В этом было что-то странное…
Валюшка растерянно оглядела детей и вдруг заметила, что у одного мальчика из-под пушистой белой шубки выглядывают валеночки, а другой обут только в белые носки.
Ее словно ударило! Вдруг вспомнились двое оледенелых детей, которых она видела оплетенными гнилыми древесными корнями. Те дети вцепились друг в друга мерзлыми ручонками… у одного на ногах были покрытые льдом валеночки, а у другого только носки.
И снова зазвучал в голове голос убитой девушки, напоминающий дуновение дальнего ветерка: «Молчи… Не говори с нами. Не отвечай нам. Иначе не вырвешься отсюда. Навсегда останешься здесь, как мы…»
Да нет, этого не может быть! Те люди были мертвые, страшные, обвитые осклизлыми корнями, а эти вон какие веселые!
И все же… это ведь те же самые малыши…
Нет, она ничего не скажет!
Валюшка зажала руками рот, чтобы из него не вырвалось ни звука.
– Ты что? – изумленно спросил Гарм. – Ты что?! Ты не будешь ни с кем говорить? Но раз так, ты не сможешь увидеть меня! Ты этого не хочешь?!
Голос его был так печален, что Валюшке стало стыдно. Она отняла руки от рта и пробормотала:
– Я очень хочу тебя увидеть! Очень!
– Ну так заговори с ними! – воскликнул Гарм.
Валюшка замотала головой.
– Значит, нет?! – зло спросил Гарм.
– Нет! – отчаянно крикнула она – но не услышала собственного голоса. Его заглушил страшный треск!
Дворец покачнулся. У Валюшки разъехались ноги, она шлепнулась навзничь… и разглядела, что под неоглядным куполом дворца больше нет качелей со счастливыми и хохочущими людьми. Там снова болтались страшные корни неведомого дерева, обвивавшие оледенелые трупы.
А вокруг все трещало, грохотало и скрежетало, как будто какая-то неведомая сила пыталась пробить стены Хельхейма изнутри.
Белые звери и птицы рухнули со стен и бросились в бегство. Только бык остался… но он уже не был белым! Темно-красная полуободранная туша воздвиглась перед Валюшкой.
Рога были изъедены гнилью. Кое-где на боках сохранились лоскуты грязно-белой шкуры. Туша стояла на трех ногах, четвертая была отрублена.
Чудище угрожающе наклонило голову…
– Оставь ее, Тюрен! – раздался крик Гарма. – Некогда! Айсбайли! Это прорвались айсбайли! Вперед, к госпоже!
Туша издала недовольное мычание, больше напоминающее рев разъяренного зверя, и промчалась мимо Валюшки.
С ужасом проводив кошмарного быка глазами, она огляделась и обнаружила, что вместо величественных дворцовых стен вокруг громоздятся бесформенные торосы, а между ними бурлит и вьется какая-то темная река.
На одной из ледяных глыб на ее берегу стояли три женские фигуры.
Одна была сгорбленной старухой, закутанной в покрывало. Другая, с яростным выражением костистого, злобного лица, вздымала огромный меч.
«Да ведь это Модгуд и Скади! – догадалась Валюшка. – Как они изменились! А где же Хель?»
И в тот же миг увидела ее…
От великолепия белых одежд остались одни обрывки, едва прикрывающие тело Хель, а от неземной красоты не осталось вообще ничего. Валюшка ни за что не узнала бы в этом монстре прежнюю Хель, если бы не ее огненно-алые глаза, которые ничуть не изменились. Исполинского роста, с всклокоченными седыми волосами, Хель теперь была наполовину синей, наполовину белой и до пояса напоминала обычную женщину, однако ноги ее были покрыты жуткими черно-гнилыми пятнами, из которых сочилась сукровица.
Да, сейчас ее вполне можно было назвать этим ужасным именем – Цинга!
Ее хрустальный шар тоже преобразился. Теперь он был усеян шипами и напоминал звезду. Шар этот угрожающе раскачивался на серебряной цепочке, которую держала Хель, вернее Цинга.
Она перебросила свое копье Модгуд, вскочила верхом на трехногого быка и крикнула:
– Стереги ее, Гарм! Она не должна уйти!
Вслед за этим Цинга пришпорила пятками своих гниющих ног быка, и тот взвился на дыбы.
Сгущалась белая мгла, и Валюшка с трудом разглядела в ней каких-то жутких костлявых старух.
Их было десять… столько же, сколько фебер! Они тоже изменили облик, как и прочие! Теперь их было не отличить от Модгуд и Скади, вот только у них не было никакого оружия, кроме длинных и острых когтей, которые выглядели устрашающе.
«Если Хель – Цинга, то эти, значит, лихорадки! – догадалась потрясенная Валюшка. – Всего – вместе с Модгуд и Скади – их двенадцать! Все точно так, как сказала та девушка!.. Что же мне теперь делать? Как спастись?!»
Внезапно острые синие огни прорезали мглу, и она стремительно рассеялась, словно ее ветром унесло. Валюшка увидела полчище стремительно приближавшихся белых фигур.
Синие глаза ослепительно сияли, а руки сжимали странные топорики на тонких рукоятках. Этими топорами неизвестные существа разрушали все вокруг: и остатки ледяных стен, и белых птиц и зверей, которые бросались на них. Кулаки у них, чудилось, были изваяны из железа, потому что удары их тоже были сокрушительны.
Значит, это с ними изготовились биться обитательницы Хельхейма!
– Вставай, – серебряная перчатка Гарма вздернула Валюшку и помогла ей подняться на ноги. – Держись за моей спиной, чтобы айсбайли не добрались до тебя. Иначе… Смотри!
Он указал вверх, и Валюшка увидела, что синеглазые существа уже раскачиваются на корнях и рубят своими топориками жуткие оледенелые трупы! Вниз градом сыпались мелкие осколки.
Валюшка заметила, что тело девушки, которая предупредила ее о Цинге, разлетелось таким же ледяным крошевом.
– Айсбайли не щадят никого! Но их тоже не пощадит Моргенштерн госпожи нашей Хель! – вскричал Гарм.
Тем временем Цинга, Модгуд и Скади уже бросились в бой, а вслед за ними – когтистые старухи-лихорадки.
Цинга что-то кричала, широко раскрывая рот, полный обломков гниющих зубов. Моргенштерн, шипастый шар, так и летал вокруг нее на цепочке, выбивая топорики из рук айсбайлей. Если Моргенштерн попадал в голову айсбайля, тот исчезал бесследно.
Яростно бились Цинга и ее свирепые лихорадки. Но вдруг один из айсбайлей ухитрился зацепить острием топорика цепь Моргенштерна – и вырвал его из рук Цинги!
Она осталась безоружной и гневно оглядывалась вокруг. Теперь ее защищал своими рогами только бык по имени Тюрен.
Скади и Модгуд были окружены врагами, а когти других лихорадок попусту вонзались в белые фигуры айсбайлей, не причиняя им никакого вреда.
– Гарм! – вскричала Цинга. – На помощь!
Раздалось оглушительное рычание, и над серебряными латами Гарма словно бы заклубилась тьма, а через миг Валюшка увидела, что эти латы облегают не торс красавца-рыцаря, как она думала сначала, а туловище огромного черного пса…
У него было четыре глаза, пылающих таким же кровавым пламенем, как глаза Цинги. Длинные белые клыки торчали из пасти словно у саблезубого тигра.
Пес резким движением вырвался из лат, которые тут же рассыпались ледяными осколками, и ринулся к своей повелительнице.
Он зубами вырвал у айсбайлей Моргенштерн, мотнув головой, перебросил его Цинге, и та, ловко поймав свое страшное оружие синей рукой, с радостным воплем раскрутила над головой цепь.
Гарм, казавшийся неуязвимым для вражьих топоров, орудовал мощными лапами, отшвыривая айсбайлей от Хель.
Внезапно Валюшка ощутила ужасную боль в плече. Повела глазами – и увидела железные пальцы, вцепившиеся в ее плечо. Повернула голову – и встретилась взглядом с синими глазами, яростно сверкающими на белом призрачном лице.
Айсбайль! Страшный убийца!
Валюшка попыталась вырваться, но не смогла. Айсбайль вскинул свободную руку, зацепил своим топором болтающийся над ними корень – и взвился вверх, не выпуская Валюшку.
Внизу раздался лютый, свирепый вой, и Валюшка, опустив глаза, увидела, что Гарм прыгает внизу, пытаясь дотянуться до нее. Однако новые и новые синеглазые фигуры преграждали ему путь, а тем временем айсбайль, державший Валюшку, поднимался все выше и выше, перелетая с корня на корень.
Внезапно хватка железных пальцев ослабла. Айсбайль с силой подбросил Валюшку. Она ощутила, что взмывает вверх, а шуба, подарок Гарма, сваливается с нее и падает вниз, потом увидела, что на нее надвигается темнота, однако в этой темноте слегка высвечивались странные очертания, напоминающие очертания распростертого человеческого тела.
Миг – и Валюшка врезалась в это бледное свечение. Ее словно бы сковали какие-то путы, а потом ей стало так тесно, больно и страшно, что она лишилась сознания.
Валюшка очнулась оттого, что какие-то голоса гудели над ухом и ужасно мешали:
– Доктор, я не могу снять с нее одежду, все примерзло!
– Ничего страшного, не снимайте. Давайте положим ее в ванну как есть, все постепенно отмокнет, тогда и снимете. Только вода должна быть очень холодная, а теплую будем подливать постепенно. Очень медленно! До тех пор, пока температура воды не станет равной обычной температуре тела. Давайте я этим пока сам займусь, а вы, Марина Николаевна, капельницу поставьте. И следите, чтобы спирт поступал в кровь непрерывно.
– Спирт в кровь?! Да она ведь еще ребенок!
– Во-первых, спирт всего лишь пятипроцентный, а во-вторых, это чистый углевод, который мгновенно расщепляется в крови и согревает человека. Главное – не спешить.
Валюшка ощутила, как по телу начинают бегать мурашки. Сначала их было немного, и вели они себя довольно спокойно, но постепенно мурашек становилось все больше, и они откровенно наглели. Топали по рукам, ногам, по лицу, даже за глаза щипать умудрялись! Валюшке уже орать хотелось, но она была не в силах пошевелить губами, потому что мурашки топтались и по ним, причиняя неимоверную боль.
Однако слышать она явно стала лучше, и голоса, которые казались сначала однообразным низким гудением, постепенно разделились на женский – неровный и прерывистый, и мужской – спокойный и уверенный. Почему-то Валюшке казалось, что этот мужской голос она уже слышала, только не могла вспомнить когда и где.
Несмотря на боль, которая пронизывала все тело и, кажется, даже мозг, Валюшка догадалась, что мужчина называется – доктор, а женщина – Марина Николаевна.
– Да вы не плачьте, – снова заговорил доктор, – ваше дело – за капельницей следить. А я еще немножко тепленькой водички подолью. Все-таки резервы человеческого организма неисчерпаемы, и никто не может знать, на что он способен. Поэтому будем надеяться на лучшее. Глядишь, и в самом деле выживет наша девочка, окрепнет…
Внезапно раздался какой-то длинный неприятный звук.
Валюшка после некоторого раздумья вспомнила, что так скрипит дверь, если у нее петли не смазаны.
А потом кто-то громко прошептал:
– Чтобы девке сделаться телом крепкой, надобно ей стать на топор.
– Господи милостивый! – воскликнул доктор. – А это что еще за привидение?!
– Увидеть во сне привидение, – снова послышался тот же шепот, – если оно не безобразно и одето в белое платье – значит утешение и радость. Если же одето в черное и безобразно, сие знаменует тщетные усилия и обман.
– Эй, ты мне это прекрати! – рассердился доктор. – Я вот тебе сейчас покажу тщетные усилия! А ну, гуляй отсюда!
– Да ты уж в самом деле иди, иди, Лёнечка, – ласково сказала Марина Николаевна. – Иди почитай свою книжечку. А то у нас работы много. Видишь, девочку лечим. Тебя вылечили, теперь ее лечим. Иди, Лёнечка!
Дверь снова заскрипела. Наверное, закрылась.
– Что за чудик такой? – изумленно спросил доктор. – Откуда он взялся?!
– Да вы только-только в отпуск уехали, как этот Лёнечка к нам приблудился, – ответила Марина Николаевна. – Поэтому вы и не видели его раньше. Тоже вроде этой девочки: замерз в сугробе. Только сам очнулся и прибрел, попросился у Ефимыча погреться.
Конец ознакомительного фрагмента.