– Геннадий Тимофеевич, по жалобе Ерохина готово заключение. На твоем месте я взяла бы отгул, чтобы привести дела в порядок. И сухарей бы насушила. Мешка два.
– Ты не можешь быть на моем месте, потому что я всегда сверху, – шепнул Явкин Ксении в висок.
На мгновение Ксению накрыла смесь запахов, в которой различались едва заметная горчинка от дорогих сигарет, пряная нотка парфюма и… чего-то странного… Невещественного… Неужели мужского обаяния?
Ксения не позволила себе заблуждаться.
– Явкин, оставь свои намеки для барышень из кулинарного колледжа. – Ноздри у нее подрагивали от сдерживаемой ярости.
Лифт причалил, двери кабины отползли в стороны и замерли в ожидании пассажиров.
Ксения медлила, и Явкин с видом законченного придурка ждал, когда она войдет в лифт первой.
– Мужчина получает удовольствие, если пропускает женщину вперед. Прошу. – Ничего не подозревающий Гена подписал себе приговор.
– Уверяю тебя,– процедила Ксения,– это не тот случай, когда мужчина пропускает женщину вперед.
Гена уставился на второго зама:
– Ты имеешь в виду, мы должны одновременно войти? Давай попробуем. Мне кажется, если я тебя обниму, у нас получится. Вообще, мне интуиция говорит, что у нас вдвоем все может получиться. Я бы даже сказал, не вдвоем, а наедине.
– А мне моя интуиция говорит, что с таким, как ты, наедине скучно.
Гена покровительственно потрепал Ксению по плечу:
– Моя девчонка не жалуется. Но, как говорится, нет предела совершенству. Я готов учиться, если учителем будешь ты. Только свистни. Или ты мужененавистница?
Явкин забыл ладонь на плече у Ксении, и она процедила сквозь зубы:
– Руку убери.
Внезапно в Ксении проснулось трусливое желание подняться на седьмой этаж пешком.
В последнее мгновение решила не уступать этому бонвивану. С какой стати?
Шагнула в лифт и с воинственным видом встала к стенке, вдоль которой тянулся поручень.
Гена нажал на кнопку седьмого этажа и словно невзначай положил руку на поручень. Ксения оказалась в ловушке. Чтобы скрыть смущение, с вызовом посмотрела на Явкина.
Глаза Явкина остановились на груди второго зама – под тонкой блузкой с цветочным рисунком угадывался кружевной бюстгальтер.
– Баркова, мне хорошо, когда женщине хорошо. Ты сможешь убедиться в этом, как только захочешь. – Тепло, исходящее от фигуры Явкина, ощущалось все явственней.
Ксения не знала, куда деваться, безотчетно перестала дышать и, кажется, втянула живот.
И неожиданно поймала себя на мысли, что за несколько лет знакомства впервые видит глаза племянника Мишустина так близко.
Глаза у Гены оказались водянисто-голубыми, и все в них просматривалось до самого дна. Даже случайно, даже по забывчивости создатель не оставил на этом дне ничего значительного. Вот если бы им добавить глубины, не без сожаления подумала Ксения, они были бы даже красивыми.
На панели погасла кнопка с цифрой «семь», лифт замер, Гена уронил руку-шлагбаум.
Испытав неимоверное облегчение, Ксения шагнула к выходу, царственно повернула шею.
– Если хочешь доставить мне удовольствие, перестань подворовывать на фирме. – Завершив пассаж, она покинула кабину, лифт отчалил, унося с собой сраженного наповал – так ей казалось – Гену.
Оказавшись на площадке между этажами, Ксения вдохнула прокуренный воздух.
«Ну и придурок», – в который раз поразилась она.
Из кабинета менеджеров выскользнула девичья фигурка с пачкой бумаги – дух ветра, Сильфида.
– Мышлявкина! – От злости Ксения даже вспомнила фамилию Сильфиды. – Это вы не выключили копировальный аппарат? Объявляю вам выговор.
С прямой спиной Ксения пронеслась мимо красной, как маков цвет, сотрудницы.
Заключение по жалобе Ерохина лежало у нее на столе. Она еще раз перечитала справку, из которой следовало, что вместо заказанной марки оборудования поставщик прислал его модификацию. На этот раз Гене удалось удержаться в седле: в бланке-заказе снабженцы указали именно то, что просил Ерохин.
С легким разочарованием Ксения вложила лист в прозрачный файл и стала думать про адвоката. Может, на самом деле, обратиться к мировому судье?
Глава 9
…Прочитав табличку на двери, Ксения приободрилась: «мировой судья Аксиониди Георгий Аполлонович» не мог оказаться бездушным сухарем, равнодушным к судьбе несчастного Левки.
Судья оказался плешивым пухлым коротышкой, впрочем не лишенным мужского обаяния. Ксении он явно симпатизировал: бросив на нее один-единственный оценивающий взгляд, держал себя как старый добрый друг.
Выслушав суть претензии, Георгий Аполлонович направил Ксению к девочке-секретарю. Та зарегистрировала заявление и выписала повестку Холину. Повестку девочка вручила оторопевшей Ксении со словами:
– У нас курьер на больничном – ногу сломал. Вы же заинтересованная сторона?
Получив подтверждение, девочка довела до заинтересованной стороны следующую мысль:
– Вот поэтому вам лучше не ждать, а самим вручить ответчику повестку. Только под личную подпись.
Из присутственного места Ксения вышла в полной прострации.
Легче было представить, как она вручит повестку Тугарину-змею, чем Холину, особенно с учетом Крона.
Если бы она знала, где этот Холин работает, еще можно было бы попробовать поймать его на рабочем месте и всучить повестку при свидетелях.
Тут Ксения признала, что девочка-секретарь знает свое черное дело: заседание суда назначено через две недели, терять время на поиски места работы Холина смерти подобно: если он не явится в суд, решение примут без него.
Потом «заинтересованное лицо», то есть она, Ксения Баркова, будет точно так же, высунув язык, носиться за Холиным, чтобы вручить ему решение суда. А чтобы он исполнил это решение, потребуются месяцы, и все будет тянуться до морковкина заговенья.
Следовало уже вечером отправиться на улицу Космонавтов и каким-то образом вынудить Холина поставить подпись на корешке повестки. Желательно кровью, не без злорадства подумала Ксения.
И она сделала первое, что, по здравом помышлении, сделала бы на ее месте каждая – позвонила своему ненаглядному другу Никеше.
И выслушала отповедь, похожую на запись на автоответчике:
– Солнышко, я сегодня никак не могу. Сегодня же понедельник, сегодня у меня тренировка.
– А ты не можешь пропустить тренировку? – упавшим голосом спросила Ксения. – Или перенести ее на завтра.
– Солнышко, что ты прямо как чужая? Конечно, не могу. Завтра другая команда тренируется. И пропустить не могу – мышцы постоянно нужно держать в форме.
Аргументация была слабенькой. Никакого криминала в том, чтобы Никита пропустил тренировку, Ксения не видела и все списала на лень своего друга, эгоизм и ненависть к суете. По этой причине даже вид спорта Никита выбрал несуетливый.
Неожиданно для себя она сказала:
– Знаешь, Рассветов, это не я, это ты чужой.
– Солнышко, у тебя критические дни? – с обидой спросил инструктор.
Ксения так и видела, как Никеша наморщил свой идеальный нос.
– Извини за беспокойство. Прощай. – Прозвучало пафосно, но Ксении было плевать на слог. В этот момент она была уверена, что отношения с Никешей зашли в тупик и ликвидировали сами себя, как космическая станция, отработавшая срок.
Глава 10
…Прокатывая между ладоней остро оточенный карандаш, Гена честно пытался работать.
На данный момент работа состояла в том, чтобы вникнуть в замечания, высказанные производственниками, и составить рекламацию на оборудование, а самолюбие, черт бы его взял, требовало: обидься, Гена.
«Если хочешь доставить мне удовольствие, перестань подворовывать на фирме», – вот как она выразилась.
Ведь что, мерзавка, сотворила: разбила предложение на две части. Пока он, открыв рот, вслушивался в журчащие переливы ее голоса, она сказала гадость и сиганула из лифта, вильнув бедром. И, конечно, он ничего не успел ответить этой змее, этой ведьме, потому что пока он пялился на ее попку (тут Гена вздохнул и заерзал в кресле), лифт тронулся, а он так и не придумал, что ответить. Ну хотя бы: «Сама дура».
Гена сунул карандаш в органайзер, вместо него извлек ручку с черной пастой. Потянулся к принтеру, достал несколько листов бумаги и положил перед собой.
Чистый лист вызывал у Гены желание оставить на нем свою подпись.
Этим Гена и занялся. Подпись была командирская, с нажимом, сильная и энергичная. Вот только с подчеркиванием Гена никак не мог определиться: снизу ставить или сверху? Нужно было потренироваться.
Рука тренировалась, голова думала – о Барковой, конечно.
Умная бы давно допетрила, что его кто-то подставляет, сказал себе с горечью Гена и понял, что сказал что-то важное.
Обижаться было приятней, чем думать, но мысль внедрилась в череп и застряла там, вызвав маету и внутреннее беспокойство.
Так и не решив, где ставить это самое подчеркивание, Гена приподнялся, перегнулся через стол, отправил лист в пустую корзину, сел и вернулся к началу размышлений: «Кто-то подворовывает на фирме дядьки Саньки. Баркова почему-то уверена, что это дело рук Геннадия Явкина. Тимофеевича», – добавил про себя Гена и раздул щеки.
Так вот: второй зам Баркова уверена, что Гена Явкин…
Кресло под Геной скрипнуло.
За кого она его принимает, эта злыдня Баркова?
Все просто. Кому-то очень нужно, чтобы злыдня отравляла ему существование.
Кому? Враг окопался где-то поблизости и наблюдает за Геной Явкиным?
Похоже на бред сумасшедшего.
Неудобные мысли плодоносили, как сорняки. В попытке избавиться от них, Гена клацнул «мышкой».
Выйдя в интернет, прошелся взглядом по курсу евро, доллара, фунту-стерлингу и зачем-то гривны, посмотрел температуру воздуха в Мармарисе, в Абу-Даби и на Сардинии и уже нацелился на завлекательную брюнетку в бикини, под которой красовалась подпись «развлечения для мужчин», как в кабинет влетел чем-то сильно раздраженный главный инженер Ерохин.
– Сколько это может продолжаться? – с порога потребовал отчета он. – Ты хоть за что-то отвечаешь в отделе?
Гена покраснел и закрыл сразу все окна на мониторе. Покраснел не от глупого вопроса Ерохина, а от того, что чуть не попался на ребяческом интересе к «развлечениям».
Чтобы скрыть смущение, Гена сделал важное лицо и откинулся на спинку стула:
– А что такое? – Вот как мы умеем, означал этот вопрос и эта поза.
– Где штукатурная станция?
– Какая станция?
– В девятиэтажке на третьем участке с сегодняшнего дня по плану начинаются штукатурные работы. Так?
– Ну? – Гена дернул могучими плечами.
– Бригада штукатуров вышла на работу, а станции нет. Где станция, Гена? – сердечно спросил Ерохин. – Или, по-твоему, можно ведрами таскать раствор на девятый этаж?
– А что ты с больной головы на здоровую валишь? – удивился Гена. – Эта ваша станция. И ты за нее отвечаешь.
– Память у тебя, Гена, девичья. Я был на больничном, акт подписывал ты. Ты должен был отследить движение станции с участка на участок.
– Да неужели? – осклабился Гена. – Это не я, а ты должен был отследить. Ты производственник, не я. И больничный ты уже закрыл.
– Хорошо, – отступился Ерохин. – Дай мне чистый лист.
В глазах у Гены зажглось любопытство, он потянулся к принтеру и захватил несколько листов.
Ерохин устроил крокодиловую папку на краю стола, устроился сам, придвинул лист и что-то застрочил.
Через минуту он поставил под строчками закрученную подпись и протянул Гене:
– Читай.
Гена пробежал глазами – это была докладная. Очередная… Вот дерьмо. На щеках у Гены проступил нездоровый румянец. Румянец не укрылся от Ерохина.
– Прочитал?
– Ну?
– Это я довел до твоего сведения. Давай сюда. Встретимся у шефа.
Гена вернул докладную, Ерохин сгреб папку и вымелся.
Ерохин вымелся, но осадок на душе у Гены Явкина остался.
В полном расстройстве Гена вышел в коридор и столкнулся с худородным цыпленком – молоденькой сотрудницей.
– Здравствуйте! – с некоторой восторженностью пискнул цыпленок.
Кажется, это чудо в перьях работало у Барковой и звали чудо, кажется, Танечкой.
– Здравствуйте. – Гена исторг тягостный вздох.
Было в фирме только одно место, где он мог успокоиться, – столовая.
…За хороший аппетит Дуся выделяла Явкина из общей массы сотрудников.
– Что-то на вас лица нет, Геннадий Тимофеич, – встретила она Гену.
– Та-а, – Гена скривился. – Есть тут субъекты разные, умеют настроение портить.
– А вы покушайте, Геннадий Тимофеевич, и все наладится. А то на голодный желудок все драмой оборачивается.
– Как ты говоришь? – Гена озадаченно смотрел на кухарку.
– А посмотрите на этого нашего тощего Ерохина – все у него плохо. Почему?
– Почему? – послушно повторил Гена.
– Потому что язвенник. Или второй зам. – Дуся понизила голос. – Почему такая злющая? Да потому что все на диете сидит.
– Дуся! – Генино лицо расплылось в улыбке. – Ты не буфетчица, а чистое золото.
От Дусиных слов ли, от наваристого ли украинского борща настроение у Гены поднялось на такую высоту, что Ерохин с его эпистолой закатился в запасной карман памяти – был у Гены такой специальный карман для неприятностей. Нечто вроде закромов Родины. Неприятности в нем пропадали бесследно.
– Всем приятного аппетита, – раздался голос Барковой, и сердцебиение и пульс у Явкина участились.
Гена оглянулся через плечо: второй зам прошла к стойке. На шпильках, в узких брючках и приталенном пиджаке… Волевым усилием Гена оторвал глаза от тугих ягодиц, обтянутых тканью…
Баркова выбрала два салата, паровую котлету и сок и устроилась у окна в профиль к Гене.
За минуту до этого мечтающий о добавке Гена как-то враз потерял аппетит.
Язва и задавака Баркова бесила его хотя бы уже тем, что дядька Санька приводил Гене второго зама в пример. Баркова то, Баркова се…
И себя содержит в порядке, и отдел работает, как отлаженный механизм, и отчеты радуют искушенный дядькин глаз, а ответы на любой вопрос – слух.
Гена же был небрежен, толком не мог составить служебную записку. Вечно то излишне сократит, то излишне растянет содержание, то начало с заключительной частью увязать не может. И порядка у него в бумагах не наблюдается, все время что-то теряет…
Ну и черт с ним со всем. Не в работе счастье.
Гена доел, влил в себя сок, салфеткой промокнул рот, отнес грязную посуду на специальный столик, сказал Дусе «спасибо» и с видом оскорбленного достоинства покинул столовую.
Дуся проводила любимца сочувствующим взглядом.
Глава 11
… Судный день приближался, тянуть с повесткой больше было нельзя.
Нужно было ехать к Холину, а ехать было страшно и взять с собой – некого.
Гордость не позволяла Ксении звонить Рассветову, а он не беспокоил ее своими звонками, не осаждал и не преследовал, на что она в тайне надеялась.
И вместо того, чтобы субботу посвятить хозяйству и себе, Ксения приняла героическое решение прямо с утра отвезти Холину опостылевшую бумажонку и забыть о ней.
Постояла под душем, с удовольствием облачилась в джинсы и джемпер, обула мокасины, хотя в обуви без каблуков у нее развивались комплексы, она казалась себе полноватой и низкорослой.
После ночного дождя воздух был пропитан стылой моросью.
Открывая гараж, чертыхнулась и поклялась сегодня же купить газету «Из рук в руки» и найти объявление «Хозяин на час».
Ксения хмыкнула. Звучало многообещающе. Или это только плод ее воображения? Хозяин на час!
Конечно, мама права, и мужик в доме нужен. Но пока ее вполне устроит рукастый «хозяин на час», лишь бы он умел смазывать и менять замки.
Вот выпихнуть бы маму замуж…
Под эти наивные мечты Ксения незаметно доехала до улицы Космонавтов и пристроила «Ауди» возле приснопамятного металлического гаража.
И снова сердце сжалось от дурного предчувствия.
С Тугариным-змеем она еще справится, а вот с ротвейлером… Лишь бы собака была в наморднике, лишь бы не выскочила неожиданно… А то есть все шансы продолжить список жертв.