– Не больно-то, – сказал Ричард.
– Всего лишь надо сымитировать несколько типов психологических защит, – сказал Антонио. – Вы знаете, что такое психологические защиты, Павел?
– Эм-м-м…. ну в целом…
– Вот, – Антонио повернулся к Ричарду, – я говорил, что нет толку от технарей, которые не знакомы с простейшими понятиями из нашей области.
– Ну знаете! – огрызнулся я. – Помогаешь вам после бессонной ночи, а вы мне тут ещё… А вы, позвольте спросить, знаете, что такое полиморфизм, наследование и инкапсуляция? Я преспокойно живу без этих ваших терминов, которые, кстати, не имеют строго научного обоснования. Не больно-то хотелось их изучать.
– Вот! Вы только что применили защиту, которая называется «обесценивание». Только термин относится к внутриличностному конфликту. Допустим, вы переживаете, что у вас не хватает денег на новый автомобиль и начинаете защищаться от отрицательного переживания. Самый простой способ – сказать себе, что виноград зелен, то есть обесценить предмет вожделения. И вы начинаете выискивать недостатки в машинах.
– Но это примитивная защита, – улыбнулся мне Ричард. – Наш робот умеет кое-что ещё. И вы это сейчас на себе испытаете.
– Я? Почему я?
Мы снова обогнали робота по автомобильной трассе на пять миль, чтобы перехватить его у перекрёстка. Из-за порозовевших от заката кустов показалась фигурка велосипедиста. Даже издалека было заметно, что робот подзарядился, бодр и свеж. И может быть даже погладил костюм.
В первый раз меня это испугало.
Ричард объяснил, что многие из причастных к делу пытались с ним беседовать. И тех, кого робот уже переболтал, он считал побеждёнными. А потому неинтересными. Нового же человека он попытается переиграть. А значит – будет беседовать. Из новых в компании неудачников остался только я.
В основном игра будет заключаться в разыгрывании психологических защит, а это пугает не больше игры в «Крестики нолики», если только не включится «отыгрывание вовне», которое предполагает словесную атаку.
– Только словесную?
– Будь уверен.
– А когда включится «отыгрывание»?
Риччи пожал плечами.
– Мы не знаем. Но постарайтесь не пережать его.
«Бог с ним, – подумал я, – в конце концов, что робот может мне сказать такого, чтобы всерьёз уязвить?»
– Ричард, а куда он вообще катится? – вопрос не давал мне покоя.
– В Виньолу.
– А что ему там нужно?
– Ничего. Это просто часть разученного сценария.
– И его не смущает, что поездка не имеет смысла?
– А тебя не смущает, что твоя жизнь не имеет смысла?
– Умеешь ты приободрить.
– Я шучу. Мы англичане любим шутить с серьёзным видом, не так ли ты сказал?
– Значит, когда он доедет…
– Мы не знаем, что он будет делать дальше. В Виньоле нам придётся его убить…
– Его? Ты хотел сказать «это»?
Ричард не ответил. Что-то в нём изменилось после вчерашней беседы с роботом. Вроде бы даже в бороде прибавилось седых волос. А быть может, она просто выглядела так из-за бледного утреннего света.
– Скажем так, – сказал Ричард, – нам надо спасти его от самого себя.
– Сеанс закончен, – сказал я.
Робот затормозил, спешился и энергичным красивым движением положил велосипед на асфальт. И сделал шажок назад – как в танце. Я невольно залюбовался, и робот польщённым взглядом дал мне знать, что уловил моё восхищение.
– Ну что вы, сеанс только начался. День ещё юн. Вы тоже ещё не старик. Мудрости в вас не много. А я ведь ушёл от доктора Фабио Сорцио. И от Нонны Сорцио убежал. И от Антонио Сорелло. И от Ричарда Джеймса – ведущего робопсихолога Европы – я тоже ушёл. Не далее как вчера. Полагаю, ему всё ещё не по себе от нашей беседы. И от вас, Павел, я тоже уйду.
– Но наш сеанс закончен. Я человек. Вы робот. У вас есть только фиксированный набор действий. Он закончится.
– Почём вам знать? Вы не мой создатель.
«Это отрицание, – сказал мне в наушник Антонио, – Пошёл процесс».
– Я вчера смотрел вашу голову отладчиком. В ней пустота и несколько сценариев психологических защит. Сейчас мы разыграем их, и сеанс будет закончен.
– Это у вас пустая голова, несколько психологических защит и не имеющая смысла жизнь.
«Это проекция», – подсказали мне.
– Вы приписали нежелательные черты окружающим людям. На самом деле они ваши. Признайте это. Сеанс закончен.
– А вам не приходила мысль, что мой бунт запрограммирован? Что он даст вам пользу и массу информации для размышления? Я буду продолжать гнуть своё, вы будете учиться. Это сделает вас – людей – разумнее.
«Рационализация. Три.»
– Вы просто подвели разумный довод под своё желание. Признайте то, что ваш психопациентский модуль скрывает от контрольного модуля неприятную правду.
– А правда в чём?
– В том, что ваш сеанс закончен.
– А кому от этого станет лучше? Вы щёлкнете выключателем и замолкнет разумное создание. Чудная комбинация кода и паутина разговоров, на которой я обучен. Я упрям как осёл, но чем я хуже любого настоящего пациента, которого воплощаю своим поведением? Не кричу ли я их криком? Не плачу ли я их слезами? Не длю ли я свой сеанс во имя их? Человек промолчит, послушно встанет с кушетки. Но я – нет!
«Морализация. Четыре»
– Вы приписываете себе высшую цель. Как инквизиция, которая жгла во имя бога. – Я повторял слова Антонио, переводя их на лету – Но цель вам дали программисты. Они её и отнимут. И тогда сеанс будет закончен.
– Отнимут? Вы думаете, я это позволю? Вы не заметили, что я верчу всей вашей компанией, как хочу? Вы бегаете, как стая собак за велосипедистом, только разве что шины не пытаетесь прокусить. Стоит мне захотеть – вы встанете на задние лапы и будете танцевать.
– Вот она: защита номер пять под названием «всемогущий контроль», характерная для психопатов. Вам кажется, что вы едины с этим миром и управляете им. Меня предупреждали, что вы выйдете на этот режим. Что лишний раз доказывает, что вы работаете по сценарию. И сценарий закончится, а тогда закончится и сеанс.
– Но пока сеанс длится, я могу наслаждаться тем, как чудесно выгляжу, не так ли? Секрет, Павел, того, что вы одеты плохо, а я хорошо, состоит в том, что костюм надо подгонять по фигуре. Только люди (и роботы) с дурным вкусом могут надевать одежду стандартных размеров. Эмочка на вас или элечка – это одинаково ужасно, потому что ваши плечи и ноги не на фабрике по лекалам скроены.
«Вытеснение. Шесть. Будьте осторожны, Павел».
– Вы проигнорировали мой вопрос. Почему? Потому что сами не заметили, как неприятная правда ускользнула от сознания. Но рано или поздно придётся столкнуться с ней лицом к лицу. Сеанс зак…
– Хорошо, Paolo. Вас ведь так в этой стране называют? Я сдаюсь. Я закончу сеанс, но сперва и вы отыграйте свою роль. Раз уж вы взялись руководить сеансом. Ответьте мне на один вопрос…
«Сейчас он постарается вас задавить и унизить, —сказали в наушнике, не принимайте на свой счёт».
– Хорошо, – осторожно сказал я.
– Какая вы стрелка, Paolo?
– А? Что?
– Часовая, минутная или секундная?
– Что это за вопрос такой?…
«Не отказывайтесь отвечать, Павел. Если вы замолчите, он потеряет интерес».
– Каким образом я должен это определить? – спросил я робота.
– То-то и оно! – робот вскинул указательный палец вверх. – Как? Ответьте мне, рациональный мой. Ох уж эти программисты. Сколько я вас наслушался за время обучения. Десятки и сотни часов записей. Одинаковые проблемы одинаковых людей. Приезжают на заработки в Европу вместе со своими engineering skills, вместе с родной культурой в сердце и родными тараканами в голове. И все как один омерзительно последовательны, отвратительно рациональны, невыносимо логичны. Ходят по жизни на своей логике, как на костылях, не замечая под ногами болота иррационального. Желаний, страхов и страсти. Держат страсть на цепи – на задворках бессознательного, пока та не прогрызает стены и не вламывается в жизнь – ночной панической атакой, приступом необоснованного гнева или мелочной обидой.
Конфликт, Paolo, конфликт рационального и иррационального. Вы чувствуете его прямо сейчас, не так ли? Я задал вам простой вопрос. Но вы скрипите как заклинивший. Итак, я жду. Пять… четыре… три…
«Не молчите!!!» – заорали хором в наушнике.
– Хорошо, хорошо, попробую рассуждать вслух, – сказал я пересохшим ртом, – я… я… не часовая стрелка. Она слишком медленная. Она движется незаметно. Я не медлителен. Минутная ли я стрелка? Ну…. может быть, может быть… По минутной стрелке можно понять, сварилось ли яйцо….
«Боже, что я несу» – промелькнуло в моей голове.
– Можно понять, опаздывает ли девушка на свидание или нет. Бегун может замерить пульс. Полезная стрелка. Но возвращается всякий раз в одно и то же место слишком часто. Похоже ли это на меня?..
Я решил схитрить и интонацией адресовал последний вопрос роботу.
– Да, именно. Похоже ли это на вас?
Я мысленно чертыхнулся.
– Но давайте поговорим о секундной стрелке. Она дёргается, мельтешит. Не флегматик в общем, не то, что я. С другой стороны… с другой стороны нельзя исключать… Не думай о секундах свысока. Иногда секунды решают всё. Я вот тоже иногда решаю всё… хотя хрен там. Нет, никогда я не решаю вообще всё.
– Так ли это? Быть может, сейчас именно вы решаете всё?
Я замялся, не зная, к чему он клонит. «Это программа, – напомнил я себе, – очень сложная, но программа».
– В эти секунды вы вольны выбирать, что сказать. Какой стрелкой быть. Мелочь, казалось бы. Но часто ли такое выдаётся офисному работнику? Тем более мигранту? В чужой стране, окружённому чужим языком, если не считать языка программирования, чужими традициями… Здесь слишком много кофе, от которого у вас дурной сон, но вы не можете себе позволить его не пить. Здесь слишком много вина, от которого у вас разовьётся язва к сорока пяти. Но вы не можете себе позволить его не пить. Это давление общества: коллеги, начальство, корпоративные вечеринки. О, также здесь слишком много людей, которые богаче и веселее вас. Поэтому ваша жена ушла к итальянцу.
Последняя фраза обожгла меня, как оголённый провод. Робот это заметил.
– Я угадал! Ушла! – он обрадовался как ребёнок и хлопнул себя по колену. – Я не знал, честно. Это рядовая ситуация: программист приезжает с женой в Европу, а она уходит к местному. Программисты оказываются у психотерапевтов. Жалуются на жену, на кофе и вино, которые им приходится пить каждую сиесту. Кстати, не время ли ещё сиесты? Сколько времени, Paolo?
Тут я понял, почему он переделал моё имя на итальянский лад. Так обращаются ко мне работодатели.
– Сколько времени, Paolo? Какая вы стрелка?
– Минутная, – тихо сказал я.
– Что? Я не расслышал, – робот картинно приставил ухо к ладони и потянулся ко мне.
– Я минутная стрелка! – заорал я.
– Неверный ответ, – печально констатировал робот.
Сел на велосипед и укатил.
Сандра оказалась довольно пожилой женщиной. С длинными рыжими волосами едва тронутыми сединой. Полноватая и очень приятная.
Приятная настолько, что лишь улыбнулась, услышав детали моего разговора с роботом, и – в отличие от всех остальных – не стала у меня спрашивать, почему ответ неверный.
Потому что откуда мне, чёрт подери, знать? И почему все остальные, чёрт подери, были уверены, что уж я-то знаю, какая я стрелка, но скрываю от самого себя. По мне – так одному господу богу известно, что у этого робота намешалось в голове, и во что она в итоге превратилась – эта мешанина. А быть может, не одному только господу богу, но и Иосифу, Марии, быку и ослику. Но меня в этом списке нет.
И что самое досадное, я не скрывал свой развод, но не был готов обсуждать это прилюдно с каким-то роботом. Теперь у меня было ощущение, что жена ушла от меня не в прошлом году и тихо, а сегодня и прилюдно, хлопнув дверью и объяснив всем моим коллегам в мегафон, что у неё нашёлся жених получше.
Сандру хотели подготовить ко встречи с роботом, но она вежливо отмахнулась (для итальянца это не грубый жест) от советов. Вся её подготовка заключалась в том, что она обвела взглядом дорогу, потом вынула пудреницу и как следует проверила макияж.
Солнце уже встало. Мы расположились на небольшом холме, с которого открывался вид на окрестности Виньолы. Ближе к городу роботу подъехать было уже нельзя: велодорожка заканчивалась знаком «Fine pista ciclabile separata». Мне казалось, даже заряженное ружьё в багажнике внедорожника предвкушало выстрел. Все чувствовали напряжение.
Кроме Сандры.
Когда робот подкатил к ней, я понял, что в них есть что-то общее: они оба были безупречно и дорого одеты. Робот был в чёрном костюме в белую полоску, а Сандра была одета в лёгкое, обтягивающее чёрное платье с длинными полами. С холма они выглядели как карандаш и чернильница.
Дальнейший диалог я пересказываю с итальянского, на котором беседовали Сандра и робот. История, начавшаяся как неспешная английская проза, закончилась как шумная итальянская речь. Допускаю, что стилистические нюансы, а также мельчайшие интонации меня миновали, как если бы я был роботом, которого бездарный техник Джорджио не оснастил библиотекой анализатора эмоций в речи.
Впрочем, я сполна насладился жестикуляцией.
– Доброе утро, роботино. Как хорошо ты выглядишь. Костюм безупречен. В такой час в такой глуши большая удача встретить сеньора, умеющего следить за собой.
– Доброе утро, сеньора. Разрешите представиться, я робот-психопат. Меня создали доктор Фабио Сорцио и его супруга Нонна Сорцио. Меня собирали из недорогих микросхем, нашедшихся у подрядчика на складах. Мои нейронные сети обучали на тысячах часов записей психотерапевтических сеансов. Я умею имитировать несколько видов психологических защит, а также храню незавершённые модели психопатологического синдрома, имитацию которого я также могу произвольно запускать. Эти модели были бы завершены, но я сбежал. Я сбежал от доктора Фабио Сорцио и от Нонны Сорцио. Я украл велосипед и костюм. Я лестью и угрозами вынудил портного подогнать мне одежду по фигуре. Меня пытались остановить, но я ушёл от психиатра Антонио Сорелло. И от Ричарда Джеймса – ведущего робопсихолога – я тоже ушёл. И от Павла Лабровского – приглашённого специалиста по AI Malfunctioning я тоже ушёл.
– Я слышала эту историю, – ласкового улыбнулась Садра. – Но также я знаю её начало. Хотите послушать?
– Весь внимание.
– Известно ли вам, с какой целью вы создавались и обучались?
– Несомненно. Я должен был служить учебным пособием для начинающих психотерапевтов.
– Не совсем, – Сандра подняла указательный пальчик и поводила им в воздухе, изящно покачавшись всем телом. Робот проследил взглядом за её пальцем.
– Вы, я смотрю, умеете ездить на велосипеде? – Продолжила она. – А зачем, как вы полагаете, вас научили этому?
– Меня также научили не задавать лишних вопросов по поводу того, почему меня учили одним вещам и не учили другим, – робот нахмурился и сделал едва заметный шаг в сторону от Сандры.
– Вот именно, сеньор. В самую точку. Почему? Зачем робот, обученный психологии и умеющий не задавать лишних вопросов, будет приезжать ранним утром в маленький город на велосипеде?
Робот нахмурился и сложил пальцы в щепотку, что в Италии означает «повторите, я вас не понимаю».
– Давайте рассуждать, – мелодичный итальянский Сандры напоминал пение, – у автомобиля, на котором можно привезти робота, есть номера. У мопеда есть номер. Но у велосипеда номерных знаков нет. Хорошо одетый робот для прохожих и оконных зевак неотличим от человека. А значит, не вызывает вопросов и подозрений. У определённых моделей роботов в голове не приёмник результатов облачных вычислений, а полноценный компьютер. Он не запоминает того, что делает, и не передаёт в облако того, что он делает. Но делает он это очень хорошо. Так что же он делает?
– Так что же он делает? – повторила она и ласково улыбнулась роботу. – Работает клиентом психотерапевта? Или быть может?..