Катя не услышала.
– Нет! Какое, к черту, потом, Коваль? Какое свидетельство о смерти? Ты с ума сошел! Ты не имел право! Пусти же меня! Да пусти…
Она ударила его кулаком в плечо. Назревала истерика.
Руслан быстро сместил руку, захватил затылок Кати и впился губами в её сладкие губы.
Вот он – кайф чистой воды. Поцелуй с Воробушком. Её губы сминать, трогать, подчинять. Он хотел её целовать. Именно хотел! Смотрел на её чуть полноватые губы, такие розовые, не тронутые помадой, и сходил с ума. Они притягивали, манили. Стоило посмотреть на Катю, и сразу же акцент смещался на губы. Нереальная тяга только раззадоривала Генерала. Ему нравилось, что этой девочке удалось в нем разбудить то, что дремало все эти годы.
Тягу к женщине.
Коваль не гнал влечение, напротив, так же пробовал его на вкус, примерял к себе.
Почему бы и нет?
Он не помнил, чтобы ему нравилась хотя бы одна девушка до такой степени, как Катерина. Сейчас она сопротивлялась, отталкивала его, губы сжала с силой, не позволяя языку проникнуть сквозь них. Поздно, маленькая! В СИЗО надо было ерепениться, дурь свою показывать.
А ты решила сейчас характер показать.
Характер её он и оценил. Сильный. Волевой. То, что надо.
Тело, плюс характер, плюс его тяга к ней – идеальное сочетание для Генерала Коваля.
Вкусное.
Он с легкостью преодолевал её сопротивление, не обращая внимания на её выверты. Свободной рукой перехватил одну её руку, которой она сначала била его по плечу, а потом пыталась достать до лица. Завел за спину, обездвижив. Вторая рука Кати оказалась зажатой между их телами, она пыталась освободить её, но ничего не выходило.
Девушка замычала ему в губы и вдруг приоткрыла рот.
Быстро же ты сдалась, маленькая.
Он с глухим стоном проник внутрь её рта и неожиданно почувствовал, как её зубы впиваются в его язык и губу, прикусывая. Причем не ради того, чтобы остановить его, сделать предупредительный выстрел, а именно с силой, желая причинить ему вред.
Зверь Коваля мысленно взвыл, и это был вопль восторга! Воробушек добилась совершенно иного результата.
Привкус крови во рту заставил её замереть. Она оказалась не готовой к вредительству другому человеку. Руслан же усилил напор, чуть сильнее завел руку ей за спину, заставив невольно прогнуться, вывести бедра вперед. Чтобы её бедра соприкоснулись с его, чтобы он имел возможность дать ей увидеть, насколько сильно она его возбуждает, что у него давно стоит, да так, что сил терпеть оставалось всё меньше и меньше.
Катя снова замычала, дернулась.
На этот раз он отпустил.
Но лишь её губы. И затылок, и руку продолжил удерживать.
Она смотрела ему в лицо, рвано дыша. Губы приоткрытые, поблескивали от его жадных ласк. На нижней виднелся легкий кровавый росчерк.
Её глаза тоже как океан. Со своими тайнами, неразгаданными сюжетами.
Как же ему хотелось забраться в эту умненькую головку, обосноваться там окончательно и бесповоротно.
Но пока хотя бы её тело получить.
– Ты не имел права, Руслан, – тихо, но с глубинным внутренним надрывом произнесла она, глядя на его подбородок и губы, на которых размазалась его кровь.
– Ты сама вверила свою судьбу мне, – жестко бросил он, разрушая последние иллюзии. Пусть сразу принимает изменившуюся действительность.
– Я не согласна…
– Поздно Воробушек.
– Нет!
– Да…
Последнее слово он прорычал. Ему осточертели разговоры. Не сейчас так точно! Позже он всё разжует ей, разложит по полочкам.
Сейчас пусть даст себя.
Он намеренно говорил жестко, провоцируя её на дальнейший взрыв.
Долго ждать не пришлось.
Свободная рука взметнулась в воздухе, нацеленная на его лицо. Как же женщины предсказуемы! Чуть что – пощечину норовят залепить или же вцепиться ногтями в кожу, разодрать, пометить, наивно полагая, что тем самым унизят или остановят мужчину.
Со многими подобное, может, и проходило.
Но не с ним.
Резкий поворот, и Катя, вскрикнув, оказывается прижатой спиной к его груди, а захват с затылка перемещается на её горло. Руслан не сдавливал его, ни в коей мере. Просто обездвижил Катю, чтобы та не навредила себе.
– Ноготки – лишнее, маленькая. Я дам тебе возможность оставить росчерк на моей спине… чуть позже…
Они стояли рядом со столом, и, легко подтолкнув Катю за бедра, он заставил её едва ли не упасть на стол.
– Нет! Коваль, я против… Я не хочу…
Её протест оборвался, когда он взял её подбородок, повернул к себе и снова набросился на её губы, одновременно пробираясь под кофту, нашел грудь, сразу же стащил лифчик вниз, не обращая внимания на потрескивание ткани и кружева, и, добравшись до соска, сжал его. Вот он – его прелесть, его вишенка, по которой он соскучился.
Катя снова попыталась его укусить, но у неё ничего не вышло. Он действовал на опережение.
Вторгся языком и принялся интенсивно исследовать, ласкать, урча от удовольствия. От ощущения власти над девочкой. Над её телом. Это дурманило голову похлеще любого алкоголя.
Воробушек стала его личным афродизиаком.
Катя не верила в происходящее.
Что бы с ней ни случалось за последнее время, ей удавалось балансировать на краю. Не сорваться в пропасть, не полететь в пустоту.
К чему она совершенно оказалась не готовой – к собственной смерти.
Как человек должен реагировать, держа в руках документ, подтверждающий, что тебя нет? Что тебя стерли. Вычеркнули из реальности.
Естественно, у неё случился срыв. Истерика всё же подобралась слишком близко, и Катя не могла уже воспринимать происходящее адекватно, не могла реагировать сдержанно, контролировать себя.
И когда Коваль обнял её, притянул к себе, явно настроенный на секс, она взорвалась. Она билась в его руках, даже не осознавая, насколько ничтожны её шансы. Ей было плевать! Впервые с их чертовой встречи в коридоре ментовки, она начхала на предосторожность. Ей хотелось царапаться и кусаться!
Его кровь на долю секунды отрезвила её. Как-никак, Катя никогда не причиняла никому физического вреда.
А тут…
Естественно, Коваля её жалкая попытка даже не задержала. Эта сволочь продолжала гнуть свою линию. Сжал, полез целоваться дальше. Держал крепко, страстно.
А она что? Она продолжала сопротивляться ровно до того момента, как он прижал её к себе спиной и добрался до груди, сжал сосок.
Тело Кати прострельнуло. Иначе и не скажешь. Словно молнией пронзило, причем сразу всё. Такая у неё возникла больная ассоциация с тем, что начало происходить дальше.
Ненормальная.
Неправильная.
Появилась незнакомая вибрация, перед глазами все поплыло. Ей бы сопротивляться, а энергия трансформировалась в нечто другое, совершенно непонятное. Пружина, что сдавливала последние недели, сорвалась.
Нечто в сознании Кати сместилось, озарившись вспышкой. Ярость, что душила девушку, переросла в сексуальную агрессию. Поцелуй Коваля она приняла, более того, вступила в неравную схватку с ним, сплетая языки, толкаясь и пытаясь снова прикусить его губу. Прикусила. Но не до крови, а чтобы потянуть, распробовать. Грудь под властными требовательными прикосновениями мужской руки заныла, соски превратились в камушки, ими-то как раз и занялся Коваль.
Катя взвыла ему в губы, не то матерясь, выкрикивая проклятия, не то от остроты ощущений. Внизу живота появился дискомфорт, трусики увлажнились. Она чувствовала, да, чувствовала, как внутри её лона появляется необходимая влага. Катя интуитивно заерзала бедрами, прошлась ими по бедрам Коваля, отчего тот приглушенно застонал и снова легко толкнул девушку в спину, перестав удерживать.
Катя уперлась рукой в поверхность стола, выгнула поясницу, выпятив попу. Ей хотелось, чтобы он сжал ягодицы. С силой. Но у Коваля были другие планы. Он, не церемонясь с брюками, не удосужившись расстегнуть пуговицу и змейку, рванул их. Ткань жалобно треснула под напором, и вскоре прохладный воздух коснулся разгоряченной кожи девушки. Но она не успела прочувствовать его, потому что сразу же горячие губы Руслана опустились на её ягодицы, целуя и прикусывая кожу. Катя вскрикнула, зажмурившись, теряя себя и связь с реальностью.
С трусиками поступили так же, как с брюками.
Пальцы Руслана сразу же устремились к её лону, прошлись по складочкам и раздвинули их, чтобы одним нырнуть внутрь, а вторым найти клитор.
– Влажная…
Катя даже не разобрала, что он ей прорычал, оторвавшись от покусывания ее ягодиц. Она заерзала, отвела руку назад, пошарив по воздуху, наткнулась на голову Руслана и снова притянула его лицо к себе. Пусть и дальше кусает, бередит кожу, оставляет на ней следы. Ей это нравилось! Ей это необходимо!
Жар поглощал тело, пробуждались инстинкты и дикая потребность в чем-то сладком, неизведанном, зародившемся. Катя прикусила губу, сильнее вцепившись рукой в короткие волосы Руслана. Она потерялась в собственных эмоциях, требующих выплеска.
Мужские пальцы и губы знали, как действовать, где надавить, где проникнуть глубже и потеребить. Катя терялась всё сильнее. Она уже не понимала, что происходит.
Кто она…
Где она…
Ей нравилось всё. Сильные пальцы на бедрах, оставляющие розовые слезы. Зубы на ягодицах, сменяющиеся страстными, обжигающими поцелуями, заставляющие её то хныкать, то вилять бедрами, подаваясь назад. Терпкий аромат парфюма Коваля накрыл её с головой. Сам мужчина был везде. Такое невозможно, но так было.
Поэтому, когда на Катину поясницу опустилась рука, намертво прижимая её к поверхности стола, девушка протестующе застонала, не замечая, как ноготками царапает дерево. И закричала в голос – Руслан вошёл в неё. Сразу же, на всю длину.
– Генеееераааал…
Его оказалось слишком много. Он сразу же потянул её назад, на себя, одновременно проникая ещё глубже, растягивая её, подстраивая под себя и опрокидывая на грудь, сдирая с неё кофту, которая по-прежнему на ней болталась.
– К черту… ненавижу на тебе одежду, когда ты в моих руках, – от его слов, сказанных глухо, с какой-то тяжестью, Катю повело ещё сильнее. Она вскинула руки, обняла Руслана за шею и, извернувшись, уже сама поцеловала его.
Он сжимал её талию и бедра, перемещался к груди, играл с соском, то оттягивая его, то теребя ладонью, при этом совершал резкие, глубокие толчки, отчего у Кати внутри всё горело.
Она чувствовала ЕГО…
Остро. Горячо. Сладко.
Он заполнил её всю.
Он был везде.
Толчок.
Толчок.
Ещё один толчок…
И взрыв. Яркий, сильный, болезненный.
А как апофеоз происходящего – ощутимый укус за мочку и мужской стон, проникающий в самое сердце.
Она дрожала в его руках.
Маленький Воробушек.
А он не мог отпустить.
Кончал бурно, наполняя своим семенем, в голове же билась другая мысль: она кончила. За секунду до него. Сжала его член плотно, хотя, казалось, куда плотнее. Застыла, застонала, глазки прикрыла.
Он смотрел на неё. Не мог оторвать взгляда от её личика, искаженного наслаждением, раскрасневшегося, с легкой испариной на лбу. Такая нежная… ранимая… маленькая.
Сумасшедше сладкая.
Он впитывал её красоту, её оргазм, и начинал кайфовать ещё сильнее. От вида её трепещущих ресничек, отбрасывающих тень, от подрагивающих губ, чуть приоткрытых, точно стон, самый последний, яркий, так и не сорвался с них.
Да, он не мог её отпустить.
И дело тут уже не в объятиях. И не в сексе.
Не только в нем.
Глава 5
– Ешь.
– Я тебя ненавижу, Коваль.
В ответ довольная улыбка.
Он лыбится!
Эта сволочь, которая не просто выпила из неё все соки, но и лишила всего, сидит и довольно улыбается.
Катя сжала губы и прикрыла глаза. Сил притворяться или что-либо играть не было. Она оказалась выжатой. До дна.
Несмотря на то, что после секса и волнительного, изнурительного перелета Катя провалилась в сон, он длился недолго. Пара часов, не больше. Когда же Катя проснулась, то обнаружила, что Генерал вкатывает в комнату тележку с завтраком.
Чертово дежавю.
Она натянула покрывало до шеи.
– Ненависть, Воробушек, это хорошо.
– И что же хорошего? Тебе нравится, когда тебя ненавидят?
– Мне нравятся эмоции. Особенно твои.
– Я не буду завтракать.
– Надо будет – из ложки покормлю. Такой вариант устроит?
Руслан веселился.
И это настораживало сильнее.
Хотя Катя пребывала в таком состоянии, что настораживайся – не настораживайся – всё одно.
Хуже уже не будет.
Положа руку на сердце, ей хотелось бы видеть другого Генерала – не такого довольного точно. Чему он радуется? Вот чему?
И ей категорически не нравилась его услужливость. Как-то не сочеталась она с обликом Коваля. Вот никак.
Она замерла в ожидании его дальнейших действий. Голова спросонья плохо соображала, да и легкая боль присутствовала в затылке.
Перед ней поставили поднос на ножках, на чашу которого молча водрузили кашу (будь она не ладна!), пиалу с медом, джем и свежие булочки. На самой тележке остались тарелки с фруктами, сыром, и творожными запеканками.
– Мне даже нравится мысль, что я сам тебя покормлю, – довольно сказал Руслан, опускаясь рядом. На нем сегодня были короткие шорты, открывающие сильные ноги, и свободная футболка, которая всё равно не скрывала его мощных плеч.
Катя посмотрела на тарелку. Можно повести себя как ребенок и запихать кашу в рот без добавок и прочих вкусностей. Можно попытаться повести себя, как взрослый адекватный человек.
Жизнь которого стерли подчистую…
– Зачем ты это делаешь? – она не могла не спросить.
– Завтрак – главный прием пищи, его…
– Я не про завтрак, Руслан.
Он прекрасно её понимал, лишь делал вид.
– Поешь, потом поговорим.
Она молча взяла ложку, добавила в кашу мед и поела, не глядя на Руслана. Он всё равно сделает по-своему. Сопротивляйся она, бунтуй. Да что хочешь делай! Будет, как он сказал.
В груди появлялось неприятное жжение, похожее на то, когда болеешь: ни вздохнуть спокойно, ни выдохнуть.
– Сок?
– Буду.
Она подыграет ему. Катя доела всю кашу, выпила стакан яблочного сока.
Что дальше?
Она поставила пустой стакан на поднос и посмотрела на Генерала.
– Мне ещё надо творожок съесть или кусок сыра? Лучше сразу скажи, чтобы мне знать, к чему готовиться.
– Язвишь?
Его пальцы коснулись её подбородка, чуть сжали, заключая в плен. Как привычно… И как неприятно. И дело не в прикосновениях!
– Руслан, я так больше не могу. Ты обещал разговор.
Наконец-то она добилась того, что лицо мужчины посерьезнело. Ему не понравился её упрек касательный его обещания.
Коваль убрал поднос с кровати, отодвинул тележку и повернулся к ней, уперев одну руку в матрас, создав тем самым необходимый баланс.
К Кате мужчина находился слишком близко, одно движение, и он снова с ней сможет проделать всё, что заблагорассудиться.
– Давай поговорим.
Сказал просто, обыденно, при этом посмотрев Кате в глаза. Что он там пытался рассмотреть? Прочесть? Её эмоции видны не вооруженным взглядом.
– Зачем ты меня убил? – не повышая голоса, задала она ещё один вопрос.
– Разве ты мертва? По мне ты живее всех живых.
Он снова протянул руку и коснулся её щеки. Как котенка. Увидел понравившегося зверька и приласкал. Не более.
– У меня сейчас будет истерика.
– Ты первая девушка, кто предупреждает о ней, – усмехнулся Руслан, сильнее надавливая пальцем, рисуя на её щеке непонятные символы.
Катя медленно подняла руку и накрыла его кисть. Потянула. Брови Руслана так же демонстративно медленно поползли кверху.
Она ожидала встречного вопроса, но его не последовало.
– Руслан, я на грани, – почти шепотом призналась Катя, не думая, что он может использовать её слова, как слабость. – Я надеялась, я искренне рассчитывала, что ты мне поможешь. Что адвокат договорится с семьей пострадавшего, хотя те и просят миллион компенсации. Что мне вынесут смягчающий приговор. Условное. Я понимала, что даже с условным мне будет сложно дальше жить, устроиться на хорошую работу. Из института меня, скорее всего, уже отчислили, но я как-нибудь справилась бы. Пока все мои мысли были о приговоре, и я не думала про работу… Но я же не первая была бы и не последней.