Взяв первый лист аккуратно, как Пушкин первую страницу рукописи «Евгения Онегина», лейтенант задумался. Он вопрошающе поднял брови вверх и искривил рот.
– А правда ли, – протянул он противным, плаксивым, полным любопытства голосом, – что в городе N во время вируса закрыли на карантин многоэтажку, заварив её подъезд на щеколду, да так про неё и забыли?
И тут же встал гордо, прямо, сдвинув брови и сделав серьёзное, но доброжелательное лицо, как и подобает государственному служащему.
– Это фейк, – ответил лейтенант сам себе. – Недостоверная информация. Данные о карантине хранятся в электронных системах, поэтому их невозможно забыть. Карантин был снят сегодня, жителям дома предложена вся необходимая помощь.
Лейтенанта распирало от гордости. Тот же, кого называли мудрецом, тем временем медленно вставал из-за стола.
– Вон! – заорал мудрец страшным голосом, ударив кулаком по столешнице. – Закрывай обратно! – но тут же успокоился. – Провожу я сам, другие слишком молоды, повзрослели на карантине и ничего из того, что вы говорили, не поймут. И не заставляйте нас применять силу – у нас в доме есть лазерные бластеры и ионная пушка.
В медицинском учреждении города N, которое называлось в народе просто учреждение и в даже общественную приёмную которого люди старались не заходить, сутки, не прекращаясь ни на минуту, кипела работа. Новый неизвестный вирус, воздействующий на сознание, заразил целый дом, находящийся под карантином, поразив всех жильцов неизвестной психической болезнью. План составлялся тщательно – никто не знал, что такое ионная пушка и насколько она опасна. Ночью из ворот выезжали одна за одной машины скорой помощи, и не было им конца. Подъезжая к многоквартирному дому, машины останавливались, пристраиваясь вплотную друг к другу, медики выходили из них и занимали позиции за машинами, держа штурмовым оружием на прицеле железную дверь подъезда. Лейтенанта медицины, как офицера, знающего о произошедшем больше других и видевшего всё вживую, назначили руководить операцией – стоя неподалёку, у головной машины, он отдал медбрату-автоматчику приказ открыть подъезд.
– Дверь закрыта на щеколду, – отрапортовал медбрат, вернувшись.
– Ну, так открой задвижку! – возмутился лейтенант тупостью подчинённого.
– Она изнутри закрыта, – пояснил медбрат, – больные сами приварили щеколду и закрылись изнутри. Бедные люди.
Штурм был коротким. Никаких лазерных бластеров и ионных пушек у больных, конечно же, не было – просто бред, вызванный неизвестным поражающим психику вирусом. Всех их, полным составом дома, погрузили в машины скорой помощи и развезли по психиатрическим больницам страны.
Комиссия осмотрела дом, удивилась использованным в ремонте материалам, теплицам и садам на чердаке и по всем признакам признала жильё элитным. Медицинское учреждение, являясь, как-никак, пятой после журналистов-фактчекеров властью в стране, забрало дом под нужды своих работников. Точнее, забрало – это фейк, просто так сложились звёзды, да и кто, как не медики, профессионально рискуя, должны жить в доме, в котором недавно бушевал неизвестный психический вирус. Лейтенанту досталась двадцать пятая квартира, та самая, в которой когда-то проживал больной, называвший себя мудрецом. Расположившись, офицер медицины наконец-то поднялся на лифте на чердак в оранжерею и впервые увидел, как посреди зимы, радуясь искусственному солнцу, под пение райских птиц расцветают цветы и вишни.
Преображение
Прошло много дней с того полудня, когда Иннокентий впервые ощутил себя птицей.
– Птица? – осторожно спросил у Иннокентия остановивший его полицейский патруль.
– Гусий! – важно и с достоинством подтвердил тот, ответствуя.
Полицейские стояли, сражённые тем, что птица Иннокентий им ответствует. Бывало, что на вопросы им отвечали, иногда извинялись, иногда оправдывались, но никогда не ответствовали. Проникшись уважением к возвышенной птице, патруль развернулся на месте и ушёл, неся весть о чуде своим сослуживцам. Не спросили даже о содержимом его карманов – пистолете, наркотике и запрещённой классической литературе из школьной программы. Впрочем, Иннокентию, ставшему птицей Гусием, ничего из того, что он таскал с собой по жизни, в новом качестве было уже не нужно. Птицы не стреляют из пистолетов, поэтому он подарил оружие маленькой школьнице с ранцем и мутным взглядом. Пять минут – и из здания школы неподалёку раздались звуки расстрела. Птицы не употребляют наркотик, поэтому он подарил запрещённое вещество в открытое окно борделя на первом этаже какого-то учреждения. Птицы не читают книг, поэтому Иннокентий вручил литературу старикам неопределённого пола и возраста, спящим на скамейке возле подъезда.
Думая о случившемся, Иннокентий не понимал только одного – как он не стал птицей Гусием раньше. Птица не знает горя, бедности, жалости, философии, морали, эросов и танатосов. Птица может не принимать участие в социальной жизни, может не иметь денег или уважения в обществе – но может порхать и жалить, порхать и жалить. Между тем, человечий идиотизм, окружавший Иннокентия, стал виден ему в его новом качестве со всей отчётливостью. Вот люди ковыряли что-то в земле, по очереди ударяя лопатами. Вот другие тыкают пальцем в стену и смеются. Третьи толкают четвёртого, тот падает на пятого. Кажется, люди уже давно рехнулись, сошли с ума, умалившись в своих делах до бесконечно малых точек. И только ему, птице Гусию, ранее тоже бывшему человеком, это стало предельно ясно. Иннокентий представил себе с ужасом, как, останься он человеком, когда-нибудь оказался бы с пулей во лбу, гранатой в животе или петлёй на шее. В тюрьме, нищете, сумасшедшем доме – но птице Гусию не страшны тюрьма и сумасшедший дом.
Но ничего не происходит низачем. Пришла осень, Иннокентий, ставший когда-то птицей Гусием, взмахнул крылами и улетел в тёплые страны.
Топ-менеджер
Всем известна фраза – «Громче потопаешь – больше полопаешь». Давно, когда снимал какую-то очередную квартиру, в подъезде надо мной, на пару этажей выше, жила бабка. Точнее, женщина предпенсионного возраста, но в нашем пространстве женщины зачастую рано становятся бабками. Соседи, даже и молодые семьи, раза в три моложе её, звали её исключительно Варькой, хотя это и странно в отношении женщины в возрасте. Варька работала клининг-менеджером в местном домоуправлении – подметала двор с шести до девяти утра. Денег за работу ей не платили, ведь собственный двор – тоже территория кондоминимума, почти второй дом. Не требуют же деньги люди за то, что убираются у себя дома. Да и клининг-менеджер – не такая уж важная птица. Помрёт от голода один – тут же найдётся другой. Да и в еду сейчас подмешивают повсеместно какую-то химию, так что и здоровый человек может скопытиться, а Варька жила одна, следить за ней было совершенно некому. Поэтому денег в домоуправлении ей за работу не платили. Тем не менее, каждое утро после уборки двора она уже была пьяной – высшие силы часто благоволят к тем, кому не платят люди, посылая им сверху какие-то деньги. В таком виде и поднималась по подъезду на пятый этаж, громко охая.
Первый ох – возле двери, за которой жил дед Макар с большой семьёй – со своей бабкой, многочисленными детьми и внуками. Когда-то у Варьки с Макаром была любовь, но что-то не заладилось, и было это настолько давно, что никто об этом уже и не помнил.
Второй ох – возле квартиры молодожёнов. До них в квартире жил дядя Отто – друг всем соседям, он постоянно копался в гараже в собранной им самим из запчастей машине и предлагал всем помощь – привезти и увезти в больницу, на дачу, на вокзал или кому куда нужно. В перестройку он уехал. Молодожёны ничего про это не знали. Кажется, им было совершенно плевать на то, что в квартире до них кто-то жил с самой постройки дома. Молодожёны же, вселившись, постоянно находились за закрытой дверью, никто даже не знал их имён и фамилий. И, кажется, регулярно, раз в два-три года рожали детей. У Варьки тоже когда-то были дети, но оба повесились, как только выросли, сначала один, а потом второй. Поэтому Варька издавала второй протяжный ох возле квартиры молодожёнов.
Третий ох – выше, возле жилища мента. Не то чтобы у Варьки были причины не любить ментов – она за всю жизнь не имела никаких конфликтов с полицией. Да и мент был уже на пенсии, старый, намного старше её самой. Просто у мента была огромная служебная пенсия, такая, что и захочешь голодать – не получится. Мысль об этой пенсии и была причиной третьего Варькиного оха.
Четвёртых ох – возле квартиры, которую старуха Петровна уже лет десять сдавала разным студентам. По слухам, у старухи во владении было квартир, наверное, десять в разных подъездах двора. Несколько лет назад у неё случилась в реанимации клиническая смерть, во время которой Петровна увидела всё то, о чём говорят другие, – туннель и огромный шар света в его конце, от которого исходило добро и спокойствие. Светящийся феномен будто бы с любовью погладил её по голове, сообщил, что ещё не пора, и вернул обратно на землю. Петровна совершенно не впечатлилась добром и спокойствием, восприняв то и другое как забавный, но бесполезный мультфильм, а в любви она разочаровалась ещё в юности. Тем не менее, старуха поняла, что смерть может прийти неожиданно, что она не за горами, а, возможно, поджидает за углом, поэтому надо рвать у жизни всё, что можно, не теряя ни секунды. Так она и приобрела за несколько лет десяток квартир для сдачи в аренду – чуть кто из соседей по двору начинал жить плохо, Петровна писала на него кляузу в домоуправление и забирала квартиру. Она писала пару раз и на Варьку тоже, но делу не дали ход – домоуправление, как и наша власть, может не платить денег, но никогда не сдаёт своих. Почему же Варька охнула четвёртый раз возле этой квартиры? Вот уже полгода её снимали студенты-индусы. Варька никогда до того не видела живых индусов. Хотя слонов видела в зоопарке не раз. Индус и слон – разве не вместе идут по жизни? Как Куклачёв и кошки. Как пограничник Мухтар и его собака Ко Мне. Но, кажется, индусы не признавали своих сакральных обязанностей в отношении слонов – они не говорили по-русски и тоже сидели, закрывшись, в квартире, как Электроник в своём чемодане в поисках приключений. Именно этим непониманием объяснялся четвёртый ох Варьки.
Таким образом, каждое утро она была как сказочная Алиса, падающая в бесконечную кроличью нору, – только Варька не падала, а поднималась по лестнице, возносясь от одного оха к другому, пока не закрывала за собой дверь квартиры.
В одно из утр Варька, как обычно, уже пьяная, начала свой крестный путь по подъезду наверх чуть позже обычного. Во дворе она разговорилась с местными алкашами на скамейке и услышала от них странную новость – основатель «Алиэкспресс» Джек Ма принял решение оставить пост топ-менеджера компании. Так и заявил: «Устал, надоело, не хочу больше быть топ-менеджером. Хочу вырастить капусту у себя в огороде. После сфотографирую, – объяснял он удивлённым репортёрам. – И отправлю фото своему другу Илону Маску. Смотри, скажу, Илон, – капуста. Как тебе такое?» Варька и местные алкаши, обсуждая этот поступок, сначала сочли его безответственным. Но, подумав, решили – Джек прав. Именно так нужно уходить – на взлёте. Победив во всём, доказав всем, создав собственный мир – покинуть его, чтобы вырастить капусту. «Молодец Джек, – кричал, встав на табурет, бывший актёр театра. – Ты навсегда останешься топ-менеджером наших сердец!» Алкаши даже решили написать Джеку письмо поддержки. Бывший журналист взял в руки карандаш, лист бумаги и тщательно вывел: «Джеку Ма от карагандинских текильерос». Другой алкаш, бывший работник почты, согласился доставить письмо в Китай, в самые потайные глубины этой загадочной страны. Но ничего более не написали – переборщили, как обычно, напились и заснули на скамейке в обнимку.
Варька, вступив в подъезд, начиная свой обычный крестный путь, занесла ногу над первой ступенькой. «Когда уходят топ-менеджеры, – думала она, – кто-то обязательно должен ими становиться. Иначе жизнь остановится, и мир рухнет. Но как это – быть топ-менеджером? Наверное, нужно громко топать. Громче потопаешь – больше полопаешь», – вспомнила она пословицу из детства и опустила ногу на ступеньку так, что грохот, отскакивая от стен, устремился вверх по подъезду. Варька пошла наверх, громко и с силой топая каждым шагом. Квартиры молчали. На первом этаже она почувствовала, как дед Макар, затаившись, смотрит на неё в перископ дверного глазка. На втором из запертой наглухо квартиры вывалился один из молодожёнов. «Варька! – зашипел он. – Ты, что, с ума сошла? Дети спят!» Варька, не обращая на него внимания, протопала наверх мимо индусов, топая им специально, как индийский слон, и закрыла за собой дверь квартиры.
Начиная с тех пор она топала каждый день, поднимаясь утром к себе домой. Неизвестно, как у престарелой и хрупкой женщины получалось топать так звонко. Даже я как-то открыл дверь и вышел утром в подъезд – не потому, что Варька мне мешала, а просто чтобы спросить, что всё это значит и зачем человеку так громко топать. Вместо ответа Варька изобразила «Тьфу!» в мою сторону и направилась мимо вверх по лестнице, бормоча себе под нос. «Ваши беды и ваши радости… Ваши любови и ваши ненависти… – различалось в этом бормотании. – Ваши закаты и ваши рассветы… Ваши муссоны и ваши пассаты…»
Прошёл год, и за этот год Варьке, ставшей топ-менеджером, тоже удалось изменить мир до неузнаваемости.
Дед Макар с первого этажа, смотря каждое утро на неё в глазок, кажется, что-то вспомнил и, устыдившись, теперь старался ей не показываться, да и вообще перестал выходить из квартиры. Позже оказалось, что он умер от старости и стыда. Домашние, не зная, что делать с ним, мёртвым, забальзамировали труп и устроили в кладовке что-то вроде мавзолея. Про это прознала вездесущая старуха Петровна, наслав на квартиру шпионов с акимата. Семью выселили, а вместо них в арендованное жильё въехали ещё одни весёлые индусы, распространяя по подъезду радостную вонь от горящих навозных палок.
У молодожёнов один из несмышлёных младших детей по имени Пиздюк каким-то образом вышел из запертой наглухо квартиры и пошёл вниз, громко топая в подражание Варьке, научившись, таким образом, от неё плохому. Вышел из двери подъезда и пропал навсегда. Его искали, но не нашли. Впрочем, молодожёны не сильно расстроились – помимо Пиздюка, детей у них оставалось ещё много. Трагедия случилась немного позже, в Новый год. Молодожёны ждали Деда Мороза с подарками, но вместо Деда Мороза к ним пришёл сбежавший из дурки псих и маньяк Конь Ебал Лектор, привлечённый в подъезд Варькиным топотом, и перерезал глотки всей семье – от мала до велика. Преступление так и не раскрыли, потому что главврач дурки авторитетно заявил, что никакого маньяка Конь Ебал Лектора в его лечебнице никогда не было и быть не могло, а все подведомственные ему психи – добрые, мирные и в высшей степени интеллигентные люди.
Уже и старуха Петровна вилась вокруг опустевшего жилья аки коршун. Но квартира пустовала недолго – из Европы, где согласно предсказаниям российского телевидения всё-таки случился кирдык, вернулся дядя Отто. Как и раньше, он проводил всё время в гараже, спятив, собирая из запчастей от старых машин и механизмов звездолёт системы «Шаттл» и обещая каждому из соседей, если кому станет невыносимо жить на Земле, так, что уже некуда, отвезти по окончании постройки забесплатно по-соседски на ближайшую обитаемую планету. Оставленная же им Европа, по слухам из телевизора, уже опустела, лишь геи в нацистской форме рассекали на постапокалиптических мотоциклетках по выжженным радиацией пустошам, грабя и убивая тех, кто ещё не уехал.
Индусы внезапно бросили обучение и улетели в закат, к себе на родину. Получив благословение местных жрецов и опоясавшись освящёнными вересами, они прошли всю Индию из конца в конец, прося прощения у каждого встреченного ими слона – за себя, за других и за всё несмышлёное человечество.
Варька же, как и всякий топ-менеджер, вскоре устала – топать по ступенькам изо всех сил каждый день пожилой женщине тяжело и морально, и физически. «Я устала, – сказала она с достоинством в домоуправлении. – Я ухожу на покой. Буду выращивать капусту». Но домоуправление, как Коза Ностра, никогда не забывает своих. На следующий праздник через полгода бывшие коллеги собрали Варьке посылку, и чего только не было в этой посылке. Консервы рыбные и консервы мясные. Яйца курицы и яйца перепелов. Ракетки для настольного тенниса. Шапка-пидорка с надписью «Йо, мазафака». Майка с надписью «Металлика» и изображением чёрта. Китайская лазерная указка. Саморезы. Канцелярские скрепки. Постучали в дверь, но им никто не открыл. Пришлось ломать. Войдя внутрь, сотрудники домоуправления увидели Варьку, висящую в петле посреди комнаты. На подоконнике же в кадке с землёй рос огромный кочан капусты, перекатываясь и переливаясь всеми цветами радуги в солнечном супе.