Эпиграф
«Автор от всего сердца заложил в основу сочинения столько правдивости… чтобы прояснить перед взором проницательных сущность рассказа и предания в возможно более простой форме, дабы родниковую воду сути повествования и мысль ясную, как утренняя заря, не замутили диковинные метафоры и вычурные эпитеты и сравнения. Уповаю на прославленную милость Всевышнего: пока на ланитах известий и сообщений останутся следы начертания благодаря буквам смыслов и вместилищам основоположений, восходящие от этих листов лучи будут блистать на весь мир, подобно лучам озаряющего мир солнца, и сердцепохищающий облик этого сочинения избежит нападок всякого невежды».
Шараф-хан Бидлиси «Шараф-наме»
Часть первая
Зеркальный ответ
– Никогда не спрашивал… Потом уже не придется. Ответь на один вопрос. – В паузе Гарун поиграл ножом, перебрасывая из руки в руку. – Почему «Кваздапил»?
– Совсем мелким я играл на улице, и мама крикнула на весь двор: «Саня, ты квас допил?» Я в ответ: «Да-а-а!»…
Гарун громко фыркнул, что-то внутри него надломилось, и неудержимый гогот сотряс стены. Я вынужденно подключился. Когда так заразительно смеются, нельзя не подключиться.
Как в старые времена мы с Гаруном захохотали – дружно, в голос, не в силах остановиться.
Смех продлевает жизнь. А что делать, если вся моя жизнь – смех?
Смех и слезы. Смех сквозь слезы. Смех вместо слез, чтобы выглядеть круче. Но все равно – слезы, слезы, слезы. Себе и другим. И потому – смех, а не жизнь.
Додумать мысль и довести открывшуюся суровую правду до какого-то нужного вывода я не успел. Дикий хохот на грани жизни и смерти будто отрезало: полное ощущение, что около уха взорвалась граната. Звуки исчезли. По лицу Гаруна прошла рябь, оно растянулось, похожее на живые щупальца, и оплыло полупрозрачными кляксами с глазами, ртом, носом и ушами, стекавшими с шеи и дальше с тела и дивана, как часы на картине Сальвадора Дали. Фантасмагорические потеки сползли на пол и растворились в окружившей меня мгле. Мир заволокло туманом.
Серая пелена застилала глаза недолго, ее пронзил яркий луч, и картинка передо мной превратилась в другую. Комната осталась комнатой, но я в ней был один, раздетый лежал в кровати жадно хватал ртом воздух.
В лицо било утреннее солнце. Недавняя жуть оказалась иллюзией, хитрой проделкой подсознания.
В груди мощно стучало сердце. Ну и сон. Из серии, что называется «проснуться в поту». Вот-вот, оно самое, простыню выжимать можно. Гримаса исторического смеха все еще сводила скулы, а перед глазами блестел нож, жаждавший познакомиться с сердцем. А ножик и сердце – они, если честно, не пара, не пара, не пара.
Дикая история мне всего лишь приснилась. Можно расслабиться.
А Хадя? С какого момента явь перешла в сон – до и или после звонка Фильки?
Дата на телефоне подсказала, что о смерти Хади мне уже сообщили.
Яркий мир вновь потускнел.
Вставать? А зачем? Причем, последний вопрос был намного глубже с философской точки зрения, чем казалось. Зачем и как жить дальше? Что делать? Для чего? Иными словами, опять же – зачем?
Круг замкнулся.
Нож. Смех. Жизнь. Смерть.
Любовь.
Зачем?
Не жизнь, а смех.
После всего, что приснилось, уже не заснуть. Я заставил себя встать, умылся и отправился готовить кофе.
Не готовить, конечно, а растворять. Две чайных ложки с горкой на маленькую чашку – чтобы глаза на лоб полезли. Или, наоборот, чтобы вернулись оттуда.
Привиделось же. Ученые говорят, что сны – работа подсознания. Если в навеянном видении Гарун пришел за моей жизнью, значит, что-то внутри меня ждет именно такой развязки.
И правильно, так и должно быть. Я виноват, только я. Можно все свалить на великую любовь, но любовь-то – чья? В том и дело. Не любовь толкала меня на необдуманные поступки, а собственные желания. За что я избил Машеньку? За следование безрассудным желаниям и страстям. Разве мои поступки продиктованы чем-то другим? Потому я и ждал от судьбы возмездия. В моем случае – не ремня, а ножа. Потому что это будет справедливо.
Кофе не помог. Надо было пить успокаивающее.
Когда я мыл чашку, раздался звонок в дверь.
Открыть? После такого сна?
Звонок повторился – нетерпеливый, жесткий, угрожающий. Казалось, будто звонивший уверен, что ему откроют.
В прихожей я застыл, не зная, что делать дальше. Открывать или нет – это зависело от личности пришедшего. Возможно, за дверью нетерпеливо переминается с ноги на ногу почтальон или, скажем, сосед, которому срочно понадобилась дополнительная табуретка.
Можно глянуть в глазок, но затемнение выдаст, что внутри кто-то есть. Прятаться тоже смысла не было – рано или поздно настойчивому визитеру станет известно, что внутри кто-то скрывается, все зависит от степени настойчивости. Если пришли по мою душу, то кроме настойчивости визитеры могут проявить сообразительность и решительность, а это мне и моей семье выйдет боком.
– Кваздапил, это я, – донеслось снаружи.
Вернувшийся со свадьбы Гарун много дней меня избегал, сообщения и звонки оставались без ответа. И вот он пришел – в точности как во сне.
Словно шагая в бездну, я распахнул дверь.
– Привет. – Моя рука привычно дернулась для пожатия, но встречного движения не произошло.
Застывшая в дверях фигура не двигалась, в поднятой к поясу руке блестел нож.
Вот и пришло то, о чем глубоко внутри себя я всегда знал, но трусливо отгонял это знание. Не зря же оно явилось даже во сне?
– Прости.
– Такое не прощают.
– Тогда – сожалею. И все понимаю.
– Это хорошо. Это правильно. Все будет намного проще.
Ноги у меня задрожали. Несколько шагов в комнату – и обезволенное тело рухнуло на край кровати.
Вошедший за мной Гарун нервно опустился рядом, пальцы крутили острую сталь.
Говорить было не о чем.
– Не тяни, – сказал я. – Вина во всем – только моя, и это будет справедливо.
Мы с Хадей – жертвы традиции. Традиция нас разъединила, она же соединит.
Клинок замер в руке бывшего друга.
– Ты думаешь, это для тебя? – Он скривил губы. – Это от тебя. На всякий случай.
«От»?!
Гарун продолжил, словно выплевывая каждое слово:
– Ты опозорил мою сестру. Я должен отомстить. Убить тебя? Не-е-ет, ты этого не заслужил. Моя сестра мертва из-за тебя, а ты надеешься так легко отделаться?
– Легко?!
Что может быть хуже смерти? Только смерть долгая и мучительная.
Я машинально отпрянул. Гарун покачал головой:
– Нет, пытать и издеваться я не собираюсь. Что требовалось – уже сделано. Я пришел поставить тебя известность, а мучить себя будешь сам. Ты ведь в курсе похождений своей ненаглядной сестренки, о которой так печешься в последнее время?
– При чем здесь Маша?!
– А я считал тебя умным. Ты опозорил и этим приговорил к смерти мою сестру, чего ожидаешь взамен? Ответ действием, как говорят в бизнесе и политике, бывает симметричным и асимметричным. Сначала попробуем первое – обычную зеркалку. Правда, есть большая разница: у моей сестры не было бурного прошлого, как у твоей, зато этот факт сыграл мне на руку. Как ты думаешь: когда по чьей-то просьбе люди рискуют жизнью, чтобы добыть ценные файлы – разве они не скопируют их на всякий случай? «Художества» твоей сестрицы сейчас массово постятся в соцсетях в группах вроде «Шалавы нашего города», а дополнительные ссылки ведут на ресурсы, где видео выложено в полном объеме. – Гарун посмотрел на часы. – Теперь у тебя тоже нет сестры.
– Что ты сделал с Машей?!
– Я? – Он издевательски удивился – нарочито, с гримасой сетевого мема. – Ничего. Я здесь вообще ни при чем.
– Что с ней случилось?! Ты же сказал: «Теперь у тебя тоже нет сестры»!
– Ну, серьезно – не знаю я, что с ней случилось. Возможно, бросилась с крыши или где-то в тиши вскрыла себе вены. Она примерно час, как в курсе происходящего. Нормальной жизни у нее больше не будет, от такого «хвоста» не сбежать в другой город, пусть он стоит хоть на другом конце света. Мир давно стал глобальным, у этого есть свои плюсы, но есть, как видишь, и минусы. Нормальная девушка не сможет жить с таким грузом на душе. Мне почему-то верится, что твоя сестра – нормальная. Или я ошибаюсь? Если после всего она встанет, отряхнет перышки и снова пойдет гулять во двор, а в сентябре отправится доучиваться с прежними одноклассниками, то я удивлюсь. Тогда у меня вновь появится забота: как отомстить за смерть сестры. А тебя я убивать не буду. Во всяком случае, сейчас. Если честно – я тебя уже убил. Как ты будешь жить с тем, что натворил – не знаю. И не хочу знать. Ты мне больше никто.
Голос, с трудом пробивавшийся в сознание, умолк, а в голове бил набат: буммм, буммм…
По Маше. И по мне.
Я был ни жив, ни мертв. Что-то среднее. Жив, но одной ногой уже за темным порогом.
Или я шагнул туда намного раньше?
Кровь клокотала жидким азотом, шипела и леденила. Хотелось броситься на Гаруна и душить, бить, рвать зубами…
Он вдруг запрокинул голову и захохотал во все горло, а реальность знакомо поплыла, затуманилась, пошла мерцающей дымкой…
Раздетый, весь в поту, я лежал в кровати. Кулаки сжимались, зубы едва не крошились от скрежета. Руки и щеки дрожали.
В глаза било утреннее солнце. За окном щебетали птицы, с постера над пустой Машкиной кроватью на меня глядел какой-то приторно сладкий хлыщ с тщательно «растрепанными» волосами. Он словно спрашивал:
– Ну что, брат, нервишки пошаливают? У меня тоже однажды такое было: приснилось, что татуировку набили некрасиво…
– Не брат ты мне, – буркнул я и поплелся на кухню делать кофе.
Часть вторая
Закон бумеранга
Эпиграфы
На стене висит ружье —
Чтой-то будет, е-мое.
Михаил Векслер «Закон Чехова»
Добро всегда побеждает зло. Кто победил, тот и добрый.
Михаил Жванецкий
Бывает же. Сон во сне. И такой яркий. Будто кино застряло на одном кадре. Сознание возмутилось жизненной несправедливостью и накидало возможных вариантов. Потому и снилась чехарда версий одного и того же события.
Впрочем, забыть, плюнуть и растереть. Если понадобится, обо всем этом я подумаю завтра.
Папа с мамой на рассвете разошлись по работам, чтобы вновь встретиться за поздним ужином. Маша, как всегда в последнее время, упорхнула гулять с Захаром, а перед уходом распахнула шторы. Почти полная тишина окутывала ощущением безопасности, покой нарушало лишь нестерпимое солнце.
И сны.
Дззззинь!!!
Звонок в дверь? Опять?!
Похоже, сон приходил вещий. Если за дверью и вправду окажется Гарун…
Взгляд в глазок не прояснил, кто пришел. Или это кто-то незнакомый. Бейсболка, темные очки, джинсы, черная толстовка с капюшоном… Волосы вроде бы светлые. Руки незнакомец держал в карманах. Будь он пониже, я решил бы, что это Захар.
А темные очки на глазах – зачем они в подъезде?
По спине пробежал холодок. Если по мою душу прибыл посланец Люськи-Теплицы… Отказ Кости «разобраться» со мной или затягивание этого могло подвигнуть «мадам Сижу» на самостоятельные действия. Мне, честно говоря, и прошлых за глаза хватило
Нет, кое-что не сходится. В одиночку такие на дело не ходят, и Люськины знакомые должны быть старше, она не водится с малолетками.
Спортивно сложенная фигура, одежда и очки не давали точно определить возраст, но, без сомнений, незнакомец на несколько лет моложе меня. Возможно, это еще один Машкин друг. Например, одноклассник. Я же, если честно, не знаю никого из ее ровесников; только тех, с кем пересекался во дворе. А ровесников сестренки среди них, кажется, и не было.
Парень поглядел по сторонам и вновь нажал кнопку звонка. Ну, во всяком случае, он не стучит, дверь не вышибает. Если ему не откроют, то, наверное, тихо уйдет.
Стало любопытно, кто это и к кому.
– Вам кого? – спросил я через дверь.
– Это по поводу Маши.
Интуиция не подвела, гость действительно пришел к Маше. Точнее, как он выразился, «по поводу».
Я открыл дверь.
– Маши нет, я – ее брат.
– Знаю. Можно войти? – Голос был глухой, слова нарочно растягивались, чтобы казаться весомее. – На лестнице разговаривать неудобно. Не хочу, чтобы кто-то услышал.
Сейчас, не через глазок, а вживую, было видно, что правую щеку парня пересекал жуткий шрам – вздутый, красный, будто повязку сняли совсем недавно. Когда меня избили, мне было неприятно, что кто-то обращает внимание на покореженную внешность, и, чтобы не смущать, я не смотрел на лицо. Под очками глаз все равно не видно, а не глядя в глаза разговаривать можно даже отвернувшись.
Я посторонился и пропустил гостя в прихожую. Проснувшиеся мозги подбросили новый повод для нервов: «По поводу Маши» и «Не хочется, чтобы кто-то услышал» сложились в уверенность, что сестренка опять куда-то вляпалась.
И еще. Парень был в курсе, кто есть кто в нашей семье. Он знал даже то, что я дома, а Машка – нет. Что же получается: он следил за нами?
И голос. Зачем он так коверкает и растягивает слова – боится, чтобы не потом опознали?
Или чтобы не узнали сейчас? Чем-то знакомым повеяло и от голоса, и от лица, и от фигуры…
– Да, это я. Смотри, что со мной сделали твои приятели.
Его голос перестал притворяться, и я узнал гостя.
Данила.
Он поднял правую руку с растопыренными пальцами – среднего пальца не было.
– Я показал им, куда идти, а они отрезали указатель. Боюсь, как бы теперь не заблудились, поэтому я принял кое-какие меры. Зато, здороваясь, могу говорить «Держи краба» и не врать. – Состоявшая из двух пар пальцев страшная ладонь поднялась к лицу и сняла очки. – А еще они сделали это.
Шрам, пересекавший правую щеку, уходил в глазницу, где место отсутсвующего глаза скрывала черная заплатка из ткани или пластыря.
Я смотрел на открывшееся рукой без пальца обезображенное лицо без глаза и не уследил, как внизу, на уровне живота, что-то мелькнуло.
Ощущение – будто меня разодрало на клочки и разбросало по прихожей. Только меня не разодрало и не разобрало, все осталось внутри: скрутившая боль согнула и бросила на пол.
Скорчившийся, я схватился за бок. По ладоням потекло теплое и липкое.
Оказывается, пока я глядел на лицо и поднятую правую руку Данилы, его левая рука вынула нож и ударила меня в печень.
Данила презрительно кривился:
– Уродство привлекает внимание, на это я и рассчитывал. Правая рука без одного пальца – некрасиво, обидно, но не проблематично. Я левша.
Я пытался подняться, и нож взрезал меня еще раз – теперь прямым ударом в живот.
– Не вставай, а то не дослушаешь. Я долго готовил речь, и не хочется, чтобы она пропала. Кстати, в полицию о нападении на меня я не заявлял, иначе многим бы не поздоровилось. В том числе твоей сестре.
– Тебе в первую очередь, – прохрипел я.
Боль была невыносимой.
Данила кивнул:
– Я и говорю – многим. Врачи не верили, что я так неудачно упал, чтобы оторвать палец, выбить глаз, порезать лицо и отбить половину организма. К счастью, все обошлось, и ты со своими черными дружками и похотливой сестрицей можете быть спокойны – ничто не выплывет такого, что потянет на уголовщину. Теперь переходим к сути разговора, надо поторапливаться, чтобы случайно не объявился кто-нибудь, и безупречный план не пошел прахом.
Данила бесстрастно наблюдал, как подо мной разливалась лужица крови. Лужица превращалась в лужу, она добралась до моих кроссовок и подбиралась к маминым выходным туфлям.
Данила спокойно продолжил:
– Ты напустил на меня своих дружков, чтобы отомстить за сестру. Похвально. Только ты забыл почему-то, что у каждой палки есть два конца. Я был в какой-то мере виноват, но со мной можно было поговорить и договориться, и даже получить что-то в качестве компенсации. Я бы пошел на это, хотя категорически не понимаю, кому и что компенсировать. Разве я хоть раз подставил кого-то из своих? Я только грозил, чтобы ошалевшие от легких денег безмозглые дырки на ножках не кинули меня, как работодателя и гаранта безопасности, и не бросились во все тяжкие добывать денег сами. Поползновения были, я их жестко пресек. Мои действия кажутся чрезмерными, и за чрезмерность, которая была вынужденной ради общей безопасности, и за угрозы, которые я не собирался исполнять, готов ответить. А теперь подумай сам: сумел бы я сделать хоть что-то без второй стороны – без слабых на передок любительниц приключений, увидевших в моем предложении возможность быстро и много заработать? На мне лежит только часть вины, и мне обидно, что отвечать за всех ты назначил одного меня. Поэтому ты виноват в первую очередь. Как я был стартовой ступенькой своего дела, за которое пострадал, так и ты – организатор всего вот этого, – Данила провел изуродованной рукой по изувеченному лицу. – С остальными я уже начал разбираться. Они думали, что всесильны и что по их слову все будут скакать на передних лапках кверху задницей. Оказалось, что пойманные по одному в тихом месте они очень хотят жить, желательно в полной комплектности. К сожалению, после того, что они со мной сделали, им это не грозит. Теперь кто-то из них не сможет ходить, кто-то – иметь детей, кто-то – видеть, кто-то – кушать без трубочки. Они и рассказали мне, кто заказчик акции и кто главный исполнитель. Кое-кто проговорился, что твой бывший дружок Гарун имеет на тебя зуб и собирается зарезать. Мне показалось, что полиция тоже обязательно раскопает эти сведения.