– В отдел проедем, там и, – договорить Рассказов не успел и невольно обернулся на грозный окрик стажёра.
– Короче, стой на месте!
– На каком месте!? Ты кто такой!?
Второй насильник уверенно шагнул к сжавшейся в испуге потерпевшей, но Киреев преградил ему путь и получил кулаком в лицо. Сгруппировавшись, Славка попробовал ударить в ответ. Не получилось, насильник уклонился и толкнул стажёра в грудь. Киреев упал, и Олег рванул было к нему на помощь, но водитель экипажа опередил. Наплевав, что не имеет права, покидать служебную машину, оставляя незапертой, прапорщик милиции резво спрыгнул со своего места. Мгновение и насильник, заскулив от боли, прикрыл ладонью правое ухо и присел на корточки рядом с поднявшимся уже стажёром. Массивный кулак шофёра российской милиции – вещь убойная. Еще миг, и руки дерзнувшего оказать неповиновение, были скованы наручниками за его же спиной.
– Ослабь, слышь, – заныл задержанный. – Туго, руки затекут.
– Не сдохнешь, – буднично ответил водитель. – Не надо было рыпаться.
– А кто рыпался?
– Рот закрой, пока по второму уху не дал тебе.
Убедившись, что второй преступник обезврежен, Олег вспомнил о первом задержанном. Обернулся и не увидел его рядом. Панический взгляд по сторонам. Нашел. Плохо различимая в сумраке фигура перелезающего через невысокий забор человека.
– Стой! Стрелять буду! – закричал Рассказов и погнался вслед за убегающим.
Поскользнувшись на очищенной дорожке детсадовского двора и едва не упав, Олег уперся в толстые прутья забора, уже преодоленного задержанным. На полминутки отвлекся милиционер, и вот результат. Вновь поставив на предохранитель и вернув оружие за спину, Рассказов перелез через забор и оказался по пояс в снегу, но преследуемый им был уже далеко. Можно бы и догнать, да не позволял белый холодный наст между ними. Высоко поднимая ноги и вновь опуская их в снег, Олег тяжело шёл следом за насильником, стараясь не потерять его из виду. Бронник с неимоверной тяжестью давил на плечи и как никогда мешал болтающийся за спиной «калаш». Дыхание сбилось, изо рта, как из печной трубы, валил густой пар. Но останавливаться Рассказов и не думал, и всё тише и тише повторял:
– Стой! Стрелять буду!
Расстояние между ними не сокращалось и не увеличивалось, и это означало одно, – убегающий тоже выдыхается. Того и гляди, остановится и сдастся на милость настырного мента. Во всяком случае, младший лейтенант милиции хотел в это верить. Но противник упрямо полз через сугробы, оглядываясь на преследователя и не слушая его окрики. Заснеженное препятствие шагов в сто насильник преодолел первым и почти выполз на ровную дорожку в соседнем дворе.
«Всё»! – понял Олег, запыхавшись и нащупывая автомат за спиной. Несмотря на мороз, было жарко от понимания, что придётся стрелять. Но, опасаясь, возможности попасть не в преступника, а по окнам жилых домов, стрелять милиционер не решался. Там люди спят! В висках бешено колотилось давление, сердце грозило выпрыгнуть из груди и больше не вернуться. Правильно, зачем оно ему, если он сейчас безжалостно убьёт мирно спящих людей? Ну, какой дурак придумал квартиры на первых этажах?! Нет! Стрелять нельзя! Отчаяние! Досада! Злость! Опять всё перемешалось в голове Рассказова в те растянувшиеся до нескольких часов мгновения, что он преодолевал последние метры глубокого сугроба. Скинув-таки бронежилет, но, не выпуская из рук автомат, Рассказов выбрался на тропинку и с мыслью: «Будь, как будет», облегченно выдохнул. Вновь опустив скобу предохранителя, Олег передернул затвор и прицелился. Убегавший, будто почувствовав, что следующий его шаг завершит его же драгоценную жизнь, внезапно остановился и, согнувшись, приложил ладонь руки к груди. Он был совсем рядом и смотрел на милиционера. Тот, кому Олег когда-то пообещал, что никогда не заберет чужую жизнь, словно напоминал его клятву затравленным взором преследуемого: «Не убий». Убедив себя, что взял в гонке верх, Рассказов опустил автомат, и насильник рванул бежать с новой прытью. К ближайшей крепко спящей пятиэтажке. Опять закинув за спину калаш, побежал и Олег. Превозмогая себя. Но бежали недолго. Преследуемый, оборачивая испуганное лицо и держась за грудь, устал бежать. Сменив бег на шаг, он уже еле шёл. Из его открытого рта тоже вырывался пар. И, приближаясь к внезапно остановившемуся противнику, Рассказов видел, как тот, не справившись с кодом массивной железной двери одного из подъездов, обречённо прижался к ней спиной и решительно выставил нож:
– Уйди…
– Убери, – прохрипел Рассказов, ощущая, что не может не идти дальше, и вот – вот сам наденется нож, будто шашлык на шампур.
Шаг! Второй! Ещё! Всё!
Последнее, что младший лейтенант милиции видел осознанно, тень, молниеносно скользнувшую от угла дома вдоль стены к насильнику, невидящему ничего и никого, кроме надвигающегося на него Рассказова. А последнее, что слышал, – звук упавшего наземь металла. Словно во сне, преступник упал на припорошенную снегом бетонную площадку перед подъездом. Визжа благим матом, он пытался закрыться руками от стремительных пинков по всему телу.
– Олег, браслеты! – кричала тень голосом водителя экипажа.
Протянув наручники прапорщику милиции, Олег сидел на корточках и недоуменно смотрел то на окровавленное лицо избитого насильника, то на милиционера, который нещадно пинал того, а теперь, степенно, как подковывая коня, надевал оковы на оголенные запястья. Задержанный клялся, всё решит, проблем ни у кого не будет, плакал и умолял, чтобы его отпустили, не оформляя вооруженное сопротивление. Но Рассказову не было жалко насильника. Нож, которым ещё мгновение назад должен был быть вспорот живот Олега, лежал у его ног, туго зашнурованных в новенькие берцы, и никому уже не был опасен.
Отдышавшись и почувствовав, что начинает замерзать, Олег прошел по следам в глубоком сугробе, поднял бронник. Вернувшись в машину, откинулся в кресле и, закурив, прикрыл отяжелевшие веки. Начинался новый день, полный всякого. И Рассказов никак не мог понять, когда в зимнем дворе собралось столько милицейского люду. И где все они были, пока он из последних сил гнал зверя? Женщины – следователь и эксперт-криминалист, закутавшись в бушлаты и шапки так, что были видны только глаза, приступили к осмотру места происшествия. Пожилой уставший участковый, обреченно уговаривал спешащего на работу прохожего, побыть понятым. Первым подоспел экипаж Андронова. Конечно, где это видано, чтобы комвзвода не принимал участие в задержании. Даже если и не принимал, все равно жена из отдела по связям с общественностью, напишет, был. К вечеру в местной газете появится статейка, как старший лейтенант милиции Андронов героически раскрыл преступление и повязал сволоту. Жалко, не судья, а то и посадил бы сразу. На пожизненное. Леха – справедливый, все знают, даже те, кто реально задерживают преступников, но в газетах о них не пишут.
Олег взглянул на водителя. Прапорщик милиции сидел за рулем и, тоже попыхивая папиросой, читал газету, не придавая значения случившемуся.
– Спасибо, – прошептал Рассказов, но шофёр не отреагировал.
Славка Киреев возвращаться в теплый салон не спешил и с интересом наблюдал за работой следственно-оперативной группы. «Нет, этот не на два дня. Он навсегда с нами. Ему это всё интересно», – тепло подумал Олег о стажёре и, открыв дверь, крикнул:
– Славка! Давай сюда! Дуба дашь!
– Короче, иду! – отозвался парень и, сунув замерзшие руки в карманы куртки, трусцой посеменил к машине. Но первыми подошли оперативники. Оставив одного задержанного в своих «Жигулях», они, не церемонясь, затолкали на заднее сидение милицейского внедорожника того, за которым гнался Рассказов.
– Олег, везите это чмо в отдел, – приказал заместитель начальника районного уголовного розыска.
Старший экипажа, молча, кивнул и пересел с переднего сидения на заднее. С другой стороны влез Киреев и зажатый между ними задержанный не шевелился. Захочет, а не сбежит. Руки в наручниках за сгорбленной спиной. С лица каплет кровь. Толи из носа, толи с губы, толи с брови. В темноте не разберёшь.
– Мы позже подъедем, потолкуем с ним, – предупредил один из оперов. – Он ещё пожалеет, собака такая, что на свет появился.
– Рапорты не забудьте, Олег, – напомнил заместитель начальника уголовки.
Рассказов, ясно представляя, что ждёт задержанного в кабинетах уголовного розыска, не ответил и захлопнул дверцу. Все верно. Никому не дозволено обижать женщин. Без них не будет рода людского. Самец кормит, охраняет, учит, но вынашивает и рожает самка. Она – начало всего. И потому можно принять доводы вора и даже убийцы. Не оправдать, но понять и так всё выставить, что прокурор запросит у суда меньший срок, чем мог. И лишь педофила да насильника понять нельзя. Ни при каких обстоятельствах. Самое святое, что есть в этом Мире у нормальных мужчин – женщины и дети. Ради них он не раз за историю существования своего пола шёл на верную смерть и умирал с именем любимой на устах. Той, которая дала ему всё, а, главное, продолжение рода, веру в то, что всё было не зря и после него тоже будет, а потому и уходить из этого Мира не так страшно, и пускай совсем чуточку, но легче. И разве мужик, коли бабу уговорить не может и берет её силой?
Взглянув на оперскую и дежурную машины, где сыщики уже по раздельности опрашивали потерпевшую и второго подозреваемого, из которого будут лепить стопроцентного свидетеля, Олег с неожиданно возникшей жалостью посмотрел на того, кого ещё полчаса назад готов был растерзать. Долго будет сидеть, и бить его будут не раз. Злыдней писюкатых, как шутливо называли в обществе насильников и остальных, кто с членом своим не дружит, не любили не только среди обычных людей, но презирали и в местах не столь отдалённых. Откинется такой вот злодей и не сможет понтануться перед подростками, как сидельцы любят: «Да, вы чё, пацаны, в натуре, я же вчера с зоны. Семь лет топтал. Тюрьма – дом мой, а здесь я в гостях, бродяга по жизни, и каждый уважающий себя пацан должен быть бродягой. Не верь, не бойся, не проси».
Олег снова окинул задержанного взглядом. Тот продолжал молчать, толи ещё отходя от бешеной гонки, толи уже гоняя мысли, что делать, как выкручиваться из сложившейся ситуации. Сколько ему? Лет двадцать, не больше. Уткнувшись лбом в спинку водительского кресла, он не подавал признаков жизни. О чём он думал? Понимал ли, что натворил? Осознавал ли, через что ему предстоит пройти? Боялся ли этого? Или ему было всё равно?
– Приехали, – водитель остановил машину у крыльца отдела и посмотрел на вышедших пассажиров. – Олег, недолго. Как человека прошу. Мы свое сделали, дальше пусть уголовка шевелится.
В дежурной части насильник, которому Рассказов грубо приказал встать лицом к стене, не вызвал интереса только у старого осетина – оперативного дежурного с майорскими погонами на покатых плечах. Остальные изучали новичка с любопытством. Особенно многочисленные обитатели камер административно задержанных.
– Глянь, с человеком чего сотворили, – послышался шепот.
– Уроды, а не милиция…
– Тихо, а то выгоню на мороз, снег чистить, – буднично скомандовал оперативный дежурный. – Рапорт пиши, кто доставлен, за что. И стажёр пусть пишет…
– Чё ты зыришь, мусор?! – насильник неожиданно развернулся и злобно прорычал разглядывавшему его толстому помощнику оперативного дежурного.– Воды дай, в глотке пересохло и харю умыть.
– Ты совсем страх потерял, придурок? – опешил помдеж. – Ты как разговариваешь? Мало тебе дали?
– Иди ты, – огрызнулся задержанный. – Ты дал? Лох. Сидишь тут, ряху нажрал на мои налоги… Кранты вам всем, уроды…
– Воды тебе, сука?! – мозг Олега готов был взорваться. Неожиданно узнав задержанного, он настолько опешил, что, не помня себя, схватил со стола дежурного пластиковую бутылку, до половины наполненную водой, и стал бить ребристым дном по голове насильника. – На тебе воды! На!
Задержанный, злобно рыча и мотая разбитой головой, тщётно пытался уклониться от ударов. Кровь с обезображенного лица капала на чистый пол.
– Имя?! Имя и фамилия?! – вне себя от ярости требовал Олег. – Быстро! Ну!
– Какого чёрта творишь, Рассказов?! – оперативный дежурный попробовал выхватить бутылку из руки Олега.
Милиционер размахивал импровизированным оружием, как рыцарь – крестоносец, окруженный турками – сельджуками, и не видел, не слышал ничего вокруг, кроме одного. Перед ним снова был он! Лежал на полу и не подавал признаков жизни. А вокруг кровь. Ненавистная кровь врага.
Бутылку, всё-таки, забрали. Помдеж обхватил сзади, а Киреев изловчился и перехватил руку. Предатель. Оперативный дежурный одной рукой выкрутил Олегу кисть, другой спокойно взял бутылку из разжавшихся пальцев, и, вернув её на стол, неожиданно шлёпнул Рассказова ладонью по щеке.
Уймись. Ты офицер милиции или кто? – произнёс он равнодушно. – Твои эмоции никому не интересны.
Задержанный лежал вниз лицом и не подавал признаков жизни. Помдеж подошёл к нему, присел на корточки, осторожно потрогал и заголосил:
– Ты что наделал?! Ты соображаешь! Ты его замочил! Он кони двинул! Ты идиот, Рассказов!
Оперативный дежурный тоже нагнулся надлежащим, снял наручники и пощупал запястье:
– Пульс есть.
– Скорую надо вызывать, – неуверенно предложил помдеж.
– Обожди, – отмахнулся оперативный дежурный. – Врачей тут теперь и не хватает только, чтобы они сообщили, куда не надо.
– Ну, не добивать же его теперь, – обескуражено произнёс толстячок.
Находившиеся в камерах молчали и каждый раз, как на них оглядывался кто-либо из ментов, отворачивали лица, пряча ошалевший взор. Олег сел на стул и, не пытаясь оправдаться, безразлично произнес:
– Это Добреев Руслан Сергеевич.
– И что? – оперативный дежурный через окошко увидел вернувшихся оперативников.
– Чего это у вас тут отдыхает? – шутливо возмутился заместитель начальника уголовного розыска, зайдя в помещение дежурки.
Майор милиции осторожно приподнял голову задержанного, легонько похлопал его по щекам и беспомощно посмотрел на сыщика:
– Вот, Олежек расстарался. И что на него нашло? В жизни за ним такого не водилось, добрее доброго же.
– Пустяки, – ухмыльнулся заместитель начальника уголовки, пнув лежащего в бок. – Вставай, чума, будет уже прикидываться, не проканает. Разговор к тебе есть.
Задержанный, кряхтя от боли, с трудом сел и прислонившись к стене, внимательно посмотрел на Олега. Осторожно размазывая по лицу кровь, он отчетливо, вложив всю ненависть в свои слова, проговорил:
– Тебе кранты, мусор. Я тебя запомнил…
– А я тебя и не забывал, – огрызнулся Рассказов и спросил у коллег. – Вы Тропарева с Семеновым помните?
– Пэпээсники? – уточнил оперативный дежурный. – Помним…
– А это тот, из-за кого они сидят, – кивнул Рассказов в сторону Добреева.
– Они уже на свободе, – поправил заместитель начальника уголовки. – Им по шесть с чем-то давали, вышли на условно-досрочное, все у них норм. Живут, как белые люди, не то, что мы…
– Не важно, – парировал Олег.
– Важно, – перебил Добреев, усмехнувшись, и попытался подняться на ноги. – Тыне выйдешь, отвечаю. Я тебя по полной укатаю. Зря тогда с мамой пожалели тебя…
– Не ты жалел, а твой отец, – напомнил младший лейтенант милиции. – Сам без него что можешь?
– Скоро узнаешь, – уверенно произнес задержанный, сумев подняться. – А отец мне до одного места. Он такой же гад, как и вы все. Правильный типа, на мать всё кричал, что она мешает ему меня воспитывать, учить, отвечать за свои поступки, а сам с другой сукой связался. С молодой. И ладно бы, он одну мать предал. Чёрт с ними, с обоими. Но он и меня тоже киданул, когда стал с вами решать, а обещал, когда уходил от матери, что всегда будет за меня, на моей стороне, что дороже меня у него никого нет. И он всех вас должен был попересажать, но испарился, и за него всё сделала мама.
– Много болтаешь! – сделал замечание заместитель начальника уголовки.
Взяв задержанного за шиворот, он грубо развернул его к себе спиной и пнул в мягкое место: