компания попадет в черный список…
Лопухов, попыхивая сигаретой, со счастливой улыбкой на лице молча наблюдал за происходящим. Гуров неспешно поднялся на ноги и двинулся в сторону напарника.
– Опять по беспределу тянешь, батоно Крячко? – презрительно бросил Каха, но голос его непроизвольно дрогнул. – И что ты за человек такой резкий? Как волкодав какой-то…
Гуров забрал найденное оружие из рук напарника, отбросив барабан, заглянул внутрь и сокрушенно покачал головой:
– Разрешение на ношение есть?
Микаберидзе не ответил.
– Значит, срок уже схлопотал…
– Это же для самообороны, батоно Гуров. Знаешь, как опасна профессия бармена? Опаснее вашей. Никогда не знаешь, на какого козла нарвешься. Ну, ты же мужик правильный. Должен понимать… Я не стрелял из него ни разу. И даже не собирался. Только если пугануть особо раздухарившегося бухарика…
– Для самообороны или просто для красоты – не имеет значения, – ответил Лев. – Разрешение все равно должно быть. Чего ты дураком-то тут прикидываешься, Каха?
– Но ствол-то чистый, – гнул свою линию бармен. – Сам проверь – и увидишь.
Гуров взял грузина за локоть, развернул к себе лицом и предложил:
– Давай-ка пообщаемся тет-а-тет, Каха. Идем за мной. Стас, побудь пока тут с остальными.
– Может, лучше наоборот? – Крячко продолжал буравить задержанного свирепым взглядом. – Полагаю, у нас с Кахой диалог конструктивнее получится. При необходимости поймем друг друга без слов.
– Стас…
– Ладно-ладно, – неохотно отступил Крячко. – Хочешь с ним нянькаться – нянькайся. Только не забывай, Лева, что на этот раз он, возможно, реально убил человека.
– Не убивал я никого!
– Разберемся. Ступай! – легонько подтолкнул Гуров грузина в направлении отгороженного от палубы панорамным окном читального салона.
Мужчины вошли внутрь, и Лев сразу опустился в глубокое кресло, спиной к бесшумно работающему телевизору и лицом к корме. Через стекло он видел, как Крячко вновь занял место за столиком напротив Лопухова. Толстяк бросил окурок за борт и тут же закурил новую сигарету. Маргарита Васильевна бестолково топталась на месте, совершенно не понимая, как ей следует вести себя в сложившейся нештатной ситуации.
– Ну, ты-то мне веришь, батоно Гуров? – Микаберидзе тоже сел, проникновенно, как преданный пес, заглядывая в лицо полковника. – Не убивал я этого грязного нигера. Цеплялся к нему – да. Было. По черной морде пару раз съездил, наверное… Тоже не отрицаю. Но не убивал. Это точно.
– Знаю, Каха. – Лев вытянул ноги, достал из кармана платок и промокнул им лоб. – Знаю. Ты слишком труслив по природе своей, чтобы хладнокровно убить человека. Но заказать убийство мог.
– Шутишь? – вскинулся Микаберидзе. – Да на черта мне это нужно? За что его заказывать-то? Он же как этот… Как прыщ на жопе. Раздражает, но в целом жить-то не мешает. Со временем как-то привыкаешь к его присутствию. И потом… Заказ дорого стоит, батоно Гуров. Сам же знаешь. Где бы я такие деньжищи нарыл?
– «Палеными» стволами еще торгуешь, Каха?
– Нет! Тварью буду, нет! Завязал. С тех пор как отсидел за это, так и завязал. Сразу же. Спасибо тебе. Наставил на путь истинный.
– Давно освободился?
– Не очень. Прошлой осенью. Год еще не прошел.
– По УДО?
– Угу.
– И сколько у тебя условный?
– Два, – Микаберидзе выставил перед собой растопыренные указательный и большой пальцы. – Вот тебе еще один оправдательный довод в мою пользу. Стал бы я кого-то гасить за просто так, когда на «условке» еще торчу? Сам подумай. Я же не дебил?
– С этой стороны я тебя совсем не знаю, Каха, – усмехнулся Лев, – поэтому подозрений пока снимать не буду. Но и тащить тебя в Москву, в ИВС, с ближайшего причала тоже не стану. Если… – Он многозначительно замолчал.
Микаберидзе скривился, как от зубной боли, и буркнул себе под нос:
– Вот черт, опять это «если». Терпеть не могу твои «если», батоно Гуров. Просто на дух их не перевариваю. Потому как знаю уже, к чему они ведут. Вновь хочешь из меня «стукача» сделать?
– Ну, я бы не стал называть это стукачеством, Каха. – Лев хрустнул костяшками пальцев, а затем небрежно протянул ему вырванный ранее из блокнота лист бумаги. – На этот раз речь ведь идет не о твоих подельниках. Расценим это как маленькую дружескую услугу… Лопухов накорябал тут имена людей, которые, как и ты, не давали покойному Коджо проходу. Угрожали ему. Я хочу, чтобы ты пообщался немного с каждым из них. С барменом ведь люди охотнее идут на контакт, нежели с представителями власти… На всякий случай стоит проверить и весь персонал теплохода, а не только тех, кто есть в списке. Это довольно кропотливая работа, Каха, но я уверен, тебе она по плечу.
– Ну, не знаю… – Бармен потер двумя пальцами переносицу. – Как-то это все не по мне… Я же не шпион какой-нибудь, спецподготовок не проходил…
– Ну, как знаешь, – легко сдался Гуров. Энергично хлопнув обеими руками по подлокотникам кресла, он поднялся на ноги. – Неволить я никого не буду. Не в моих это правилах. Пусть этим займется Крячко. У него и впрямь лучше получится. Согласен?
– Полностью, – облегченно выдохнул Микаберидзе и расплылся в счастливой улыбке.
– Вот и славно. Собирайся, Каха!
Последняя фраза застала бармена в момент подъема со своего кресла. Он замер, так и не завершив его, и вскинул недоверчивый взгляд на Гурова:
– Куда это?
– В Москву со мной вернешься. Сойдем на ближайшей стоянке, и побудешь в изоляторе до окончания следствия. Ты единственный подозреваемый на настоящий момент, так что выбор у меня невелик. Я же должен как-то отчитаться о проделанной работе перед вышестоящим начальством. Так что посидишь пока… А когда найдем настоящего убийцу… если найдем… мы тебя сразу отпустим. Да расслабься, Каха, – добавил Лев, заметив кислое выражение лица Микаберидзе. – Скучно тебе не будет. Там уже отдыхает твой старый знакомый, Шота Батумский. Помнишь такого? Думаю, вам будет о чем потолковать. И я очень надеюсь, что никто случайно не обмолвился Шоте о твоих негласных контактах с угро три года назад. Постараюсь тоже не намекать ему об этом…