– Ну это уж вы слишком! – возмутился Марьин. – Зачем же так обобщать?! Из-за нескольких продажных сволочей нельзя же поливать грязью всех. Мы тоже боремся с такими… предателями и когда-нибудь очистимся от них. Рано или поздно все они понесут заслуженное наказание…
– Ну–ну, дай–то Бог, – со вздохом сказал я. – Только верится с трудом, Максим Максимович.
Мы замолчали. Я рассердился на себя за то, что бросился в словесную перепалку. Да надо же – на какую еще тему! Но когда можно было еще выговориться перед милицейским чином? И меня снова понесло:
–– Извините, Максим Максимович, но вы меня не убедите в скором торжестве справедливости и закона. Слишком далеко все зашло, слишком много заинтересованных в продолжении этого бардака и беспредела. Это становится нашим образом жизни. Честно работать уже почти никто не хочет. Да что там рассуждать об этом! Вы посмотрите, что творится… Нет, мы –обреченный и проклятый народ, у нас нет будущего. Мы – обезумевшие голодные рабы, внезапно получившие свободу и воспринявшие ее как свободу грабить и насильничать. В 17–м это уже было, теперь у нас новая революция –криминальная. Причем в нее вовлечено большинство населения…
– Опять вы преувеличиваете, Николай Владимирович, – возразил Марьин, но уже спокойно. – Что же, по–вашему, весь народ – преступники?
– Почти… В селах – воруют поголовно. Уже растащили все, что только можно было утащить… и пропили. На тех, кто не ворует, смотрят как на белых ворон. А в городах что? На одного честного предпринимателя, который действительно пытается производить что–то полезное и нужное, опираясь только на свою энергию и талант, приходится не менее десятка таких, которые всю свою энергию направляют на аферы, безбожно обманывая друг друга и всех вокруг. Опять обман и воровство. Вы что же, думаете, что можно сколотить такие огромные состояния за год, находясь в рамках закона? В цивилизованном мире подобное и не снилось даже на заре капитализма… И всех этих бизнесменов нещадно "доят" бандиты. Опять тот же принцип – отнимать и делить! Точно так же ведет себя и государство, давя непомерными налогами, да еще чиновники–паразиты кровушку сосут. Всем дай, дай, дай!..
Я перевел дыхание и с излишней горячностью продолжил:
– Все мы живем только за счет материальных ценностей, созданных каторжным трудом прошлых поколений, то есть наших отцов и дедов, которых вдобавок еще и ограбили окончательно. Ну и как жить дальше? Какой уж тут оптимизм, Максим Максимович?! Даже дети мечтают стать не летчиками или врачами, а бандитами и проститутками, потому что хорошо усвоили, что можно стать богатым и не напрягаясь, если у тебя есть наглость и крепкие кулаки…
– А вы, должно быть, сильно обижены жизнью? – осторожно спросил Марьин, внимательно выслушав мою тираду.
– Да уж, пришлось хлебнуть… – тихо ответил я. – Ладно, не будем об этом.
– Согласен… Споры на эту тему не бывают продуктивными, они только раздражают людей, – майор произнес эти слова с горькой усмешкой.
Наступило тягостное молчание. Только ровное урчание мотора да шуршание шин по асфальту были слышны в салоне машины. Я мысленно выругал себя за несдержанность и бессмысленную дискуссию, но быстро успокоился, вновь обретя уравновешенность в душе. Марьин сидел рядом, задумчиво глядя в ветровое стекло на маячащий впереди роскошный "Мерседес", и я сменил тему разговора, негромко сказав ему:
– Максим Максимович, если хотите, я могу помочь вам с ремонтом.
– В самом деле? – оживился он, посмотрел на меня с надеждой, но тут же смущенно продолжил: – К сожалению, я вряд ли смогу воспользоваться вашей помощью, Николай Владимирович. На данный момент я…неплатежеспособен, а ремонт обойдется в кругленькую сумму.
– Ну, это можно уладить… У нас на складе есть старенький ноль третий двигатель, но вполне годный. Найдутся и еще кое–какие запчасти… Так что вам нужно будет оплатить только работу наших парней, можно даже в рассрочку. Такой вариант вас устроит? – Я улыбнулся, увидев, как он обрадовался неожиданному разрешению проблемы.
– Конечно, это бы меня устроило. Но ведь и запчасти стоят немало.
– Совсем немного, – успокоил я, – не больше двадцати процентов стоимости новых. Нам они все равно не нужны, так как мы не занимаемся ремонтом "Жигулей". Вашу машину я посмотрю сам, будет бегать, как новая, если не станете насиловать ее.
– Спасибо, Николай Владимирович, – просиял Марьин. – Не знаю, как и благодарить вас. Вы меня очень выручили: без машины мне никак, нельзя.
– Да не за что, – усмехнулся я. – Хорошему человеку помочь всегда приятно.
– А вы считаете меня… хорошим? – с улыбкой спросил Марьин. – Я же мент, возможно, даже взятки беру.
– Нет, вы – не берете. Это видно невооруженным глазом. Те, кто берет, на таких развалинах не ездят, они предпочитают что-нибудь крутое, – в тон ему ответил я и сдержанно рассмеялся. – Вы – честный мент, а это – редкость в наше время.
– Ну, не такая уж редкость, Николай Владимирович. Просто честные люди незаметны…
– Возможно, вы правы… Однако вам придется как–то обойтись без машины дня три. Сможете?
– Постараюсь. Три дня – не срок. В любой другой мастерской такой ремонт делают дольше.
Мы продолжали разговор еще минут десять, пока я не свернул на широкий проспект, стрелой пронзающий жилые кварталы и упирающийся в Прибрежный парк. Посмотрев на Марьина, я спросил:
– Где вам лучше остановить?
– Возле остановочки, пожалуйста… – ответил он.
Вскоре я затормозил у обочины, и мы, коротко попрощавшись, расстались. Майор быстрым шагом пересек проспект и направился к остановке, к которой уже подъезжал желтый "Икарус". Я посмотрел на номер маршрута и понял, что Марьин спешил в поселок, в дом Козлова. Усмехнувшись, я нажал на педаль газа, и машина рванулась вперед, быстро набирая скорость.
Как я и обещал Марьину, его "жигуленок" отремонтировали за три дня. Лично проверив автомобиль на ходу, я позвонил ему в конце рабочего дня и сообщил эту приятную новость.
На следующий день он явился за машиной чуть свет. Когда я ровно в восемь подъезжал к воротам фирмы, майор уже сидел на лавочке у крыльца офиса и в ожидании меня курил какие-то дешевые болгарские сигареты. Я припарковал машину на небольшой стоянке возле здания и помахал ему рукой.
– Максим Максимович, идемте, ваша "ласточка" стоит в гараже.
– Доброе утро, Николай Владимирович! – приветливо воскликнул Марьин, подходя ко мне.
– Доброе… – ответил я на приветствие и жестом пригласил его за собой.
– Неужели уже управились?!
– Да, как обещал… Сейчас сами убедитесь. Прошу, – сказал я, открывая дверь в стальных воротах гаража и пропуская Марьина вперед.
Пока майор заводил двигатель, я открыл ворота и сел рядом.
– Ну что, Максим Максимович, вперед?
– Совсем другое дело, – ответил он с улыбкой, прислушиваясь к ровному шуму мотора, и плавно вырулил из гаража.
Сделав несколько кругов вокруг зданий фирмы, он затормозил у ворот и с благодарностью сказал:
– Отлично! Вот уж не думал, что эта консервная банка еще побегает. Вы ее просто реанимировали, Николай Владимирович. Большое вам спасибо! – Замявшись на минуту, Марьин спросил: – Сколько я должен за ремонт?
– Что–то около полутора миллионов, – ответил я. – Счет у мастера. Но вы можете оплатить частями в рассрочку.
– Ну, просто не знаю, как вас благодарить. Вы меня спасли, Николай Владимирович… Может, посидим вечером в ресторане? – не очень уверенно предложил Марьин. – Должен же я как–то отблагодарить вас.
– За приглашение – спасибо, но… ресторан – это излишне. Скажите, Максим Максимович, вы любите рыбалку?
– Вообще–то да, но уже не помню, когда выбирался в последний раз.
– Вот и хорошо. Я тоже давно хотел расслабиться, да компании не было. Предлагаю заменить ресторан вылазкой на природу. Ну как, идет?
– Идея замечательная, – обрадовался Марьин. – Я согласен. И куда же поедем?
– Это на ваше усмотрение, ведь я пока в округе плохо ориентируюсь.
– Вы в городе недавно?
– Да, зимой приехал.
– Ладно, свожу вас на одно чудное место. Сам там не был года три, но, думаю, разочарованы не будете. Снасти и экипировку возьму на себя.
– Хорошо, а я запасу провиант, – вставил я. – Во сколько мне заехать за вами, Максим Максимович?
– О, выезжать надо пораньше, чтобы зорьку не пропустить. Давайте в четыре.
Как и было договорено, я заехал за Марьиным в четыре утра, когда ночная тьма стала чуть редеть. Максим Максимович уже стоял у крыльца подъезда, одетый в потертый джинсовый костюм, в резиновых сапогах. Возле него стоял объемистый и тяжелый рюкзак, вместивший в себя все необходимое для нас двоих, и удочки в чехлах. Запихнув рюкзак на заднее сиденье "девятки", Марьин сел рядом со мной, и мы тронулись в путь.
– Куда едем, Максим Максимович? – спросил я, выезжая на улицу.
– Пока к Московской магистрали, а дальше буду руководить.
– Если вы не против, давайте на ты? – предложил я.
– Согласен, Николай, – ответил Марьин с дружеской улыбкой. – Ты прав, на рыбалке выкать излишне. К тому же я не намного младше.
– Тридцать девять? – попытался угадать я.
––Нет. Тридцать семь. Просто выгляжу старше. Но все равно почти ровесники, – Марьин похлопал себя по карманам, отыскивая сигареты. Я достал початую пачку "Ротманс" и положил на панель.
– Угощайся, это лучше болгарских.
– Спасибо… А как ты узнал, что я курю болгарские? – удивленно спросил он.
– По запаху… Когда–то я тоже предпочитал их, средства не позволяли курить что–то получше.
– Были и такие времена? – шутливо спросил Марьин.
– Были, Максим, и очень долго… Это я теперь могу себе кое–что позволить, а раньше… Тоже тянул от получки до аванса, – ответил я, закуривая сигарету.
Завязался разговор. Мы старались получше узнать друг друга, и когда подъезжали к магистрали, то уже нам казалось, что знакомы не один год.
– Куда теперь, Максим? – спросил я, притормаживая перед въездом на широкое шоссе с разделительной полосой, по которой, несмотря на ранний час, мчались самые нетерпеливые транзитники.
– Направо и под мост. Знаешь, где находится Федоровка?
Я кивнул головой. Еще бы не знать! Здесь я бывал столько раз!
Минут через двадцать мы въехали в поселок. Слева и справа вдоль длиннющей главной улицы, пронзающей его насквозь, громоздились крутые особняки, возвышаясь над обычными старенькими сельскими домами, а за ними блеснули золотом луковки куполов новой церкви. Старая, в которой "при социализме" находился то склад, то магазин "Сельпо", теперь тоже сверкала свежими красками, радуя старичков и старушек.
Впрочем, у меня, опять же, и тут был свой взгляд на вещи. Не нравилось, что со времен перестройки религия для многих стала модным имиджем. Бывшие коммунисты–атеисты в удивительном порыве потянулись в церкви, отчего частенько возникала ехидная мыслишка: уж не за индульгенциями ли они направились?! А вслед за ними спасать душу ринулась и братва, нацепившая на золотые цепи золотые же распятия. Скорее всего, чтобы совесть не мучила после очередного дельца. Бог все простит… если его немножечко подмазать, Бог – не падла. Вот и понесла братва пожертвования на храмы, вырастающие из–под земли как грибы, видно, много грехов накопилось…
Поселок закончился, дорога нырнула вниз по склону, и по обе стороны потянулись дачи. Здесь не было роскошных дворцов, как в Приморском или Ягодном, здесь на четырех–шести сотках стояли самые обычные дачные домики. Хозяева этих "фазенд" гнули спины над грядками все свои выходные и праздники, отгулы и отпуска. Все ради того, чтобы в семье было хоть немного овощей и фруктов. Время, труд и пот, разумеется, не в счет. Когда–то и я копался в земле и навозе, словно червь, стараясь добавить несколько мешков картошки, моркови, капусты и прочей зелени к своей нищенской инженерской зарплате. Боже, как давно это было, словно в прошлой жизни…
Уже светало, когда мы, миновав конечную остановку дачных маршрутов автобусов, выехали на укатанную грунтовку и еще минут через двадцать Максим указал на едва приметную колею, сворачивающую вправо к берегу. Пропетляв среди рощиц и овражков, мы выехали к изумительному по красоте месту неподалеку от устья шлюзового канала. Открывшаяся отсюда панорама завораживала, природа словно излучала какую–то особую живительную энергию, наполняя душу радостью и заряжая тело бодростью. Я остановил машину у раскидистой старой ветлы, склонившей ветви к самой воде, и вышел, вдыхая полной грудью прохладный утренний воздух. Хотелось петь от ощущения свободы и беспредельности пространства, манящего вдаль к туманному горизонту. Я потянулся, разминая затекшую спину, и с улыбкой сказал:
– Не знаю, какой будет рыбалка, но место и впрямь чудесное…
– Нравится? – улыбнувшись в ответ, спросил Марьин и оптимистично добавил: – Ничего, что-нибудь все равно поймаем.
Прихватив снасти и наживку, которую, как сказал Максим, он купил вчера вечером у соседа–рыбака, мы поспешили к берегу. Рыбалка и в самом деле удалась. Часа через три, когда яркое весеннее солнце затопило окрестности, в наших садках трепыхались несколько судачков и налимов, не считая ершово–окуневой мелочи и красноперок, а под занавес Марьину повезло, и он вытянул отличного налима килограмма на три с половиной–четыре. Не сговариваясь, мы решили ограничиться этим уловом и, собрав снасти, быстро разложили костерок. Максим сразу же занялся рыбой, а я достал из багажника приготовленную снедь, вино и пиво, разложил импровизированную скатерть–самобранку, а потом принялся за шашлыки. Скоро вокруг расплылся будоражащий запах походного пира. Изрядно проголодавшись, мы отдались чревоугодничеству, продолжая нескончаемую беседу "про жизнь".
Как-то незаметно разговор вновь затронул щекотливую тему. Взглянув на задумчивое и усталое лицо Марьина, я в шутку спросил:
– Что, Максим, совсем работа заездила? А толк–то хоть есть?
– Да уж, – согласился он, – приходится несладко… Но ничего, я уже привык к этому, да и другой работы просто не мыслю. Толку, правда, маловато, но дело делаю честно и себя мне упрекнуть не чем.
– Слушай, я вот никак не могу понять, почему милиция распыляет свои силы на поиск киллеров, убивающих таких же преступников? Ну, мочат бандиты друг друга и пусть, не мешайте им. Должна же происходить какая–то саморегуляция их численности, раз уж посадить их не можете.
– Опять провоцируешь? – вздохнув, ответил Марьин. – Ты же знаешь, что я тебе отвечу. С точки зрения закона, все граждане равны перед ним и находятся под его защитой.
– Даже откровенные бандиты? – с иронией спросил я.
– Пока человек не осужден судом, он не считается преступником, следовательно, на него распространяется и защита закона от… каких–либо угроз его жизни и здоровью.
– Трогательная забота. Вот только когда дело касается защиты простого трудяги, а не крутяка, рвения и сил у милиции уже не остается. И это в лучшем случае… Знаешь, я думаю, что дело может дойти до того, что люди отчаются искать у вас защиту и начнут действовать самостоятельно.
– Что ты имеешь в виду? – насторожился Марьин.
– Да то, что они будут создавать нечто вроде отрядов самообороны или "эскадронов смерти", как в Латинской Америке. Раз власть не способна противодействовать преступности, то что еще остается? Закона об оружии нет до сих пор. Я имею в виду нормальное оружие, которым можно защититься, а не детские пугачи. Человек голенький и беззащитный и дома, и на улице, а у бандитов есть все вплоть до гранатометов и ракетных установок. Дичью быть никто не хочет. Так уравняйте хотя бы шансы. Как говорят американцы: "Господь Бог создал людей, а полковник Кольт сделал их равными".