– Могу я войти?..
– Миссис Степфорт! – Эмили вскинула руками. – Ну конечно! Прошу вас. Пожалуйста! – девушка пригласила даму приветливым жестом руки. – У нас сегодня просто небольшие … работы. Вы не обращайте внимания, миссис Степфорт.
Старушка сделала несколько робких шагов и, не обнаружив угрозы, с облегчением засеменила к прилавку, конфузливо улыбаясь.
Мистер Челленджворс с посетительницей не поздоровался и возвратился в кабинет, истерично пнув за собой дверь, да так, что она закрылась с переплюнувшим рабочих шумом. Через секунду мужчина развалился на рабочем столе. «Да пропади пропадом этот Роджерс! Всё, я должен думать только о главном», – мистер Челленджворс в который раз начал бессмысленно перебирать письма из налоговой и в конце концов пришёл к неоспоримому выводу, что ему срочно нужна компетентная помощь. О том, чтобы найти адвоката, он подумал сразу – теперь предстояло выбрать подходящую кандидатуру. Как это обычно бывает в совсем маленьких городках, о хороших специалистах обычно узнавали через знакомых. Нередко получалось и так, что эти хорошие специалисты устраивали настоящую диктатуру: работали втихаря и одновременно подавляли своих конкурентов. Маститые профессионалы здесь любили работать только на себя и не числиться в определённой фирме, поэтому их контакты было практически невозможно достать, если не знать соответствующее окружение и бывших клиентов – таким образом эти возгордившиеся виртуозы набивали себе немаленькую цену. Таково было положение дел в городке, где происходили описываемые события.
Мистер Челленджворс начал уныло припоминать вечернюю партию в вист у Роджерса с чрезвычайно предупредительными по отношению к нему предпринимателями. Кажется, он кото-то тогда обыграл. Или это они предложили не засчитывать его поражение? И, кажется, приходилось разговаривать о делах и обмениваться опытом, приправляя всё это внушительной порцией беззаботного смеха… Одним словом, всё прошло замечательно, и все были довольны. Вот только как мистер Челленджворс отчаянно ни старался вспомнить имена чудесных собеседников, у него так и не получалось. Он просмотрел все деловые колонки городских газет; пересилив себя, зарегистрировался в социальных сетях; от отчаяния даже включил местный телевизионный канал в надежде увидеть знакомое лицо, но всё было безрезультатно. Все мужские лица на вчерашнем званом приеме сливались у него в какой-то обобщённый, не обладающий характерными чертами образ. Аптекарь опять с ожесточением вцепился в прическу, угрожая своим волосам серьёзными проблемами в будущем. Единственным, кого он помнил хорошо, был поставщик лекарств Иван. Но думать о сегодняшнем посланце дурных новостей было невыносимо, несмотря на то, что номер телефона молодого человека он мог с легкостью воспроизвести по памяти. Что поделать: терпкий осадок после утреннего визита не давал покоя.
«А почему бы мне не позвонить самому Роджерсу?» – спросил он себя спустя несколько минут и тут же с горькой улыбкой подумал, что будет очень сложно определиться, с чего же начать этот разговор: с вежливой просьбы о помощи или с безумного возмущения из-за наглого поведения его рабочих. Наконец, после всех мучительных метаний обессиленный аптекарь всё-таки решился на разговор со своим вчерашним покровителем. Как только в трубке раздался вкрадчивый глубокий голос, мистер Челленджворс зачастил.
– Алло, Роджерс? Добрый день, добрый день! Надеюсь, не разбудил тебя этим …кх-м…довольно ранним звонком. Вчера был бурный вечер, старина, но утро для меня оказалось еще более безумным, представь себе, д-дружище. Я…
– Мистер Челленджворс, сэр? – аптекарь с содроганием узнал знакомую надменную интонацию. – Мистер Роджерс де ла Льафш сейчас на работе и вернется только поздно вечером, а быть может, даже ночью. Спешу предупредить вас, что он просил сегодня его не беспокоить.
Мистер Челленджворс понял, что попал на странноватого дворецкого, который словно сошел со страниц романов елизаветинской эпохи, но никакого умиления по этому поводу не почувствовал. Аптекарь боролся с желанием как следует встряхнуть малого за плечи и вытрясти из него весь этот тошнотворный церемониал, однако по телефону это было сделать невозможно, поэтому пришлось смириться.
– Не могли бы вы передать мистеру де ла… Льяшу, что мне совершенно необходимо поговорить с ним. Я мог бы даже приехать к нему сегодня вечером, ночью… Или… Я не знаю ни его мобильного телефона, ни полного адреса, но если бы вы мне подсказали…
– Боюсь расстраивать вас, сэр, но мистер де ла ЛЬАФШ ни под каким предлогом не разрешил бы мне распространять эту информацию. Я вынужден ответить вам отказом. И по поводу рандеву: только с разрешения мистера де ла ЛЬАФША я могу приглашать гостей от его имени.
– Но где я хотя бы могу его сегодня найти? Его рабочие здесь, у нас, в аптеке. Вам что-то известно об этом?
– Милостивый государь, отнюдь не в моих полномочиях просить отчета у мистера де ла Льафша о его передвижениях. Именно поэтому ваш вопрос я вынужден оставить без ответа.
Мистер Челленджворс понял, что разговаривать с этим фруктом бесполезно. Ему ничего не оставалось, как попрощаться в таких же выспренных выражениях и в очередной раз за сегодняшний день обреченно опустить голову на стол. Было уже три часа пополудни.
Он звонил в каждую мало-мальски известную юридическую контору в городе. Но свободных адвокатов не было. Или предлагали только юнцов – практикантов, готовых работать бесплатно, но гарантирующих только своё рвение и «незабываемый опыт сотрудничества». Аптекарь обзвонил всех немногочисленных родственников и знакомых, которых не поздравлял даже с прошедшим Рождеством. Никто из них слыхом не слыхивал об адвокатах в городе, а некоторые просто не взяли трубку. И мистеру Челленджворсу стало впервые за долгое время неуютно и грустно из-за такого бесславного одиночества. Положение становилось удручающим, и несчастный хозяин «Дома Асклепия» почувствовал нарастающий ком в горле. Охваченной тремором рукой он взял трубку телефона.
– Алло, – раздался спокойный голос.
– Иван, это…это Челленджворс. Рад, что застал вас дома, – аптекарь с трудом скрывал волнение в голосе и, чтобы хоть как-то успокоиться, принялся выводить на клочке бумаги гротескные геометрические фигурки. – Тут такое дело, Иван. Я…я не могу найти адвоката. Вы, наверное, понимаете, одному мне во всём не разобраться. Быть может, вы знаете проверенного человека? Я, разумеется, отблагодарю вас, – мистер Челленджворс немного понизил голос, – я могу заплатить вам.
Всё еще памятуя о восторженном к нему отношении на вечере у Роджерса, мистер Челленджворс до последнего надеялся, что и сам молодой человек не забудет, с каким самозабвением тряс ему совсем недавно руку. Как мы помним, герой этого повествования всю свою взрослую жизнь инстинктивно чурался дружеских отношений и даже боялся их, но вчера, может быть впервые за долгие годы, мужчина поверил, что они возможны.
– Джон, Челленджворс, – раздался холодный голос на другом конце провода, – мне сейчас говорить неудобно, я очень занят.
У мистера Челленджворса что-то перевернулось в животе. Он сморщился и почувствовал, что хватается за последнюю соломинку.
– Иван, это очень срочно. Если хотите, мы… мы сделаем вас единственным поставщиком для нашего предприятия… На месяц… На, на два!..
– У меня посетитель. Извините, бросаю трубку.
Это был финал. Конец. Позорное фиаско. Мистеру Челленджворсу было и страшно, и странно, и мерзко одновременно. «Последние два дня я как будто начинаю терять связь событий или просто постепенно схожу с ума», – подумал он в ярости на самого себя. Ему вдруг захотелось поговорить с Эмили. «Возможно, это шанс. Мисс Джинджер, Эмили… Она может кого-то знать».
Уже не такой взволнованный, а, наоборот, почти впавший в ступор от обилия переживаний, мистер Челленджворс медленно открыл дверь и увидел, что его помощница спокойно читает раскрытую на прилавке книгу. Обычно в это время она всегда носилась от одного прилавка к другому.
– Эмили, что случилось? Почему вы не работаете?
Девушка оторвала взгляд от книги, но, чувствовалось, сделала это с трудом – так её увлекло чтение.
– Мистер Челленджворс, – тихо сказала она, – у нас сегодня никого, никого почти нет…
– Что? Что вы говорите, мисс Джинджер? – мистер Челленджворс покачнулся и вдруг осознал, что у него сегодня и маковой росинки во рту не было.
– Я… я не знаю почему, – девушка выглядела такой испуганной и виноватой, как будто собственноручно заперла сегодня всех жителей города в своих домах и квартирах. – Я не хотела вас беспокоить еще и этим, но… у нас сегодня такой вот пустой, то есть неприбыльный день. Кроме миссис Степфорт, сегодня утром к нам никто и не захаживал.
И тут мистера Челленджворс прорвало. Он не мог больше держать всё это в себе. Он дрожал, его голос дрожал, он рассказывал, перескакивал с одной мысли на другую и снова возвращался к исходной точке. Ему было стыдно, тошно, неудобно, иногда с губ срывались тяжелые стоны. Он изливал тревожные чувства, опустив голову и уткнувшись локтями в колени, и посмотрел в глаза мисс Джинджер, только когда дошёл до телефонного звонка Ивану. Его гордость при этом страдала беспощадно: делиться проблемами фирмы с, по сути, обслуживающим персоналом. Докатился! Всё это время Эмили пристально смотрела на шефа и нервно теребила ручку с золотым колпачком.
– Ну вот, всё, мисс Джинджер. Теперь вы в курсе положения дел в нашем магазине. Как вы понимаете, нам срочно надо что-то делать. Точнее, я должен что-то делать, – аптекарь поднял глаза и сразу же увидел светло-серые пластмассовые серьги Эмили, блестевшие на выглянувшем солнце.
– Мистер Челленджворс, я … я поражена. Как всё это неожиданно свалилось, как снега на голову…
– Снег, Эмили, снег, – без былого азарта поправил девушку аптекарь.
– Ну да… Снег. Но вы, вы не расстраивайтесь, – мистер Челленджворс скривился, – ведь наверняка можно же что-нибудь придумать. Я уверена, что можно что-нибудь придумать! Я сегодня позвоню своим знакомым и… Изабелле.
– Ваша сестра в городе?
– Она приезжает завтра поздно вечером. Но, как я поняла, у неё уже здесь есть какие-то связи.
По лицу Эмили были видно, что она не желает развивать эту тему, поэтому мистер Челленджворс не стал задавать лишних вопросов, но в его душе затеплилась спасительная надежда. Он нутром чувствовал, что сестрица Эмили способна выудить информацию из ниоткуда, даже если приезжает в покинутый несколько лет назад город. А ещё его шестое чувство подсказывало, что с этой дамочкой нужно сразу переходить на деловые рельсы. Мужчина еще раз посмотрел на ассистентку, и вдруг ему стало спокойно и хорошо.
– Мисс Джинджер, можете вы мне дать телефон вашей сестры? Я позвоню ей сам.
– Д-да… – со слабой ноткой разочарования ответила Эмили, но мистер Челленджворс этого совсем не заметил.
Всё, что оставалось сделать, – разработать стратегию и еще раз пересчитать выручку за последние полгода – капитал, который мистер Грейтгрин бескорыстно ему оставил. «Да, и у старика были на то причины», – прошептал нынешний хозяин с грустной улыбкой.
Чуть повеселевший аптекарь свалился на стул и бросил портфель на колени. Впервые он обратил внимание, что сумка как-то странно выглядит. Золотые застёжки были перекошены, их как будто кто-то трогал. Мистера Челленджворса обдало холодной дрожью, и он сразу все понял: к его портфелю прикасались! Липкими от пота руками фармацевт лихорадочно разворотил затейливую пряжку и с бешено бьющимся сердцем молниеносно засунул руку в одно отделение, потом – в другое. Его любимых золотых часов фамильных не было. Не было! Джентльмен побледнел, ему стало сложно дышать, и он почувствовал резкую боль в груди, которая заставила второй раз за день пошатнуться. Он начал припоминать сегодняшнее утро, такое ужасное сегодняшнее утро. Боль в спине, помятый фрак, софа, дворецкий… этот подозрительно респектабельный дворецкий. И он, кажется, говорил что-то… Как будто бы важное. А что было вчера? Вчера он бежал, бежал и кружился в водовороте блёсток, фантиков и света и одновременно черноты, какой-то бархатной усыпляющей темноты. Вдруг он вспомнил голос. Точнее, что-то раздалось в его голове – медоточивое, приятно щекочущее нервы и опять усыпляющее, усыпляющее все чувства и все мысли. Мистер Челленджворс стиснул голову руками, желая остановить это падение, падение куда-то далеко, в бездну сновидений наяву. «Я начинаю видеть этот день! – воскликнул он в исступлении. – Я начинаю видеть этот странный приятно-ужасный день!» И тут как острая стрела, как вспышка пугающей огромной молнии на ночном небе, пронеслась мысль, воспоминание, одно только слово, разрастаясь и, казалось, оглушая всё своим сумрачным эхом – «Лина?»
«Лина…» – разверзлось в его сознании ещё раз.
Мистера Челленджворса закручивают вихри
Вчерашние бурные размышления и прозрения застали мистера Челленджворса уже в девять часов вечера. Эмили деликатно оставила запасные ключи на прилавке и сама заперла аптеку. Она прекрасно понимала, что трудно выбрать более неподходящее время, для того чтобы войти в кабинет к шефу и разговаривать с ним о чём бы то ни было.
Мистер Челленджворс плохо помнил, как именно возвращался домой. Наверное, в самые тяжелые моменты душевного напряжения и смятения рецепторы, отвечающие за чувствительность, просто отключаются и человеская личность превращается лишь в биологический вид.
Утром аптекарь, еще толком не проснувшись и ворочаясь в постели, ощущал себя кораблем, раскачивающимся в бурю на волнах. Вот-вот бездна должна поглотить его, и не хватает воздуха в легких, а одеяло – лишь обломки тонущего судна, за которые можно ухватиться в последней надежде спастись и выплыть. В таком странном состоянии полусна-полуяви мистер Челленджворс находился почти всё утро: в какие-то мгновения думал, что окончательно проснулся и пора собираться на работу, а потом, через несколько секунд, падал на подушку и видел тревожный сон об этом. Так повторялось по кругу раза два или три. В научном мире существуют любопытные теории о том, что человек может управлять своим сознанием даже во время сна. В эту ночь мистер Челленджворс испытал такой эффект на себе. В восемь часов утра он порывистым движением, с легким криком, вскочил с кровати: сердце его колотилось, ему было очень жарко. «Неужели я окончательно проснулся или вижу очередные грезы об этом?» – начал он разговаривать сам с собой, испуганно оглядываясь. «Нет, на этот раз, вроде бы, точно…»
Аптекарь облегченно вздохнул, но его ноги попали в тапочки только с третьего раза. Вчера вечером он страшно боялся раннего часа, потому что знал – будет еще тяжелее. Мысли об этой женщине, Лине, красивой и страшной, занимали его даже больше, чем предстоящее судебное заседание. Он должен был её найти, расспросить, поставить на место… Однако свою ярость вчера вечером он спрятал глубоко внутри – в его организме просто не оставалось сил для её полноценного выхода. «Зато, – успокаивал он себя, – на следующий день я уж точно буду во всеоружии, как ментально, так и физически». Позволим себе чуть снизить градус пафоса нашего повествования упоминанием такой прозаической детали, как ужины и завтраки миссис Томпсон, последние образцы которых ассоциировались в воображении мистера Челленджворс с подлинной пищей богов, пусть он и не знал, что означает это выражение. Ему казалось, он имеет право на эту безобидную уступку своей воинственной решимости расправиться со всем судебным кошмаром раз и навсегда. И он не скрывал от себя очевидное: жареные куриные крылышки под клюквенным соусом и мягкий ореховый пудинг должны были помочь. Теперь только вообразите его безнадежную грусть, когда в квартире ждал лишь полупустой холодильник без единого объяснения со стороны экономки. Мужчина был жутко голоден, но вчера только презрительно сморщился, посмотрев на нетронутую пачку пасты со стоящим рядом томатным соусом. Он был до такой степени расстроен и зол, что предпочел голод и назойливое покалывания в желудке плохой трапезе.