Поначалу охваченные паникой и страхом мадьяры стали склоняться к бегству. Однако князь Зубор приказал трубить военный сбор и часто бить в тимпаны. Нет, не зря князя назвали именем огромного лесного быка. Он действительно превосходил прочих воинов большим ростом и блеском доспехов. Двигаясь по пространству между двумя войсками, он стал возбуждать в своих соратниках мужество. Воодушевленные его примером мадьярские всадники устремились на врага.
Успех битвы склонялся то в пользу одного, то в пользу другого войска, и непостоянство счастья переходило беспрестанно с одной стороны на другую. И тогда магистр Варда, как и князь Ирник, задумал решить исход сражения в личном поединке.
Он протрубил вызов на бой и направил бег коня к предводителю мадьяр. Князь Зубор поджидал его на месте и, как только Склир поравнялся с ним, нанес рубящий удар секирой.
Приняв удар секиры на гарду, Варда в ту же секунду привстал на стременах и обрушил удар своего двуручного меча на голову противника. Шлем не мог защитить князя, панцирь не выдержал силы разящего металла. Меч проник до пояса, и Зубор свалился на землю, разрубленный надвое.
Схоларии приободрились и огласили воздух радостными криками. Мадьяры пришли в ужас от этого поразительного, сверхъестественного удара. Они завопили, сломали свой строй и обратились в бегство. До позднего вечера ромеи преследовали их и беспощадно истребляли.
Известие о разгроме основного войска застало главнокомандующего Калокира на марше. И ничего не было слышно о судьбе передового отряда. По совету Свенельда главнокомандующий остановил колонну и приказал легионерам занять оборону. Оборонительные позиции грейтунгов с флангов прикрывала конница болгарских бояр.
Ближе к ночи к лагерю Калокира стали прибывать разрозненные отряды и группы всадников – все, кто выжил и избегнул пленения после рокового сражения.
Всю ночь усиленные караулы вглядывались во мрак, пытаясь разглядеть в кромешной тьме наступавших легионеров, и вслушивались в тишину, надеясь услышать гул атаковавшей конницы. Но тщетно.
А утром привел конных воинов из передового отряда хан Хесен. Им повезло. Удар катафрактариев пришелся на его отряд вскользь. И потому его конники оказались за пределами захлопнувшегося капкана. Он отбился от преследователей и всю ночь поджидал и собирал выживших в той бесславной атаке. Хан Хесен доложил главнокомандующему о плачевной судьбе, постигшей его авангард. И еще он рассказал, что ромейские гвардейцы тоже заняли оборонительные позиции и, судя по всему, пока не собирались развивать свой наступательный успех.
Не все так гладко складывалось у стратопедарха Петра. Конечно, центральный город фемы располагался в стратегически удобном месте. Он имел возможность быстро пополнять людские резервы и запасы продовольствия по реке, прямо из метрополии.
Рассказывают, что этот город заложил, остановившись в своих странствиях после убиения собственной матери Клитемнестры, сын Агамемнона Орест. Поэтому ранее он назывался Орестиадой. Впоследствии император Адриан в построенном Орестом святилище Дианы излечился от безумия. А ведя войну со скифо-сарматами, оценил и удачное расположение города. Тогда он укрепил его прочными стенами и назвал Адрианополем.
Но всякая монета имеет две стороны. Овладевший городом также получал прямой путь в сердце империи. Конечно же, стратопедарх принял все меры предосторожности. Он укрепил обветшалые крепостные стены. За короткий срок собрал в лагерь у Адрианополя четыре тысячи гарнизонных солдат. К ним добавил десять тысяч мобилизованных стратиотов и еще четыре тысячи конных лиметанов, которые укомплектовались из жителей пограничных укреплений, называемых лимесами.
На самых дальних подступах у реки были расставлены дозорные. Днем и ночью они наблюдали за рекой, высматривая нежданных гостей. И наконец их ожидания оправдались. В предрассветном тумане были замечены с десяток ушкуев, бесшумно скользивших по течению реки.
Полевой лагерь был поднят по тревоге. Началась обычная суета. Седлались лошади, строились центурии. Фалангу выстроили перед городом, там, где река делает небольшой поворот. Реку перегородили связанными друг с другом рыбачьими лодками. Все было готово к «торжественной» встрече.
Прошел час, потом второй в тревожном ожидании. Викинги почему-то не спешили нападать. Уже солнце стало припекать. Уставшие стоять легионеры прямо в строю опускали щиты и копья на землю, садились, снимали шлемы. Конные тоже спешились, давая отдых лошадям.
Солнце прошло зенит и стало клониться к горизонту. А врага все не было. Голодные и озлобленные ожиданием легионеры стали ворчать. Фаланга распалась на кучки, кое-где задымились костерки. Конные повели поить коней к реке.
И тут из-за поворота показалась сотня ушкуев, которые стремительно неслись к берегу. Один за другим они утыкались в берег, и из них посыпались люди самого зверского вида. Ладьи приставали к берегу в самой близости от расположения ромейских легионеров.
Как ни готовились македонцы к встрече врага, эта атака стала для них нежданной. Все забегали, засуетились. Кто-то отлучился по нужде, кто-то пошел поболтать со знакомыми. Один схватил копье, другой о него споткнулся. Этой неразберихи и хватило викингам, чтобы достигнуть строя легионеров и обрушить на них свою ярость.
Раздосадованный стратопедарх Пётр передал приказ букинаторам трубить отступление. И это было вполне логично: увести врага подальше от берега и за это время дать коннице возможность собраться и атаковать противника с фланга.
Конницей македонцев командовал прославленный в боях патрикий Иоанн Торник, сын младшего из знаменитых македонских братьев Торников, выходцев с Кавказа. Ему удалось достаточно быстро собрать и отвести конные отряды подальше от берега. Тут в чистом поле он стал выстраивать конницу в боевые порядки. И когда он был готов отдать приказ об атаке, к нему подлетел на загнанном коне вестовой. Упав с седла наземь, он сообщил о подходе скифской конницы. А вскоре послышался и мерный гул копыт: из-за холмов с гиканьем и улюлюканьем волнами выкатывала темная конная масса.
Времени, что дал патрикию вестовой своим сообщением, хватило Торнику, чтобы развернуть своих всадников, но и только. Придумать какой-то хитрый тактический прием он не успел и потому, особо не мудрствуя, переполненный македонской спесью, повел свою конницу навстречу противнику в рассыпном строю.
Вот в таких схватках и приводила степняков к победе вогнутая «лава». По центру дружина Святослава перешла на бег рысью. Правое и левое крылья кавказских болгар послали лошадей скачками в галоп. Когда конница перестроилась вогнутым месяцем, рогами вперед, вся конница перешла на аллюр иноходью.
У патрикия Иоанна не было никаких шансов выиграть это сражение в лобовом столкновении. Стратопедарх Пётр, наблюдая с высоты крепостной стены, как гибнет его конница, перемалываемая скифами, принял единственно правильное решение: укрыть все, что осталось, за крепостными стенами.
Букинаторы снова протрубили отступление. Первые шеренги фаланги, отражая натиск викингов, старались сохранять при отступлении свой строй. Это было для них жизненно важно. Зато последние шеренги еще не видели врага. Им незачем было прикрывать свои спины. А ворота были так близки. Бросив строй, побежал один стратиот, за ним – второй. Вскоре их отступление перешло в паническое бегство. Тех, кто еще пытался сопротивляться, викинги смели, как прошлогодние листья, и помчались следом.
О, эту тактику норманнов врываться в город на «плечах» отступающих стратопедарх Пётр знал очень хорошо. Он не собирался попадаться на этот крючок. Городские ворота привели в движение, и они захлопнулись, оставив чуть ли не половину всего войска на произвол судьбы. Как ни молили, ни умоляли брошенные снаружи, все было тщетно.
Наступили сумерки. Это позволило многим македонцам сохранить свою жизнь. И конные, и пешие разбежались по окрестностям, затаились в рощах и оврагах.
Враги их не преследовали. Только дурак полезет в незнакомые кусты за раненым зверем. Наступавшие союзники дураками не были. Святослав велел трубить сбор. Свой лагерь он поставил на месте, где еще недавно стоял лагерь македонцев. Благо и палатки, и дрова, и сено, и даже кое-какой скарб были оставлены ими на месте.
Смеркалось. Избегнувшие смерти и плена аланы рассредоточились в роще. Каждое дерево и кустарник стали их защитой и крепостью. Лонгин Алакс тоже не был дураком, чтобы лезть на ночь глядя в эти дебри. Он велел разбить лагерь в степи перед лесом. Его замысел был прост: запечатать выход из леса, а если к утру аланы не сдадутся, то днем с силами подошедшего ополчения очистить лес от захватчиков.
Сивый Конь вглядывался в мерцавшие костры расположенного перед лесом лагеря.
Рядом с ним стояла Матрёна, возглавлявшая сестринский союз в его отряде. Одетая, как и прочие казаки, в мужское одеяние, она ничем не выделялась из общей массы воинов. Сестры владели кинжалом и мечом, но в бою им чаще отводилась роль стрелковой поддержки. В часы затишья сестры врачевали раны, укрепляли дух умиравших казаков. Кроме того, Матрёна исполняла в отряде роль пирра – духовного лидера.
– Матрёна, каково настроение в отряде? Есть желание драться у казаков и аланов? – спросил воительницу атаман.
– Загнанные волки и огрызаются злее, – ответила Матрёна.
– Вот-вот. Завтра станут охотиться на нас, как на волков, – вполголоса сказал атаман.
– Матерый волк уходит от загонщиков потому, что хитрее их, – заметила Матрёна. – Я молилась богам и спрашивала их совета.
– И что они посоветовали?
– Походный атаман ты – тебе и принимать решение. Но звезды расположены к нам благожелательно.
– Хоть что-то хорошо. И слава богу!
Слева от них зашуршала палая листва под ногами.
– Атаман, к тебе просится старший от зихов, бек Одил, – вполголоса доложил Ром.
– Одил-бек, – поправил Рома Сивый, произнеся имя зиха на туранский манер. – Хорошо, веди его ко мне, – не оборачиваясь, ответил атаман. – Стой. – Сивый Конь положил руку на плечо Рому. – Найди мне есаула Лозу и приведи ко мне тоже.
– Да тут он, неподалеку, – проворчал Ром и растворился в темноте.
Через какое-то время снова еле слышно зашуршала листва под ногами. Ром провел к атаману есаула и бека.
– Здрав будь, атаман, – приглушенно поздоровался бек. Есаул стоял молча. Ни к чему зря воздух сотрясать. Понятно, что атаман зря звать не будет. Да и виделись недавно, когда Сивый Конь отдавал ему начальные распоряжения о дозорах и разведке.
По обычаю бек ждал, пока заговорит атаман. Врожденное чувство вежливости не позволяло ему начать разговор первым.
– Стерегут нас, – сказал Сивый Конь, кивнув на огни костров. – А утром прочешут лес. И нам тут не выстоять. Значит, оставаться здесь нам не с руки. Что скажете?
– Уходить отсюда надо сейчас, ночью, – сказал есаул.
– И пробиваться к своим, – добавил бек.
– Сколько с тобой людей? – спросил бека атаман.
– У меня и у Аслан-бека всего около трех сотен, – коротко ответил бек.
– И наших около семи сотен, – покачал головой атаман. – А сколько в лагере?
– Наши пластуны насчитали в лагере не меньше двух тысяч. И к утру должно подойти подкрепление, – доложил есаул. – Кроме того, в лагере говорят, что основные силы Калокира разбиты императорскими гвардейцами.
Бек не смог сдержать горький стон разочарования.
– Даже если это преувеличение, пробиваться к своим нам нет смысла. Впереди нас ждет только конная гвардия базилевса, – мрачно сказал атаман. – Лоза, а что хорошего разнюхали наши пластуны?
– Конницей, что преследует нас, командует лонгин из аланов, – усмехнулся есаул. – У нас одна выучка. Он догадывается, что мы не будем тут тухнуть до утра, и потому остерегся. Если мы попытались бы вырваться, то напали бы на его лагерь. Так что те костры, что мы видим отсюда, – это ложный лагерь. Настоящий лагерь расположился в двух полетах стрелы левее.
– Хорошая новость! – сказал, пригладив усы, атаман. – Что ж, будем брать!
– Но куда же нам идти, если позади ромеи и впереди ромеи? – хмуро спросил бек.
– Пойдем прочь из загона, – ответил атаман. – Туда, где нас не ждут и где ромеи наверняка не выставили заслонов. Мы пойдем к Адрианополю, на соединение с конницей Великого князя Святослава.
– Любо, – ответил, подумав, Лоза.
– В этом есть смысл, – согласился и бек Одил. – Можно уложиться в суточный переход, если только передвигаться быстро и без привалов.
– Да, но, чтобы так двигаться, нам надо иметь каждому по два коня. И третьего коня – для оружия и припасов, – покачал головой Лоза.
– Вон там наши вторые и третьи кони. – Сивый указал рукой на горевшие костры. – Есаул, найди куренного атамана Назара и передай ему мой приказ: выдвигаться с пластунами к лагерю ромеев. Его задача – вырезать караулы и завладеть табунами.
– Любо, – хищно оскалился Лоза.
– Сам пойдешь с ними. К рассвету все должно быть сделано. Когда Назар овладеет табунами, ты подашь сигнал огнем о готовности со стороны настоящего лагеря ромеев. Ну а мы с беком по этому сигналу верхами выдвинемся из леса и атакуем лагерь. – Атаман в упор взглянул на бека. – Рубите всех, кто будет сопротивляться. Кто побежит – не трогайте. Но нам нужны пленные из тех, кто побогаче одет. Попытаемся обменять на наших. Вопросы есть?
– А мне что делать, когда вы атакуете лагерь? – уточнил есаул.
– В драку не ввязывайся. Помогай Назару, – приказал атаман. – Ваша задача – сохранить табуны. Не спеша гоните их в сторону Адрианополя. С божьей помощью поздним утром мы вас нагоним.
– Любо, – сказал есаул.
– Очень хорошо, – подтвердил бек.
Глава третья
Слухи о сражении возле Аркадиополя вскоре достигли Константинополя. Чиновники прилагали все усилия, чтобы раздуть эту победу, а поражение у Адрианополя всячески замалчивали. В храмах прошли торжественные богослужения по случаю поражения скифов. Горожане восторженно говорили, что в этой битве было убито пятьдесят пять ромеев, много было ранено и еще больше пало коней, а скифов погибло более двадцати тысяч. Множество было пленено. Часть из них обратили в рабов, а другая часть будет отправлена в Константинополь для публичных казней.
В храме Святой Софии после литургии был совершен благодарственный молебен по поводу победы над скифами. Богослужение вел новый архиепископ Константинополя, отец Василий.
Сам храм, где происходило богослужение, был украшен как литургический образец мира, как «подражание вселенной». Земля, море, воздух, планеты и звезды были явлены в пространстве храма, его архитектуре, облицовке и росписях. Здесь потустороннее являлось посюсторонним, смысл сходил во всякий предмет. Здесь снималось противоречие между духовным и материальным, небо спускалось на землю. Бог становился человеком и воплощался в мире.
Базилевс Иоанн провел в храме всю службу от начала до конца, ничем не выделяясь из толпы простых обывателей.
По окончании богослужения отец Василий прошел к себе в покои, чтобы передохнуть. Его отдых был бесцеремонно прерван паракимоменом Василием, который чуть ли не насильно притащил за собою в его покои и Цимисхия.
– Прошу прощения, святой отец, за вторжение, но дела государственные требуют незамедлительных решений, – с порога сказал паракимомен и вошел в покои. Патриарху Василию ничего не оставалось, как развести руками и приглашающим жестом указать на стулья, стоявшие возле стола.
– Прошу вас, дети мои, располагайтесь.
– Василий! – в который раз скривился Цимисхий. – Ну чего ты гонишь лошадей? Мы только что одержали победу над страшным врагом. А ты не даешь нам возрадоваться как подобает и вознести благодарственные молитвы Богу.
– Мы обязательно возрадуемся, но позже. А сейчас надо действовать, чтобы не оказаться в огненном чреве Быка на площади.
– О чем ты говоришь? Разве Варда Склир не одержал блистательную победу над скифской коалицией?