Мы помолчали, хмуро насупившись. А что тут было добавить?..
Став городским главой, Кессаев немедленно вызвал телеграммой к себе из Дагестана верного кумыка на место личного шофёра доставшегося в наследство от предыдущего градоначальника джипа «Черокки». У нас в команде мэра дагестанца прозвали Коротышкой. Пусть Руслан и невысок ростом, но кряжист, как пень баобаба, оставшийся от поваленного ураганом ствола. Его непропорционально короткие конечности, как обрубленные культи, в растопырку торчали из бугрящегося выпуклостями дюжего тела. Бывший механик-водитель боевой машины, а с некоторых пор персональный извозчик мэра, агрессивное в свободной манере вождение казённой иномарки виртуозно сочетал, смотря по ситуации, с нежным вальсированием в упорядоченном городском трафике насыщенной интенсивности. Он неприхотлив и беззаветно предан шефу – скорее неразделим с хозяином, как рыбка-прилипала пред телом гигантской китовой акулы. У кумыка на невыразительном лице, разве что, заметишь тусклое мерцание глазных яблок, будто повёрнутых зрачками внутрь. Он скрытен, молчалив и хладнокровен в любой критической ситуации, как будто участок тела, где расположено его сердце, находится под воздействием анестезии. И мне приходилось Руслана наблюдать в экстремальные моменты.
Как бес он владеет баранкой, пусть даже стихийное бедствие преградой вдруг встанет ему на пути. Ну, вспомнить хотя бы тот случай, когда мы в машине неслись по мосту, чтобы скорей достичь противоположного берега. А бурный весенний поток уже захлёстывал сверху опасно накренившийся пролёт моста и брызгами разлетался из-под колёс. И в самый последний момент сорвало несущую часть переправы и на наших глазах её медленно вместе с машиной всё дальше сносило течением от берега. Брешь катастрофически расширялась. Пассажиры, как завороженные, неотрывно впились сосредоточенными взорами в кипящую бурлящим потоком и расширяющуюся промоину. Один только маэстро лихой езды хранил непоколебимое спокойствие и, словно лидер на финишной прямой, неудержимо нёсся к победному триумфу. Едва перелетел «Черокки» через брешь, как окончательно сорвало с опор мостовой пролёт и завертело, переворачивая и круша, в бешеном горном потоке. А машина после смертельного трюка приземлилась мимо дороги на кочки и, благодаря только мастерству водителя, выскочила на асфальт, едва не опрокинувшись при этом.
– Бил-л-ят! – лишь сорвалось из разверзшихся уст кумыка в гробовой тишине кабины.
Для меня оставалось непостижимым, как какой-то дикарь из горных мест, где кроме осла или лошади не используется иной транспорт, и вдруг так заправски управляется с автомобилем. По поводу моего заблуждения втолковал один знающий малый:
– У них там, в Махачкале, обычное дело, когда все без правил лихачат по улицам!..
После дембеля Мурат перевёлся на заочную форму обучения, не жалея себя, постигал премудрости архитектурной профессии. Было-было от чего испытывать трудности. Превращалась в руины великая страна. Ошеломлённые люди метались кругом неприкаянно, как погорельцы. Мать, не выдержав эту сплошную напасть, заболела и тихо отошла в мир иной. И остался со старым отцом-инвалидом на руках и молодой женой с сыном-малюткой прагматичный приверженец просвещенья. Время было жестокое и лихое. Народ трудился без пенсий и зарплат. Выплаты задерживали по многу месяцев. Спасало от голода трудолюбие в развёрнутом личном хозяйстве.
Мурат устроился на работу в отдел градостроительства мэрии Белой Башни, где в тот период вовсю заправлял Геор Хестанов. Вертел делами предприимчивый мэр так, что на фоне всеобщего разорения воздвиг себе в родной Первомайке палаты похлеще боярских. Никто его не смел укорять, лишь робко шептались горожане на ушко друг другу по закуткам.
До всех этих обывательских дел Мурат был далёк. На службе проводил он рабочие дни. Хозяйствовал в доме отцовом. А ночами зубрил до отупения учебный материал, часто засыпая прямо за письменным столом. Жена Юлия украдкой плакала, опасаясь, что тронется умом супруг от чрезмерных таких нагрузок. На себя она давно махнула рукой. Жаль, когда в расцвете лет безнадёжно увядает цветущее тело. А была ведь молодка ещё хоть куда из себя. Круглое с нежным подбородком лицо невольно приковывало к себе взгляды мужчин на улице, особенно глаза, миндалевидные, светло-карие и глубокие, в обрамлении бархатных ресниц. Её женская натура требовала внимания, а им с мужем порой некогда было даже пару добрых слов друг другу сказать. И, вроде бы, рядом законный супруг, но дух его обитал вовсе не здесь. О чём свидетельствовал его отрешённый и затуманенный заповедной думой взгляд.
Случалось, заботливо скажет она:
– Милый, поберёг бы себя. Вон седина в волосах пробивается…
Натруженной рукой взъерошит Мурат короткий свой «ёжик» и бросит:
– То годы во мне серебром проросли. Их носить напоказ не зазорно мужчине.
– Не щадишь ты себя, так пощадил бы родителя. Пренебрегаешь мною. Хоть бы иногда вспоминал о маленьком сыне.
– Ради бога оставьте меня. Сил не осталось на склоки.
На том обрывался бессмысленный спор, и снова Мурат погружался в себя.
Если тебя не понимают близкие, то только и остаётся искать утешенье внутри круга собственных интересов. Юлия так и поступила. Всю нерастраченную любовь она направила на маленького Казбека. И ещё увлеклась любимым хобби. Дело в том, что, работая в аптеке фармацевтом, она профессионально разбиралась в целебных свойствах различных лекарственных растений. А отсутствие в продаже в последние годы необходимых медицинских препаратов породило массу народных целителей, шарлатанствующих на людском невежестве.
Вот и занялась женщина сборами трав, составляя лечебные снадобья, которыми от души снабжала всех страждущих. В свободное время она пропадала в окрестностях, запасая целебный продукт. Так что, дом весь превратился поистине в ведьмин вертеп: кругом стояли склянки с настойками и экстрактами, в сенях и коридоре с потолка свешивались пучки сушёных трав, крутой духмяный аромат снадобий непривычно раздражал обонянье посещающих этот дом гостей.
Супруги жили рядом под одной крышей, и в то же время были далеки друг от друга. Юлия с некоторых пор тихонько подмешивала мужу в пищу приворотного зелья, приготовленного собственной рукой, в надежде, что он обратит на неё более пристальное внимание. Она беззаветно верила в силу чудодейственного средства. Но все её усилия были тщетны. Мурат оставался к ней холоден, как циклон, налетающий с Арктики. Старик отец всё это видел и переживал молча, в немощи своей понимая, что не в состоянии повлиять на сына для того, чтоб тот поберёг себя и сохранил семью. Житейская мудрость научила пожилого человека не встревать в дела молодых. Со снохой и внучком он жил в большем согласии, нежели со взрослым сыном. Не понимал он самоистязаний того ради какого-то там образования. Не понятны нисколько крестьянской душе затейливые учёные люди. А тут родной сын подался туда же.
– Да и бог с ними! – отмахивался старик. – Пусть себе постигают науки…
А в городской администрации затеяли грандиозный проект. С чего бы вдруг на безденежье на такое решились? Долго в станице Междуреченской мирились с регулярными весенними затоплениями из-за паводков, когда оба рукава речки Фурии выходили из берегов, и вода проникала в жилища. Раз в пятилетку река несла грандиозное бедствие, критически поднимаясь в уровне, унося с собой урожай с огородов, запасы дров на зиму, сложенные во дворе, домашнюю скотину, хозяйственный инвентарь и разрушая подсобные строения.
– Вот так чудеса! – судачили люди кругом. – Наконец-то проснулась власть.
Через отдел градостроительства мэрии Белой Башни проходил проект сооружения защитной дамбы, и Мурат оказался в эпицентре событий.
* * *
Вот она – многострадальная станица Междуреченская. Основана была казаками во времена Русско-Кавказской войны, когда экспедиционный корпус генерала Ермолова в начале 19-го века начал выстраивать новую линию оборонительных укреплений для защиты проходящей в этих местах Военно-Грузинской дороги. И речушка Фурия, неспешно струящаяся меж камней неприметным тихим ручейком, разделяется здесь на два русла. Её водной преградой даже не назовешь, поскольку можно запросто перейти вброд, не замочив коленей. Но напоминает о её буйном нраве расположенная в самом месте развилки насыпная дамба, укреплённая загородкой из железобетонных плит. Местами заметны промоины в сооружении, где плиты неровно сдвинуты с мест и там в беспорядке нагромождены бушующим потоком каменные валуны. Неискушённому наблюдателю невозможно представить, чтоб эта смирная речушка таила в себе столь сокрушительную угрозу, от которой сносит постройки и смывает имущество со дворов. Неужели воздвигнутая дамба не обладает достаточной мощью для сдерживания весенних паводковых вод?
Представительная группа важных чинов кучно сгрудилась прямо на дамбе. Я ожидал поодаль, когда наступит момент проявить своё амплуа в отведённой мне роли куртизанки. До меня доносились обрывки отдельных фраз, произнесённых в запальчивости спора особенно резко. Если уж мэр Кессаев так ожесточённо рубит воздух, как саблей, своей пятернёй, значит, всё обстоит серьёзно.
– …ну зачем колоссальные средства вкладывать сюда в этот бесперспективный проект, – недоумевал один из столичных вояжёров, мощно набычив шею, словно греческий Геракл, намеревающийся вычистить Авгиевы конюшни. – Нужно просто закрепить новыми плитами размытые места.
– Как вы не понимаете, что такие затраты мэрия несёт каждый год, – горячился Мурат, выходя из себя от непробиваемости чиновника. – На израсходованную за многие годы на ремонт сумму давно можно было построить монолитное бетонное сооружение на века.
– В то время, когда в республиканском бюджете сплошные прорехи, откуда взять средства на вашу дамбу? Вы об этом подумали, господин Кессаев?
– Вы бы лучше задумались над тем, сколько жертв совсем недавно забрала здесь вода…
Перепалка ещё продолжалась, когда ко мне своей стремительной походкой подгребла Янина вместе с гражданином невыразительной наружности. Во всё время визита комиссии по гидротехническому объекту, этот представитель держался обособленно от всей группы, в споры не вступал, а больше изучающим взглядом дотошного педанта обшаривал дамбу, прикидывая что-то в уме.
– Познакомьтесь, пожалуйста. Это пресс-секретарь мэра Сергей Овсянников, – представила меня Янина. – Он в курсе событий, и в спокойной обстановке вам подробнее объяснит суть дела.
– Очень приятно. Я финансовый эксперт республиканского казначейства Оскар Казимирович Сосновский, – протянул мне лодочкой миниатюрную влажную ручку столичный фрукт.
– Ну, я вас покидаю. Извините, по горло загружена работой, – сбагрив на меня ответственного представителя, поспешила убраться правая рука мэра.
– Где мы с вами, Сергей, сможем обстоятельно обсудить дело? – словно ввинтив в меня буравчики, впился вопрошающим взором Оскар Казимирович.
– Пойдёмте к машине. Сейчас нас водитель отвезёт в одно тихое местечко, где никто не потревожит нашего уединения.
Через полчаса каскадёрской с замиранием сердца езды по горному серпантину, мы оказались в Белой Башне на открытой террасе ресторана «Снежный барс». Перед взором простирался живописный вид на чудные природные достопримечательности. Внушительные каменные исполины, вздымающиеся над городом, застывшими позами порождали в воображении образы эпических персонажей героических нартских сказаний. И над всем этим великолепием главенствующим объектом выделялся величественный памятник из белого камня. Башня надменно хранила секрет своего таинственного происхождения, впечатляя неприступностью и органичным единением с окружающим пейзажем.
Для порядка, соблюдая условности за столом, финансист положил на колени кожаный портфель, и извлёк наружу какие-то важные бумаги. Начал, ссылаясь на предписания должностных инструкций, нудно объяснять проблемы бюджета. При этом он часто апеллировал к исчисляемым миллионами суммам. Я мужественно тосковал, в ожидании заказанных яств. Наконец официант осчастливил щедрым подношением, и за столом обозначилось трепетное возбуждение, предшествующее принятию первой стопки.
– Ну, будем! – с повадкой матёрого халявщика, Казимирович выплеснул в глотку пятизвёздочное содержимое своей порции.
Почин был сделан, клиент увяз в расставленной на него западне, как муха в липкой ленте, коварно вывешенной в проёме растворённого окна. Нутром я почуял, что всё будет на мази! Скоро мой собутыльник изрядно раскраснелся и, азартно потирая руки, приятельски хлопал меня по плечу. Напрочь позабыв о предмете его визита, мы громко травили анекдоты армянского радио и комичные истории из собственной практики. По-свойски обращаясь к нему, я приготовил очередной перл:
– Оскар, ты помнишь студенческие годы?
– О, да! – блестя замасленными глазками, воодушевился компаньон. – Я учился на финансово-экономическом…
Бестактно перебивая его, я продолжал:
– У нас на филологическом ходило меткое выражение: размер жопы, в которой оказываешься во время сессии на экзамене, прямо пропорционален размеру члена, который клал на учёбу в течение семестра.
Он оценил мой юмор! Справившись, наконец, с приступом хохота, мой весёлый партнёр отметил характерную особенность в себе:
– Когда я ем – я глух и нем! Когда я пью – я пообщительнее…
– А ты заклей себе рот скотчем, – советую я, издевательски отправляя в рот внушительный кус румяной и сочной бараньей грудинки.
Лукаво подморгнув мне, Оскар подхватывает иронию и в свою очередь выдаёт:
– Тут ведь оказываешься перед дилеммой. В России есть на выбор два вида скотчей: те, которые не приклеиваются, и те, которые не отдираются!
Я глубокомысленно поддержал его скепсис:
– Относительно нашего разлюбезного Отечества возможны лишь два варианта развития событий: наихудший и маловероятный.
– Обнадёжил, Серёга! Сведения из каких источников черпаешь?
– Из собственных наблюдений выводы делаю. Вон, зарплата в последнее время стала больше напоминать сдачу.
– Да-а! – напуская серьёзный вид, протянул разомлевший казначей. – Тут и вспомнишь невольно беднягу Винни Пуха, когда из-за пчёл тот свалился задом прямо на ежа.
– И что было дальше?
– Так он не постеснялся и сказал всё слово полностью…
До полуночи мы проржали, как насытившиеся овсом гусарские лошади в тёплой уютной конюшне. Батарея опустошённых бутылок и гора загаженных объедками тарелок, будто бранное поле, остались после нашего пребывания. Распрощались мы братьями. Водитель отвёз клиента на автовокзал к ночному рейсу. Я же на вызванном официантом такси добрался домой. Совершенно не помню, как оказался в постели.
Очнулся с головной болью и чувством выполненного долга в душе, когда уже было далеко за полдень. Превозмогая себя, добрёл до холодильника. Там нащупал холодное пиво и, как истерзанный жаждой путник в Сахаре, жадно приложился к спасительной влаге. Едва отошёл от мертвецкого состояния, как зазвонил телефон. Естественно, это была Янина:
– Ну, как, алкоголик? Живой? Четвёртый раз уже тебе звоню.
– До твоего звонка был уверен, что пребываю в аду.
– Сильно тебе плохо? Лечись. Только последнее слово молви: как прошло мероприятие?
– Лучше не бывает. Мы с Казимировичем на крови побратались. Готовьтесь принимать дары падишаха.
– Молодчина, Овёс! Ты оправдал возложенные надежды. Родина этого не забудет, – рассыпалась в благодарностях интриганка. – Можешь спать дальше. Больше тебя не побеспокою.
– Ну вас всех к чёрту! – послал я коллегу. – Спаиваете меня, изверги…
Бросив трубку, ощутил, как сдавливавший голову терновый венец стал обретать очертания нимба от признания удачно мною провёрнутого дельца. Главное, будут теперь деньги на сооружение дамбы. Столько с ней претерпели мороки! Как тут не возрадоваться? Ведь беда, что случилась три года назад, разделила общество на два непримиримых лагеря. Эта беда, в своё время, и сыграла решающую роль при восхождении Мурата на Пантеон городской власти. Грешно в подобном тоне рассуждать о трагедии, но только чрезвычайные ситуации, порой, могут всколыхнуть консервативное мышление обывателя, чтобы дошло до него, что гражданской активностью можно добиться исполнения воли масс. Конституционное право граждан – изъявлять свою волю во время выборов лидера. Слушая пропагандистские призывы всяких политтехнологов, не стоит поддаваться их обольщениям. Всегда судить надо исключительно только по деловым качествам кандидата. Если за его спиной нет реальных дел, то не стоит заблуждаться в отношении такого лица.
Когда Мурат трудился в отделе градостроительства, по роду своей деятельности ему приходилось выезжать на места производства строительных работ. Ездил он и в станицу Междуреченскую для предварительной корректировки работ на местности и в ходе самого возведения там защитной дамбы. Произведя на месте свои расчёты, изучив силы противодействия сооружения стихии, он составил квалифицированное заключение, и ознакомил с результатами своих умозаключений тогдашнего мэра Хестанова. Тот немедленно вызвал не в меру прыткого подчинённого на ковёр и сделал резкое внушение: