– Из оперативных соображений? – прочитал Рыльков и открыл рот от удивления. – Чего? Из каких оперативных? Я не понял. Это что такое? Это подстава! Я, я, сука, да это не я, век воли не видать. Пидором мне быть, если это я его подставил. Это сука беспредел. – заорал Рыльков.
Он понимал, что его подставляют. Прогон от Калядина – это фуфло, но вот спецэтап из оперативных соображений он никому не сможет объяснить.
– Крокодил осади, хорош воздух сотрясать. Завтра поедешь в СИЗО, а там, как Бог даст, смотря куда тебя повезут. Хотя за такие грехи, где угодно найдут.
– Это не я. Слово мужика даю!
– Слушай, я свечку не держал, ты или не ты, но факты говорят, что ты Калядина слил. Мы с ним кореша по жизни были. Он вообще о тебе, как о порядочном человеке отзывался. Наверно людям свойственно ошибаться.
– Слушай Адамович, матерью клянусь, что это не я. Дай время разобраться и я найду эту суку, что Калядина сдала. Слово даю. Я хоть и нарик, но за мной грехов по жизни нет. Я ровно иду и поляну всегда стригу. Реши вопрос с этапом, и я в долгу не останусь. Мы с Калядиным столько дел для братвы и зоны сделали, какой мне резон его сдавать? Сука в лагере завелась по любому. Ты же нормальный кум, сам подумай, Калядин кому-то не угодил или не поделился, вот его и подвинули. На хуй мне основную «дорогу» в зону ломать?
– Крокодил, ты всё верно базаришь, но почему Калядин на тебя думает? Он тоже не дурак.
– Да ему стопудово так преподнесли, чтобы настоящего сексота в сторону увести. Я Калядина ещё по воле знаю, мы в одном дворе выросли. Он в менты пошёл, ну, у него родители строгие, а я в лагеря поехал. Ты думаешь почему мы с ним дела серьёзные имели? Вот именно поэтому. Его вообще за мелочь прихватили. Если бы я хотел его сдать, тут бы простыми мусорами не обошлось.
– В смысле?
– Ляпы, косяки и бухло – это так, цветочки, для поддержания штанов между большими делами.
– Какими?
– Вопрос реши с этапом. Дай мне шанс и через год хату купишь, если с тобой работать будем.
Бобышкин задумался. Действительно, у Калядина всегда много денег было, очень много. Он их не жалел, разбрасывался направо и налево. Он по ходу точно с Горловым поделиться не захотел, вот его и убрали с пробега.
– Крокодил, с этапа снять, да с такой формулировкой…
– Сколько? – сразу в лоб спросил Рыльков. – Честь дороже денег. Сколько?
– Двадцать пять. – от фонаря брякнул Бобышкин.
– Дай листок маляву написать и без очереди на телефонные переговоры меня заведи. Я на рыбьем объясню, что от меня с мулькой приедут сегодня. Вечером тебе бабки отдадут, ты только за этап реши. Я тебе слово даю – со мной можно дела иметь, и я тебе это докажу. А ту суку я лично закопаю, когда найду.
Бобышкин незамедлительно дал листок и ручку Рылькову, который написал маляву. Бобышкин прочитал и увидел непонятный набор слов и цифр. Это больше было похоже на рецепт врача, чем на воровскую маляву.
– Это что такое? – удивился Бобышкин.
– Адамович, мы так с Калядиным работали. Я тебе говорю, что это подстава. Его просто так не могли взять, если только он где-то в стороне рыло не запилил. К этой маляве ещё и пароль есть, который знаю я, тот человек, который тебе денег даст и ты.
– И какой пароль?
– Вечером приедешь на улицу Сахарова и зайдёшь в кафе «Медуза». Официант даст тебе меню, а ты попросишь у него стакан воды. Скажешь «таблетки запить, врач прописал, вот даже рецепт есть». Потом закажешь себе чего-нибудь и в меню положишь маляву. Тебе со счётом деньги и принесут.
– А что так мудрёно всё?
– Мы с Калядиным, а он тут пять лет отработал, не одну сотню килограммов наркоты вместе в зону загнали. Деньги очень большие, поэтому и приходится со всех сторон страховаться. Ты не смотри на меня, что я здесь в зэчке перед тобой сижу. Кому-то нужно было сесть, чтобы бизнес дальше жил. Я сегодня здесь, а завтра на юг поеду лярв топтать. Мне много кто должен за мою отсидку.
Поздним вечером Бобышкин сидел у себя дома на кухне, разложив на столе двадцать пять тысяч. Он не верил своим глазам. Вот что значит красиво рассказать и за один час поиметь такие деньги. Но эмоции в сторону. Лёша теперь должен «не забыть Горлова». Как не крути, а на месте Калядина он не хотел быть, а значит надо делиться.
В очередную пятницу Бобышкин сопровождал канцелярию. Он зашёл к Горлову и сказал, что хотел бы проставиться за звание и за старшего опера, но идти с пакетом в управление как-то неудобно. Горлов назвал адрес дачи за городом и сказал завтра в обед туда приехать. Он тоже там будет отмечать присвоенное ему звание полковник и должность начальника оперативного управления.
На следующий день Бобышкин стоял возле дачи Горлова с пакетом. В нём была бутылка коньяка «Белый аист» и почтовый конверт с пятнадцатью тысячами.
– Привет Лёша, а что у тебя в пакете? – не выходя из ограды спросил Горлов.
– Коньяк и, ну это, как сказать, конверт… – Бобышкин не знал, как произнести, что в конверте деньги.
– Лёша, а ты что не знаешь, что письма обычно помещают в почтовый ящик? – подмигивая, сказал Горлов и указал на почтовый ящик, прибитый к забору.
– А-а, конечно, знаю. – дошло до Бобышкина и он, оглядываясь по сторонам, положил конверт в почтовый ящик. – А коньяк?
– Что там? «Белый аист»! Так, так, нормально, у меня ещё таких нет. Коньяк выпей сам за наше с тобой взаимопонимание, а на конвертах пиши «Белый аист». Так я буду знать, что это ты. Адрес знаешь, об изменениях я сообщу дополнительно. При необходимости, пока не знаю когда, будь готов владеть оперативной обстановкой в колонии. Надеюсь, ты помнишь наш разговор?
– Помню.
– Вопросы или проблемы есть?
– Александр Михайлович, а есть возможность, для общего блага, этапировать зэка куда-нибудь подальше? Мне надо в должности утверждаться, ну-у, как это сказать. В общем, чтобы боялись и на контакт лучше шли. Для нашего общего блага.
– Есть, но всё обсуждается индивидуально. Я сегодня ещё почтовый ящик не проверял, поэтому пока не готов ответить.
– Понял. Тогда вопросов больше нет.
– Тогда до свидания. – сказал Горлов и закрыл калитку.
Глава 5
ИК-3. Баба Ваня
В результате проведения обыскных мероприятий в одной из маклерок отдел безопасности, во главе с капитаном Николаевым Николаем Николаевичем, обнаружили и изъяли деревянный фаллос. Работа исполнения была на высоте – розовый цвет, вены, головка. Жаль без яиц, ну они наверно и ни к чему собственнику фаллоса. На обыске осужденных не было, и Васильев решил не вызывать маклеров для объяснений. Лишние разговоры в зоне к хорошему не приведут.
В маклерке работают следующие осужденные: Ефремов, 28 лет, алкоголик, мужик, специальность – художник. Самойлов, 32 года, разбойник, мужик, специальность – резьба по дереву. Курёнов, 58 лет, нанесение побоев, мужик, специальность – заготовщик для деревянных изделий. Кашин, 45 лет, наркоман, специальность – заготовщик холстов для картин. Васильев проверил взаимоотношения подозреваемых с родственниками. Все были женаты и ходили с жёнами на свидания. Вынести данное изделие для дополнительных любовных утех было бессмысленно, так как режимники всё равно бы его нашли. Потом уже не объяснишь, что это нелепый случай, а молву в зоне не остановить.
Васильев долго думал, что делать и пошёл к наставнику. На памяти Петровича это был тоже первый деревянный член, изъятый в зоне. Да и вообще в принципе первый в жизни. Да-а, зэки опять подкинули задачу, которую нужно решать и за которую нужно посадить в ШИЗО. Но кого? Помимо предмета искусства, пока было ничего не понятно. Ясно было одно, что имеется очередной кандидат в гарем и пока его не найдут, он будет тихо шкварить зэков. Оградить маклеров от общей массы осужденных Васильев не мог – нет оснований.
Петрович посоветовал Васильеву не торопиться. Для начала надо совместно со смотрящим за зоной Веней Бенедиктовым и смотрящим за петухами Геной Кочетковым начать скрытое наблюдение за маклерами. О данной находке сообщили Зубову. Он от удивления, что у нас вместо нард и шкатулок начали изготавливать деревянные члены, приказал искать собственника фаллоса любыми способами. Найти обязательно, подпишет что угодно.
Месяц поисков прошёл впустую. Ничего не изменилось в поведении маклеров. Фаллос явно был кого-то одного из них, а может и не одного. Человек, который изготовил данное изделие должен себя проявить. В этом Васильев был уверен.
Через две недели прибежал смотрящий за петухами Гена Кочетков.
– Василий Васильевич есть информация по фаллосу. Хрен догадаетесь. – затараторил Гена.
– Ну рассказывай, что узнал. – спросил Васильев у лидера осужденных низкого социального статуса.
– Старый дед Курёнов Иван. Он подкатывал вчера к нашему петуху Красовскому, разговор вёл обо всём и ни о чём. Чаем и сигаретами даже его угостил.
– Курёнов? Да ему под шестьдесят уже. Быть не может. – не поверил Васильев.
– Василий Васильевич, факт есть факт. С чего бы ему самому начинать общение с петухом? Вот взял и просто так подошёл к Красовскому, при этом зная, что он вафлёр? Разговор завёл за отношения интимные.
– Ты думаешь, что он отпороть его хочет? Гена, у нас фаллос! – уточнил Васильев. – Это значит, что он сам пороться должен. Понимаешь?
– Василий Васильевич, а может он хочет, чтобы его самого отпороли? – не унимался Гена.
– Не пойму. Взрослый мужик, дед уже почти и пороться хочет? Что-то не складывается. Ты уверен, что твой Красовский ничего не перепутал?
– Василий Васильевич тут надо только на живца брать. Только на живца, иначе не поймать.
– Ты сначала дальше поработай по их отношениям, хорошо? А то нам с тобой на пару из-за твоего живца, как бы не пришлось по шапке получить от руководства. Понял?
– Понял. Только Вы мне и Красовскому зелёный свет по зоне выпишите, чтобы нас не трогали.
– Ради такого дела ходите, где хотите. Я Николаева предупрежу, он тоже в ожидании. Как никак, а первый раз в жизни деревянный член в зоне изъял.
Гена ушёл активно заниматься оперативной работой, так как это было в его интересах. Через три дня он опять пришёл к Васильеву.
– Василий Васильевич планы меняются. – с серьёзным видом сказал Гена.
– Так, как именно они меняются?
– Я теперь с ним дружу. Мы уже пару раз за жили-были поговорили, он наш человек. Однозначно! Сердцем чую.
– В смысле ты уже с ним дружишь? – удивился Васильев.
– Ну вот так получилось. Я Красовскому сказал, чтобы он ему на меня намекнул. Если нужно разнообразие – лучше ко мне. У меня и зелёный свет по зоне есть, засветиться невозможно. Он и согласился. Мы с ним вместе покурили, и он мне намекнул, что уединения хочет. Короче, попросил, чтобы я его отжарил.
– Ну ты даёшь! – выпучил глаза Васильев. – Когда ловить будем? Время идёт, надо быстрее его определять в твою команду. Только надо чтобы вас кто-то из мужиков с поличным поймал. В гарем заехать он должен обоснованно.
– Мы договорились с ним завтра в котельной встретиться в нашей комнатушке после обеда. Он как раз туда пойдёт сухие доски для маклей забирать.
– Слушай внимательно. В стене глазок сделай, мы туда мужика посадим. Надо ещё маячок какой-то придумать, чтобы он знак подал, когда вас ловить надо. Нитку на крышу выведи, а к ней флажок. К тебе от блатных человек подойдёт, скажет, что от меня. Ты ему всё по полочкам объясни, там сами разберётесь кого куда прятать. Понял?
– Понял. – ответил Гена и радостный побежал домой в ожидании пополнения своей банды.
Васильев вызвал Веню Бенедиктова и пояснил ему суть дальнейших планов. Все готовились к приёмке с поличным, особенно Гена Кочетков.
На следующий день в обед всё было готово. Специально обученный человек сидел за стенкой и смотрел в глазок. Он держал в руках верёвку, выведенную на крышу к флажку. Два порядочных мужика стояли на стрёме и ждали сигнала. Гена Кочетков ждал друга у себя в комнате в котельной. Васильев наблюдал театр действий из окон дежурной части.
Действительно, после обеда из промышленной зоны в котельную пришёл осужденный Курёнов Иван. Васильев засек время входа в котельную. Прошло десять минут, тишина. Двадцать минут, тишина. Тридцать минут, да что же они так долго, думал Васильев, любовники хреновы. Пол часа прошло, где флажок? Что даже за пол часа не обнялись ни разу что ли? Через сорок минут флажок взмыл вверх. Мужики побежали в котельную ловить голубей. Через две минуты все вышли из котельной, включая того, кто сидел за стенкой и наблюдал. Быстро они после флажка вышли, подумал Васильев, после чего сказал дежурному, чтобы он этих осужденных, которые вышли из котельной, завёл к нему в кабинет.
Первым в кабинет без очереди забежал Гена Кочетков.
– Василич, что так долго? Мне пришлось его второй раз шпилить. Он же старый, я уже через «не хочу» и «не могу», а никого нет и нет.
– Я не знаю. Меня же там не было. Ну я так понял взяли вас?
– Да, в последний момент. Я уже громко начал охать и ахать, только потом мужики забежали, но всё обошлось, в цвет нас взяли. Он как заорёт, что ни причём здесь, а куда там. Сверху на мне сидит, тут ему уже не сорваться.
– Не надо мне подробности вашего интима рассказывать. Ни к чему мне это.
Васильев вызвал атасника, который был ответственным за флажок.
– Ты что так долго? Чуть нам всю операцию не сорвал.
– Василий Васильевич, да я такое первый раз вижу. Я такого даже в порнухе не видел. Смотрю, как они там изгаляются, рот открыл от удивления и про флажок вообще забыл. То сверху, то снизу, то бочком. Хорошо, что Кочетков начал орать от удовольствия, я и вспомнил про флажок. Но мужики успели прибежать, в последнюю секунду успели.
Васильев пообщался с мужиками, которые взяли их с поличным, потом очередь дошла до Курёнова Ивана. Курёнов всё подтвердил, да, есть у него склонности к таким отношениям. Деревянный фаллос его личный, сам себе сделал, но кайфа от него нет, как от живого человека. Вот Курёнов и решил попробовать с Геной Кочетковым закрутить трали-вали.
Петров и Зубов от результатов операции Васильева были в шоке, так как сказывается старая советская школа. Они много повидали, но вот именно такое первый раз. Осужденный Курёнов отсидел пятнадцать суток в ШИЗО и заехал в гарем под кличкой Баба Ваня. Штат Гены Кочеткова увеличился на одну боевую единицу, чему он был несказанно рад.
ИК-12. Цветные карандаши
Две недели в изоляторе Калугина практически не трогали. Изредка подмолаживали, когда выгоняли на прогулку, но не более того. Калугин даже и не надеялся, что про него забыли. Он прекрасно понимал, что ему дают время поправить здоровье, а дальше неизвестно. Не каждый день зэки выпрыгивают из окон оперативного отдела. Плюс в этом был только один. Порядочные зэки в зоне, если и остались такие, наверно понимали, что он не сука, а простой мужик. Опущенный по беспределу, но не сломленный администрацией.
– Калугин, на выход. – крикнул прапорщик, открывая двери камеры ШИЗО. – Бегом, бегом, руки за спину.
Калугин побежал по коридору изолятора в кабинет оперативного отдела, где его уже ждали. Забежав в кабинет, он увидел Шмарова и ещё четырёх оперативников. Калуга встал по стойке смирно и прокричал доклад. Опера не обращали на него внимания. Все подкалывали Шмарова, удивляясь, как спортсмен будет пить стакан водки одним залпом. Если он не сможет этого сделать, то звёзды старшего лейтенанта носить нельзя. За каждый погон по стакану он обязан выпить. Андрей отшучивался и говорил, что ещё не вечер. Он их всех, вместе взятых, перепьёт.
– Здорово попрыгун. – сказал Шмаров Калугину. – Как дела?
– Здравствуйте гражданин начальник. Дела согласно распорядку дня.
– Это хорошо, какие планы на будущее?
– Да какие у меня планы, отбываю уголовное наказание. Планов нет.
– Ты чего добиваешься в этой зоне? Хочешь белой вороной быть?
– Никак нет гражданин начальник. Я не пойму почему меня постоянно избивают. На мне уже живого места нет.
– Сам виноват. На оперов работать не захотел и из окна выпрыгнул. Мы тебе жить дали, а ты про нас забыл.